Фрэнсис Фукуяма

Конец истории и последний человек

Francis Fukuyama

THE END OF HISTORY AND THE LAST MAN

Перевод с английского М. Б. Левина

Компьютерный дизайн В. А. Воронина

© Francis Fukuyama, 1992

Благодарности

«Конец истории» никогда бы не появился на свет, ни в виде статьи, ни в виде этой книги, если бы не приглашение прочесть лекцию в 1989/90 учебном году, которое мне сделали профессор Натан Тарков и профессор Аллан Блум из «Центра Джона М. Олина по исследованию теории и практики демократии» при Университете Чикаго. Они оба – преподаватели с большим стажем и мои друзья, от которых я потрясающе много почерпнул за годы знакомства – в частности (но не только), политическую философию. Эта лекция легла в основу хорошо известной статьи, к чему приложили немалые усилия Оуэн Гаррис, редактор журнала «Национальный интерес», и небольшой штат сотрудников этого журнала. Эрвин Глайкс из «Свободной прессы» и Эндрю Франклин из «Хэмиш Гамильтон» убедили меня превратить эту статью в книгу и приложили руку к редактированию окончательного варианта рукописи.

Настоящий том невероятно много выиграл от бесед с друзьями и коллегами и чтения их работ. Наиболее важный вклад внес Абрам Шульский, который найдет в книге много своих идей и озарений. Я бы хотел выразить особую благодарность Ирвингу Кристолу, Давиду Эпштейну, Алвину Бернштейну, Генри Хигуэра, Йошихиса Комори, Йошио Фукуяма и Джорджу Холмгрену, которые нашли время прочесть книгу в рукописи и сделать свои замечания. Кроме того, я хотел бы поблагодарить многих людей, знакомых со мной и не знакомых, которые дали полезные комментарии по разным аспектам настоящей работы, когда она представлялась на различных семинарах и лекциях в стране и за рубежом.

Джеймс Томсон, президент корпорации RAND, был столь любезен, что предоставил мне кабинет на время работы над книгой. Гэри и Линда Армстронг оторвали время от написания собственных диссертаций и помогли мне собирать материал, а также дали множество ценных советов по темам книги в процессе написания. Розали Фонорофф помогла вычитать рукопись. Вместо стандартных благодарностей машинистке я должен, наверное, выразить признательность разработчикам микропроцессора Intel 80386.

И последнее, но самое важное: это моя жена, Лаура, вдохновила меня на написание исходной статьи и этой книги, это она все время была рядом со мной при всех критиках и возражениях. Она была внимательным читателем рукописи, и невозможно перечислить все ее вклады в окончательную форму и содержание книги. Моя дочь Джулия и сын Дэвид, который решил родиться в процессе написания книги, тоже мне помогли – просто тем, что они есть на свете.

Вместо предисловия

Дальние истоки данной книги лежат в статье, названной «Конец истории?», которую я написал в 1989 году для журнала «Национальный интерес». В ней я утверждал, что за последние годы во всем мире возник небывалый консенсус на тему о легитимности либеральной демократии как системы правления, и этот консенсус усиливался по мере того, как терпели поражение соперничающие идеологии: наследственная монархия, фашизм и последним – коммунизм. Более того, я настаивал, что либеральная демократия может представлять собой «конечный пункт идеологической эволюции человечества» и «окончательную форму правления в человеческом обществе», являясь тем самым «концом истории». Это значит, что в то время как более ранние формы правления характеризовались неисправимыми дефектами и иррациональностями, в конце концов приводившими к их крушению, либеральная демократия, как утверждается, лишена таких фундаментальных внутренних противоречий. Это утверждение не означает, что стабильные демократии, такие как США, Франция или Швейцария, лишены несправедливостей или серьезных социальных проблем. Но эти проблемы связаны с неполной реализацией принципов-близнецов: свободы и равенства, а не с дефектами самих принципов. Хотя какие-то современные страны могут потерпеть неудачу в попытке достичь стабильной либеральной демократии, а другие могут вернуться к иным, более примитивным формам правления, вроде теократии или военной диктатуры, но идеал либеральной демократии улучшить нельзя.

Опубликованная статья вызвала необычайно большой поток комментариев и возражений, сначала в Соединенных Штатах, потом в таких различных странах, как Англия, Франция, Италия, Советский Союз, Бразилия, Южная Африка, Япония и Южная Корея. Критика звучала в любой возможной форме; некоторые возражения были связаны просто с непониманием моего изначального намерения, авторы других сильнее вникали в мои доводы. Многих в первую очередь смущал смысл, который я вкладывал в слово «история». Понимая историю в обычном смысле, как последовательность событий, мои критики указывали на падение Берлинской стены, на подавление китайскими коммунистами волнений на площади Тяньаньмэнь и на вторжение Ирака в Кувейт как на свидетельства, что «история продолжается», тем самым доказывая мою неправоту.

Но то, что, по моему предположению, подошло к концу, – это не последовательность событий, даже событий серьезных и великих, а История с большой буквы – то есть история, понимаемая как единый, логически последовательный эволюционный процесс, рассматриваемый с учетом опыта всех времен и народов. Такое понимание Истории более всего ассоциируется с великим немецким философом Гегелем. Его сделал обыденным элементом интеллектуальной атмосферы Карл Маркс, свою концепцию Истории заимствовавший у Гегеля; оно неявно принимается нами при употреблении таких слов, как «примитивное» или «развитое», «традиционное» или «современное», в применении к различным видам человеческого общества. Для обоих этих мыслителей существовал логически последовательный процесс развития человеческого общества – от примитивного племенного уклада, основанного на рабстве и жизнеобеспечивающем земледелии, к различным теократиям, монархиям и феодальным аристократиям, к современной либеральной демократии и к капитализму, основанному на современных технологиях. Этот эволюционный процесс не является ни случайным, ни непостижимым, даже если развивается он не по прямой и даже если усомниться, что человек становится счастливее или лучше в результате исторического «прогресса».

И Гегель, и Маркс верили, что эволюция человеческих обществ не бесконечна; она остановится, когда человечество достигнет той формы общественного устройства, которая удовлетворит его самые глубокие и фундаментальные чаяния. Таким образом, оба эти мыслителя постулировали «конец истории»: для Гегеля это было либеральное государство, для Маркса – коммунистическое общество. Это не означало, что остановится естественный цикл рождения, жизни и смерти, что больше не будут происходить важные события или что не будут выходить сообщающие о них газеты. Это означало, что более не будет прогресса в развитии принципов и институтов общественного устройства, поскольку все главные вопросы будут решены.

Настоящая книга не есть повторение моей статьи и не является попыткой продолжить дискуссию с ее многочисленными критиками и комментаторами. Менее всего ее целью является разговор о конце «холодной» войны или о любой другой животрепещущей теме современной политики. Хотя данная книга наполнена последними мировыми событиями, тема ее возвращает нас к очень старому вопросу: действительно ли в конце двадцатого столетия имеет смысл опять говорить о логически последовательной и направленной Истории человечества, которая в конечном счете приведет большую часть человечества к либеральной демократии? Ответ, к которому я пришел, утвердительный по двум различным причинам. Одна из них относится к экономике, другая – к тому, что называется «борьбой за признание» (struggle for recognition).

Конечно, недостаточно обратиться к авторитету Гегеля, Маркса или любого из их современных последователей, чтобы обосновать направленность Истории. За те полтора столетия, что прошли после написания их работ, их интеллектуальное наследство подвергалось непрестанным атакам со всех сторон. Наиболее углубленные мыслители двадцатого столетия нападали на самую мысль о том, что история есть процесс логически последовательный и познаваемый; разумеется, такие мыслители отрицали возможность, что какой бы то ни было аспект человеческой жизни философски познаваем. Мы, жители Запада, выработали у себя глубокий пессимизм относительно возможности общего прогресса демократических институтов. Этот пессимизм не случаен, но порожден поистине страшными политическими событиями первой половины двадцатого века – две разрушительные мировые войны, взлет тоталитарных идеологий и обращение науки против человека в виде ядерного оружия и разрушения окружающей среды. Жизненный опыт жертв политического насилия прошедшего века – от переживших гитлеризм или сталинизм и до жертв Пол Пота – противоречит допущению, что на свете существует исторический прогресс. И конечно же, мы настолько привыкли теперь ожидать от будущего плохих вестей относительно здоровья, безопасности или достойной, либеральной и демократической политической практики, что нам трудно узнать хорошие новости, когда они появляются.

Книга Фукуямы больше всего похожа на два толстых сухих коржа, между которых едва просматривается до обидного тонкий слой аппетитной начинки.

Теория «слома эпох», развиваемая Фукуямой, представлялась мне довольно любопытной. Человечество как раз сейчас переживает переход от индустриального общества к информационному, когда прежние ценности разрушены, а новые еще не сформированы. Как и все перемены, переход не может быть безболезненным. Изменяется рынок труда, женщины работают все больше и их доходы увеличиваются, семьи разрушаются, детей рождается все меньше, преступность растет – вот основные проблемы Великого Разрыва, тесно между собою связанные. Хотя кое-какие их этих пунктов сами по себе явления положительные, они оказывают неоднозначное влияние на остальные.

Поскольку книга в основном базируется на американском материале, автор много внимания уделяет вопросам индивидуализма, либеральных ценностей и той легкости и естественности, с которой американцы объединяются в группы и сообщества. Индивидуализм, являющийся величайшей ценностью американской нации, достиг опасных масштабов. Люди тоскуют по сплоченному обществу, но при этом никто не готов поступиться своими индивидуалистскими ценностями и настроениями. Хотеть всего и сразу – вот основная проблема современных людей. Они быстро и охотно вступают в различные группы и объединения (если, конечно, это не слишком обременительно), но сами эти группы остаются слабыми, с ненадежными связями, а за их пределами – все те же одиночество, недоверие и пустота. Феномен миниатюризации общества, выражающийся в наличии множества групп, влияние которых, однако, слабое и неустойчивое. Вряд ли в ближайшее время получится разрешить это противоречие, когда люди хотят одновременно проявлять моральный индивидуализм и быть частью общности. Эти-то рассуждения и представляют собой ту самую начинку, пусть даже обсуждать эту тему – все равно что толочь воду в ступе.

Вопросы формирования норм морали и правил, социального капитала, групп, сетей и иерархий занимают большую часть книги. Главы с названиями вроде «Границы спонтанности и неизбежность иерархии» вызывают мало энтузиазма. Смахивает на учебник по социологии, степень увлекательности соответствующая.

Фрэнсис Фукуяма затрагивает много глубоких и потенциально интересных аспектов. Не начинает ли культурный релятивизм в какой-то момент разрушать сам себя? Не принесла ли Таблетка большего освобождения мужчинам, чем женщинам? Может ли «закончиться» социальный капитал? Проблема в том, что автор часто берет такой раздражающе сухой и самоуверенный тон, что с ним хочется немедленно начать спорить даже тогда, когда он говорит дельные вещи. И сама книга, повторюсь, сухая, напичканная статистикой и нечитаемыми диаграммами, за что, конечно, ответственно отвратительное качество печати. Вот уж чего не ожидала от этой вроде бы добротной серии.

Френсис Фукуяма - видный американский политолог, футуролог и социолог японского происхождения. Родился 27 октября 1952 года в Чикаго. Получил степень бакалавра в Корнеллском университете, защитил диссертацию по внешней политике СССР и ближневосточной политике в Гарварде.

С 1979 года по настоящее время является членом Департамента политических наук копорации RAND в Вашингтоне (округ Колумбия).

В 1981–1982 и 1989 годах работал в Штабе планирования политики при государственном департаменте США, сначала как специалист по вопросам ближневосточной политики, а затем в качестве заместителя директора по европейским военно-политическим вопросам. В 1981–1982 годах входил в состав делегации США на египетско-израильских переговорах по Палестинской автономии.

Почетный доктор Connecticut College, Doane College, член наблюдательных советов следующих организаций: National Endowment for Democracy, The National Interest, и The New America Foundation, член редакционной коллегии журнала «The Journal of Democracy». Сотрудник факультета общественной политики Университета Джорджа Мейсона. Автор более 80 работ, в том числе «Конец истории и Последний человек» (1992), которая завоевала премию литературной критики журнала «Лос-Анджелес таймс», а также международную премию «Premio Capri».

Ф. Фукуяма ворвался в научную элиту, когда его статья «Конец истории?» была опубликована в журнале «The National Interest» летом 1989 года. Затем последовала одноименная книга («The End of History and the Last Man», 1992), а летом 1999-го «The National Interest» отвел чуть ли не половину номера для специальной дискуссии вокруг статьи, всколыхнувшей мир десятью годами ранее (см. «Francis Fukuyama’s Second Thoughts» - «The National Interest», Summer 1999,? 56, p. 15–44). К этому времени профессор Фукуяма был автором уже четырех книг: за «Концом истории» последовали «Trust: The Social Virtues and the Creation of Prosperity» (1995), «The End of Order» (1997) и «The Great Disruption: Human Nature and the Reconstitution of Social Order» (1998), к которым в последние годы прибавились еще две: «Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution» (2002) и «State-Building. Governance and World Order in the 21st Century» (2004).

Мы приведем ключевые положения статьи Френсиса Фукуямы «Конец истории?» со своими небольшими комментариями. Напомним читателям, что данная концептуальная статья была опубликована в 1989 году.

ИЗ СТАТЬИ Ф. ФУКУЯМЫ «КОНЕЦ ИСТОРИИ?»

…Наблюдая, как разворачиваются события в последнее десятилетие или около того, трудно избавиться от ощущения, что во всемирной истории происходит нечто фундаментальное.

Триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив.

То, чему мы, вероятно, свидетели, - не просто конец «холодной войны» или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления.

Представление о конце истории нельзя признать оригинальным. Наиболее известный его пропагандист - это Карл Маркс, полагавший, что историческое развитие, определяемое взаимодействием материальных сил, имеет целенаправленный характер и закончится, лишь достигнув коммунистической утопии, которая и разрешит все противоречия. Впрочем, эта концепция истории - как диалектического процесса с началом, серединой и концом - была позаимствована Марксом у его великого немецкого предшественника, Георга Вильгельма Фридриха Гегеля.

Макс Вебер начинает свою знаменитую книгу «Протестантская этика и дух капитализма» указанием на различия в экономической деятельности протестантов и католиков. Эти различия подытожены в пословице: «Протестанты славно вкушают, католики мирно почивают». Центральная тема работы Вебера - доказать вопреки Марксу, что материальный способ производства - не «базис», а, наоборот, «надстройка», имеющая корни в религии и культуре. И если мы хотим понять, что такое современный капитализм и мотив прибыли, следует, по Веберу, изучать имеющиеся в сфере сознания предпосылки того и другого.

Действительно ли мы подошли к концу истории? Другими словами, существуют ли еще какие-то фундаментальные «противоречия», разрешить которые современный либерализм бессилен, но которые разрешались бы в рамках некоего альтернативного политико-экономического устройства? Поскольку мы исходим из идеалистических посылок, то должны искать ответ в сфере идеологии и сознания. В уходящем столетии либерализму были брошены два главных вызова - фашизм и коммунизм.

Согласно первому, политическая слабость Запада, его материализм, моральное разложение, утеря единства суть фундаментальные противоречия либеральных обществ; разрешить их могли бы, с его точки зрения, только сильное государство и «новый человек», опирающиеся на идею национальной исключительности. Как жизнеспособная идеология, фашизм был сокрушен Второй мировой войной. Это, конечно, было весьма материальное поражение, но оно оказалось также и поражением идеи.

Гораздо более серьезным был идеологический вызов, брошенный либерализму второй великой альтернативой, коммунизмом. Маркс утверждал, на гегелевском языке, что либеральному обществу присуще фундаментальное неразрешимое противоречие: это - противоречие между трудом и капиталом. Впоследствии оно служило главным обвинением против либерализма. Разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом. Это не означает, что в Соединенных Штатах нет богатых и бедных или что разрыв между ними в последние годы не увеличился. Однако корни экономического неравенства - не в правовой и социальной структуре нашего общества, которое остается фундаментально-эгалитарным и умеренно-перераспределительным; дело скорее в культурных и социальных характеристиках составляющих его групп, доставшихся по наследству от прошлого. Негритянская проблема в Соединенных Штатах - продукт не либерализма, но рабства, сохранявшегося еще долгое время после того, как было формально отменено.

От автора. Хотелось бы подчеркнуть следующее. Идеи Фукуямы о двух вызовах либерализму - фашизму и коммунизму - по-прежнему являются фундаментальной идеологической основой геополитики США. Достаточно прочитать официальные доклады президента США Дж. Буша (например, февральский доклад 2005 года конрессу США). Но ведь таким образом приравниваются две совершенно разные идеологии: фашизм (человеконенавистническая) и коммунизм (главный принцип - интернационализм), что является абсолютно неверным. И конечно, нельзя согласиться с тезисом Фукуямы о том, что «разумеется, классовый вопрос успешно решен Западом». Он как раз не решен, и противоречия между трудом и кпиталом усугубляются, в том числе и в США.

Но сила либеральной идеи не была бы столь впечатляющей, не затронь она величайшую и старейшую в Азии культуру - Китай. Само существование коммунистического Китая создавало альтернативный полюс идеологического притяжения и в качестве такового представляло угрозу для либерализма. Но за последние пятнадцать лет марксизм-ленинизм как экономическая система был практически полностью дискредитирован. Начиная со знаменитого Третьего пленума десятого Центрального Комитета в 1978 году китайская компартия принялась за деколлективизацию сельского хозяйства, охватившую 800 миллионов китайцев. Роль государства в сельском хозяйстве была сведена к сбору налогов, резко увеличено было производство предметов потребления с той целью, чтобы привить крестьянам вкус к общечеловеческому государству и тем самым стимулировать их труд. В результате реформы всего за пять лет производство зерна было удвоено; одновременно у Дэн Сяопина появилась солидная политическая база, позволившая распространить реформу на другие сферы экономики. А кроме того, никакой экономической статистике не отразить динамизма, инициативы и открытости, которые проявил Китай, когда началась реформа. Китай никак не назовешь сегодня либеральной демократией.

На рыночные рельсы переведено не более 20 % экономики, и, что важнее, страной продолжает заправлять сама себя назначившая коммунистическая партия, не допускающая и тени намека на возможность передачи власти в другие руки. Дэн не дал ни одного из горбачевских обещаний, касающихся демократизации политической системы, не существует и китайского эквивалента гласности. Китайское руководство проявляет гораздо больше осмотрительности в критике Мао и маоизма, чем Горбачев в отношении Брежнева и Сталина, и режим продолжает платить словесную дань марксизму-ленинизму как своему идеологическому фундаменту. Однако каждый, кто знаком с мировоззрением и поведением новой технократической элиты, правящей сегодня в Китае, знает, что марксизм и идеологический диктат уже не имеют никакой политической значимости и что впервые со времени революции буржуазное потребительство обрело в этой стране реальный смысл. Различные спады в ходе реформы, кампании против «духовного загрязнения» и нападки на политические «отклонения» следует рассматривать как тактические уловки, применяемые в процессе осуществления исключительно сложного политического перехода. Уклоняясь от решения вопроса о политической реформе и одновременно пе- реводя экономику на новую основу, Дэн сумел избежать того «порыва устоев», который сопровождает горбачевскую перестройку. И все же притягательность либеральной идеи остается очень сильной, по мере того как экономическая власть переходит в руки людей, а экономика становится более открытой для внешнего мира. В настоящий момент более 20 000 китайских студентов обучается в США и других западных странах, практически все они - дети китайской элиты. Трудно поверить, что, вернувшись домой и включившись в управление страной, они допустят, чтобы Китай оставался единственной азиатской страной, не затронутой общедемократическим процессом. Студенческие демонстрации, впервые происшедшие в декабре 1986 года в Пекине и повторившиеся недавно в связи со смертью Ху Яобана, - лишь начало того, что неизбежно превратится в ширящееся движение за изменение политической системы.

От автора. В конце 2005 года четко можно заявить, что Фукуяма не прав. Более того, можно констатировать, что его заявления по Китаю - особая форма стратегической информационно-идеологической операции, направленной на развал Китая. Можно зафиксировать, что планы ведения информационной войны против Китая, озвученные Фукуямой, полностью провалились, по крайней мере спустя 16 лет после их озвучивания.

Однако, при всей важности происходящего в Китае, именно события в Советском Союзе - «родине мирового пролетариата» - забивают последний гвоздь в крышку гроба с марксизмом-ленинизмом. В смысле официальных институтов власти не так уж много изменилось за те четыре года, что Горбачев у власти: свободный рынок и кооперативное движение составляют ничтожную часть советской экономики, продолжающей оставаться централизованно-плановой; политическая система по-прежнему в руках компартии, которая только начала демократизироваться и делиться властью с другими группами; режим продолжает утверждать, что его единственное стремление - модернизировать социализм и что его идеологической основой остается марксизм-ленинизм; наконец, Горбачеву противостоит потенциально могущественная консервативная оппозиция, способная возвратить многое на круги своя.

То, что произошло за четыре года после прихода Горбачева к власти, представляет собой революционный штурм самых фундаментальных институтов и принципов сталинизма и их замену другими, еще не либеральными в собственном смысле слова, но связанными между собой именно либерализмом. Неоднократные утверждения Горбачева, будто он стремится вернуться к первоначальному смыслу ленинизма, сами по себе - лишь вариант оруэлловской «двойной речи». Заявления Горбачева вполне можно понять: полностью развенчав сталинизм и брежневизм, обвинив их в сегодняшних трудностях, он нуждается в какой-то точке опоры, чтобы было чем обосновать законность власти КПСС. Однако тактика Горбачева не должна скрывать от нас того факта, что принципы демократизации и децентрализации, которые он провозгласил в экономической и политической сфере, крайне разрушительны для фундаментальных установок как марксизма, так и ленинизма. В настоящее время Советский Союз никак не может считаться либеральной или демократической страной; и вряд ли перестройка будет столь успешной, чтобы в каком-либо обозримом будущем к этой стране можно было применить подобную характеристику. Однако в конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества; достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития. И в этом плане в Советском Союзе за последние два года произошли весьма существенные изменения: критика советской системы, санкционированная Горбачевым, оказалась столь глубокой и разрушительной, что шансы на возвращение к сталинизму или брежневизму весьма невелики.

От автора. Фукуяма поет оду М. Горбачеву и радуется успешному ходу стратегической информационной операции, направленной на развал СССР. Автор уже высказал свою крайне негативную оценку деятельности М. Горбачева по уничтожению нашего государства. Мне кажется, что нужен своего рода Нюрнбергский трибунал, только российский (лучше всего в Ставрополе), для выяснения всех обстоятельств и причин того, как этот бывший комбайнер смог геополитически «отбросить» Русь на 500 лет назад. 10 ноября 2005 года автор высказал идею о создании Общественного трибунала для публичного расследования антигосударственной деятельности М. Горбачева в прямом эфире радиостанции «Голос России» (программа «Содружество», для всех бывших союзных республик). Судя по звонкам слушателей и последующим откликам, эта идея получила широкую поддержку у населения бывшего СССР.

Приведем данные опроса телезрителей канала ТВЦ вечером 11 марта 2005 года. Задавался лишь один вопрос: каковы результаты перестройки Горбачева?

Демократия и гласность - 1,5 % Нищета и бесправие - 70 % Распад СССР - 28,5 %.

Именно М. Горбачев ответствен за то, что Россия оказалась отброшенной к геополитическим рубежам, созданным на юге и западе Руси Иваном Грозным в XVI веке.

Горбачев виновен в том, что за годы его правления внешний долг увеличился в 5,5 раза, а золотой запас уменьшился в 11 раз. Что, в свою очередь, привело к нищете большинства населения бывшего СССР.

Горбачев виновен в том, что агрессивный блок НАТО уже граничит сегодня с ослабленной им же Россией. Ведь именно Горбачев отказался подписывать юридическое соглашение о нерасширении блока НАТО на Восток в обмен на вывод советских войск из Восточной Европы и роспуск Организации Варшавского Договора.

В марте 1985 года Михаил Горбачев был назначен на пост Генерального секретаря ЦК КПСС. Спустя 20 лет после прихода Горбачева к власти в СССР Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) предложил россиянам оценить события того времени.

В настоящее время отношение к нему скорее негативное: 45 % относятся к нему отрицательно, в их числе 19 % резко негативно; 13 % - более или менее положительно и треть респондентов (34 %) - нейтрально. Похоже, что отношение к этому политику в российском обществе стабилизировалось, во всяком случае, три года назад оно было примерно таким же, как и сейчас.

В настоящее время большинство респондентов (61 %) скорее отрицательно относятся к перестройке, начатой М. Горбачевым, 14 % - скорее положительно и 13 % перестройка не интересует.

Всероссийский опрос ВЦИОМ проведен 5–6 марта 2005 года. Опрошено 1600 человек в 100 населенных пунктах в 40 областях, краях и республиках России. Статистическая погрешность не превышает 3,4 %.

А теперь, уважаемые читатели, еще раз внимательно прочитайте слова Фукуямы: «Восстановление в Советском Союзе авторитета власти после разрушительной работы Горбачева возможно лишь на основе новой и сильной идеологии, которой, впрочем, пока не видно на горизонте». В этом с Фукуямой ни в коем случае нельзя согласиться. Идеология у Руси есть, которая всегда приводила к успеху, даже в самые тяжелые моменты нашей истории. Это идеология «Москвы - Третьего Рима», которая должна быть адаптирована к реалиям XXI века.

Допустим на мгновение, что фашизма и коммунизма не существует: остаются ли у либерализма еще какие-нибудь идеологические конкуренты? Или иначе: имеются ли в либеральном обществе какие-то неразрешимые в его рамках противоречия? Напрашиваются две возможности - религия и национализм.

Все отмечают в последнее время подъем религиозного фундаментализма в рамках христианской и мусульманской традиций. Некоторые склонны полагать, что оживление религии свидетельствует о том, что люди глубоко несчастны от безличия и духовной пустоты либеральных потребительских обществ. Однако, хотя пустота и имеется и это, конечно, идеологический дефект либерализма, из этого не следует, что нашей перспективой становится религия. Вовсе не очевидно и то, что этот дефект устраним политическими средствами. Ведь сам либерализм появился тогда, когда основанные на религии общества, не столковавшись по вопросу о благой жизни, обнаружили свою неспособность обеспечить даже минимальные условия для мира и стабильности. Теократическое государство в качестве политической альтернативы либерализму и коммунизму предлагается сегодня только исламом.

Еще одно «противоречие», потенциально неразрешимое в рамках либерализма, - это национализм и иные формы расового и этнического сознания. И действительно, значительное число конфликтов со времени битвы при Йене было вызвано национализмом. Две чудовищные мировые войны в этом столетии порождены национализмом в различных его обличьях.

человек, а должно было бы быть около 500 млн. А реальными победителями Первой мировой войн стали Великобритания и США. На Второй мировой войне США буквально «нажились» и смогли за счет войны решить свои внутренние экономические проблемы (ликвидировалали 19- миллионную безработицу и т. д.)

Что означает конец истории для сферы международных отношений? Ясно, что большая часть третьего мира будет оставаться на задворках истории и в течение многих лет служить ареной конфликта. Но мы сосредоточим сейчас внимание на более крупных и развитых странах, ответственных за большую часть мировой политики. Россия и Китай в обозримом будущем вряд ли присоединятся к развитым нациям Запада; но представьте на минуту, что марксизм-ленинизм перестает быть фактором, движущим внешнюю политику этих стран, - вариант если еще не превратившийся в реальность, однако ставший в последнее время вполне возможным. Чем тогда деидеологизированный мир в сумме своих характеристик будет отличаться от того мира, в котором мы живем?

Обычно отвечают: вряд ли между ними будут какие- либо различия. Ибо весьма распространено мнение, что идеология - лишь прикрытие для великодержавных интересов и что это служит причиной достаточно высокого уровня соперничества и конфликта между нациями. Действительно, согласно одной популярной в академическом мире теории, конфликт присущ международной системе как таковой, и чтобы понять его перспективы, следует смотреть на форму системы - например, является она биполярной или многополярной, - а не на образующие ее конкретные нации и режимы. В сущности, здесь гоббсовский взгляд на политику применен к международным отношениям: агрессия и небезопасность берутся не как продукт исторических условий, а в качестве универсальных характеристик общества.

Экспансионизм и соперничество в девятнадцатом веке основывались на не менее «идеальном» базисе; просто так уж вышло, что движущая ими идеология была не столь разработана, как доктрины двадцатого столетия. Во-первых, самые «либеральные» европейские общества были нелиберальны, поскольку верили в законность империализма, то есть в право одной нации господствовать над другими нациями, не считаясь с тем, желают ли эти нации, чтобы над ними господствовали. Оправдание империализму у каждой нации было свое: от грубой веры в то, что сила всегда права, в особенности если речь шла о неевропейцах, до признания Великого Бремени Белого Человека, и христианизирующей миссии Европы, и желания «дать» цветным культуру Рабле и Мольера. Но каким бы ни был тот или иной идеологический базис, каждая «развитая» страна верила в приемлемость господства высшей цивилизации над низшими. Это привело во второй половине столетия к территориальным захватам и в немалой степени послужило причиной мировой войны.

Наше будущее зависит, однако, от того, в какой степени советская элита усвоит идею общечеловеческого государства. Из публикаций и личных встреч я делаю однозначный вывод, что собравшаяся вокруг Горбачева либеральная советская интеллигенция пришла к пониманию идеи конца истории за удивительно короткий срок; и в немалой степени это результат контактов с европейской цивилизацией, происходивших уже в послебрежневскую эру. «Новое политическое мышление» рисует мир, в котором доминируют экономические интересы, отсутствуют идеологические основания для серьезного конфликта между нациями и в котором, следовательно, применение военной силы становится все более незаконным. Постисторическое сознание, представленное «новым мышлением», - единственно возможное будущее для Советского Союза. В Советском Союзе всегда существовало сильное течение великорусского шовинизма, получившее с приходом гласности большую свободу самовыражения. Вполне возможно, что на какое-то время произойдет возврат к традиционному марксизму-ленинизму, просто как к пункту сбора для тех, кто стремится восстановить подорванные Горбачевым «устои». В отличие от пропагандистов традиционного марксизма-ленинизма, ультранационалисты в СССР страстно верят в свое славянофильское призвание, и создается ощущение, что фашистская альтернатива здесь еще вполне жива.

От автора. Фукуяма зявляет, что «наше будущее (по мнению автора - будущее НБИ) зависит, однако, от того, в какой степени советская элита усвоит идею общечеловеческого государства». Советская и постсоветская властвующая элита до 2003 года реализовывала пожелания Фукуямы. Главную угрозу мировому господству Новой Британской империи Фукуяма как раз видит в восстановлении традиционной и успешной геополитической доктрины Руси «Москва-Третий Рим». Он очень боится этой перспективы и поэтому сразу же «наклеивает» информационные ярлыки «великорусского шовинизма» и т. д.

Исчезновение марксизма-ленинизма сначала в Китае, а затем в Советском Союзе будет означать крах его как жизнеспособной идеологии, имеющей всемирно-истори-

ческое значение. И хотя где-нибудь в Манагуа, Пхеньяне или Кембридже (штат Массачусетс) еще останутся отдельные правоверные марксисты, тот факт, что ни у одного крупного государства эта идеология не останется на вооружении, окончательно подорвет ее претензии на авангардную роль в истории. Ее гибель будет одновременно означать расширение «общего рынка» в международных отношениях и снизит вероятность серьезного межгосударственного конфликта.

Это ни в коем случае не означает, что международные конфликты вообще исчезнут. Из этого следует, что на повестке дня останутся и терроризм, и национально-освободительные войны.

Фрэнсис Фукуяма - американец японского происхождения. Он родился 27 октября 1952 года в Чикаго. В 1974 году он окончил Корнеллский университет, а в 1977 получил в Гарварде степень доктора политических наук. Его карьера началась в Управлении политологических исследований РЭНД-корпорации, где он работал с 1979 по 1996 год. С 1996 года по настоящее время Ф. Фукуяма является профессором политологии в Университете Дж. Мэйсона в городе Фэрфаксе (штат Виржиния).

В 1989 г. Ф. Фукуяма опубликовал в журнале «National Interest» статью с интригующим названием - «Конец истории?». Она была перепечатана более, чем в тридцати странах. А в 1992 году он опубликовал книгу «Конец истории и последний человек», а в 1995 - «Доверие. Социальные добродетели и созидание благосостояния». Эти книги окончательно закрепили за ним славу блестящего политолога. Но позднее появились и новые свидетельства его таланта - книги «Великое крушение» и «Наше постчеловеческое будущее», а также многочисленные статьи («Главенство культуры», «Началась ли история опять?», «Почему мы должны беспокоиться?» и др. Остановимся здесь на самых значительных работах Ф. Фукуямы.

Понимание исторического развития Ф. Фукуямы

В книге конец истории и последний человек Фукуяма пытается ответить на вопросы: «Имеет ли история направление, и есть ли смысл думать, что может существовать универсальная эволюция в направлении либеральной демократии и действительно ли почти все общества развиваются в определенном направлении или их истории движутся по циклическим или просто случайным путям?». В качестве предполагаемого механизма направленных исторических изменений он выбирает естественные науки, так как благодаря научному знанию происходят различные исторические изменения, меняется форма производства, культура, образование и так далее.

Фукуяма считает, что первым из способов, которым современная наука порождает изменения, это военное соревнование. Второй способ – это прогрессивное покорение природы с целью удовлетворения желаний человека, по-другому это называется экономическим развитием. «Угроза войны заставляет государства выстраивать свои социальные системы по чертежам, наиболее выгодным для создания и внедрения технологий. Современная наука дает решающее военное преимущество тем обществам, которые могут разрабатывать, производить и внедрять технологии наиболее эффективно, и относительное превосходство растет вместе с ростом скорости технологических изменений». По его мнению, именно эти обстоятельства побудили советское правительство предпринять фундаментальные реформы в экономики, чтобы в дальнейшем сохранить конкурентоспособность в экономической и военной сфере.

В своих рассуждениях Фукуяма приходит к выводу, что науки порождают направленность истории. Далее у него возникает другой вопрос, если науки создают направленность истории, «может ли человечество в целом обратить направленность истории путем утери научного метода или запрета на него?». Этот вопрос он делит на два:

1. может, ли наука быть сознательно отвергнута современными обществами?

2. может, ли глобальный катаклизм послужить причиной невольной утраты современной науки?

Размышляя над этими вопросами, он приходит к выводу, что сознательно от благ цивилизации, которые создаются с помощью научных достижений, человечество не откажется. Даже глобальный катаклизм не может стать причиной утраты современной науки: «Поскольку даже если удастся уничтожить современное оружие и накопленные знания, позволяющие его создать, нельзя уничтожить память о методе, который сделал это оружие возможным. Зависимость человека от науки после катаклизма может даже усилиться, если она окажется по природе своей экологической, то есть если лишь с помощью науки можно сделать Землю снова обитаемой».

Он приходит к выводу, что циклическая история возможна только в том случае, если существующая цивилизация исчезнет полностью, не оставив ни каких следов. Поступательное же движение науки порождает направленность истории. «Господство современной науки вряд ли можно обратить вспять, при каких-либо обстоятельствах».

Западные институты, равно как и научный метод, который был открыт на Западе, обладают универсальной применимостью. Существует глубинный исторический механизм, который ведет к долгосрочной конвергенции поверх культурных границ: во-первых, наиболее сильно в экономике, затем в сфере политики, и наконец - в культуре. В первую очередь этот процесс движется вперед благодаря современной науке и технологиям, способности которых создавать материальное богатство, и орудия войны настолько велики, что делают науку и технологии необходимыми для всех обществ

Развивая свое предположение Фукуяма, не задумывается об отрицательных последствиях научного прогресса.

Первым кто усомнился, во благе науки был Ж. Ж. Руссо. Французский философ XX века Рено Генон считает, так же как и Руссо, что научные достижения ведут современный мир к гибели. «Новые изобретения, число которых с каждым днем возрастает, становятся все более и более опасными благодаря тому, что они апеллируют к таким силам, чья истинная природа остается совершенно неизвестной для использующих их людей. И более чем вероятно, что именно благодаря этим тревожным изобретениям современный мир сам породит причину собственной гибели, если движение в этом направлении не будет остановлено в ближайшее время, пока это еще возможно».

Анализируя статью, Цофнас А. Ю. написал: «История по Фукуяме развертывается, главным образом, в экономико-идеологической плоскости, как вектор реализации двух человеческих устремлений – к удовлетворению материальных потребностей и к теоретическому обоснованию своего места в обществе и государстве».

§ 2. Влияние идеологии на развитие истории

Фукуяма убежден, что именно наука ведет к капитализму в сфере экономики и к либерализму в сфере политике. Но есть такие страны, которые прошли первые этапы индустриализации, стали экономическими развитыми, урбанизированными, обладающие сильными государственными структурами, но при этом не стали ни капиталистическими не демократическими. К ним относятся государства с центральным планированием экономики и коммунистическим режимом. Ярким примером такого государства может служить Советский Союз. Благодаря идеологической пропаганде среди малограмотного населения Советский Союз начал не только быстрыми темпами развиваться, но и распространять свою идеологию. По мнению Э. М. Чорана чтобы выделяться среди других народов, найти свое неповторимое лицо, народу нужна безумная идея, которая, ставя перед ним цели, ведет его вперед. Так коммунистическое учение действует как стимулятор: толкает вперед, способствует расширению.

Фукуяма считает, что именно распространение коммунизма помешали становлению демократии в XX веке, так как она разрушающе действовала на зачатки демократии в отстающих странах. Коммунистические идеи особенно в послевоенное время распространялись с невероятной быстротой. «Считалось, что тоталитарное государство может не только вечно длить свое существование, но размножаться по всему миру, реплицируя себя как вирус. Когда коммунизм был занесен в Восточную Германию, на Кубу, во Вьетнам, в Эфиопию - он всюду появлялся снабженный авангардной партией, централизованными министерствами, полицейским аппаратом и идеологией, охватывающий все стороны жизни. И эти институты действовали независимо от национальных или культурных традиций рассматриваемых стран».

Чтобы не допустить распространения коммунизма, демократические государства начали распространять свою политику. Основная мысль, состоит в том, что западная либеральная демократия – вот та идейная основа, единственная идеологическая модель, которая, победив другие, обеспечит нам бесконфликтный, непротиворечивый мир.

Это противостояние вошло в историю как «Холодная война». Этот термин был введен в обращение У. Черчиллем в Фултоне 5 марта 1946 года. В своем обращении он констатировал, что Европа оказалась разделенной «железным занавесом», и призвал западную цивилизацию объявить войну «коммунизму». В ходе «Холодной войны» идет постоянная гонка вооружения, применяются экономические меры давления, осуществляется организация военно-стратегических плацдармов и баз. Гонка вооружения способствовала развитию экономическому кризису в социалистических странах, которые на собственном опыте убедились в неэффективности центрального планирования. Вскоре были предприняты некоторые реформы, которые привели к распаду Советского Союза и исчезновению коммунистических идей. «Идеологическая угроза, которую они представляли для либеральных демократий, исчезла, а после ухода Красной армии из Восточной Европы во многом исчезла и военная».

Фукуяма видит в повороте социалистических стран к демократическим ценностям, к использованию рыночных механизмов в экономике, торжество либерально-демократических идей. Он имеет все основания считать эту победу окончательной, и потому выдвигает лозунг о "конце истории". Тезис конца истории базируется на основных двух постулатах: идее окончательной победы либерализма над коммунизмом в идеологической борьбе и на представлении современного западного общества как некого демократического и эгалитарного идеала, который и достигнут благодаря либерализму.

С падением коммунизма историческая задача человечества была решена, и более нет, и не может быть угрозы либеральной демократии в мировом масштабе и историческом смысле. Идеология либерализма – основа для объединения людей Земли в единое Человечество. А ее единственно мыслимое следствие – универсальная и окончательная форма правления в виде либеральной демократии западного образца. Правда, отмечает Фукуяма, победа эта произошла пока только в форме идей, а в реальном мире до победы еще далеко. К концу ХХ в., считает Фукуяма, у западной идеи либерализма не оказалось "никаких жизнеспособных альтернатив". Над фашизмом и коммунизмом одержана внушительная победа, национализм и религиозный фундаментализм успешно нейтрализуются системой.

Даже если многим странам еще далеко до стандартов либеральной демократии, данная идея незримо присутствует как идеальная цель где-то впереди. «То чему мы, вероятно, свидетели,- не просто конец холодной войны или очередного периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, завершение идеологической эволюции человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формы правления».

По мнению Загоровского А.В. Конец истории не возможен, так как если идеологическая вражда будет преодолена, останутся другие противоречия между государствами. Изменение системы международных отношений, если и снимет некоторые сегодняшние проблемы, то неизбежно усилит другие, породит новые.

Принимая участие в дискуссии, вокруг статьи Фукуямы, Лебедева М.М. высказала мнение: «конец истории должен означать, в том числе и конец либерально – демократической идеологии. Существование различных идеологий и идейных течений в мире нормально и естественно. Именно многообразие идей и их противоречивость составляет основу развития мирового сообщества. В будущем же вовсе не исключено появление новых, совершенно иных мировых идеологий» .

Задача мировых сообществ заключается в том, чтобы научиться улаживать противоречия, которые существуют или будут существовать между различными идеями такими способами как переговоры, посредничество, консультации. В мире социальной науке сегодня одно из центральных мест занимает положение, согласно которому общественное развитие предполагает не столько конфронтационность, непримиримое столкновение различных идей, культур, ценностей, сколько их взаимное обогащение, диалог и через это их гармонизацию. Таким образом если говорить о конце истории, то это скорее конец истории войн, насилия, и нет смысла связывать конец истории с победой либеральной идеологии

Однако и сам Фукуяма признается, что конец истории печален: «Борьба за признание, готовность рисковать жизнью ради чисто абстрактной цели, идеологическая борьба, требующая отваги, воображения и идеализма, - вместо всего этого - экономический расчет, бесконечные технические проблемы, забота об экологии и удовлетворении изощренных запросов потребителя. В постисторический период нет ни искусства, ни философии; есть лишь тщательно оберегаемый музей человеческой истории... Признавая неизбежность постисторического мира, я испытываю самые противоречивые чувства к цивилизации, созданной в Европе после 1945 года, с ее североатлантической и азиатской ветвями... Быть может, именно эта перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один, новый старт?» .

Фукуяма Фрэнсис (Yoshihiro Francis Fukuyama, 27 октября 1952, Чикаго) - влиятельный американский философ, политический экономист и писатель.

Фукуяма получил степень бакалавра в Корнелльском университете (штат Нью-Йорк), затем - степень доктора политических наук в Гарвардском университете.

Работал сотрудником департамента политических наук в исследовательском центре Rand Corporation (Калифорния, США). Являлся сотрудником отдела политического планирования госдепартамента США, где сначала специализировался на Ближнем Востоке, а затем на Европе. В 1981-82 годах также входил в состав американской делегации на египетско-израильских переговорах по вопросу палестинской автономии.

Профессор публичной политики в Университете Джорджа Мейсона (Вашингтон), член президентского совета США по биоэтике.

Работал профессором Школы углубленных международных исследований (Paul H. Nitze School of Advanced International Studies) при Университете Джона Хопкинса, а также директором программы международного развития SAIS и председателем редакционного совета журнала «Американские интересы».

Книги (6)

Америка на распутье

Демократия, власть и неоконсервативное наследие.

Знаменитый американский философ, социолог и футуролог Фрэнсис Фукуяма, автор бестселлера «Конец истории и последний человек», рассматривает проблемы американской внешней политики после 11 сентября.

Америка после 11 сентября 2001 года. Страна, которая уже никогда не будет прежней? Какими стали для США последствия этой трагедии? Что привело к войне в Ираке? В чем ошибалась администрация Буша? Как строят США отношения с остальным миром? Почему политика неоконсерватизма в Америке потерпела сокрушительную неудачу? Вот лишь немногие из вопросов, на которые отвечает в этой книге Фрэнсис Фукуяма.

Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию

Широкая известность к Фрэнсису Фукуяме, одному из наиболее талантливых и оригинальных американских социологов «среднего поколения», пришла в 1989 г., когда в журнале «The National Interest» была опубликована знаменитая статья «Конец истории?».

С тех пор профессор Школы углубленных международных исследований при Университете Джона Хопкинса, член президентского Совета по биоэтике и консультант корпорации «RAND» опубликовал несколько книг, каждая из которых неизменно вызывала общественный резонанс.

Наше постчеловеческое будущее

Биотехнологическая революция, по мнению Фукуямы, может привести к созданию "дивного нового мира", где всех людей сделают здоровыми, долгоживущими и счастливыми. Но не будет ли этот мир царством биороботов?

Автор "Нашего постчеловеческого будущего" считает, что этого можно избежать, если в "дивном новом мире" удастся сохранить базовые ценности западной, а если более конкретно, то американской цивилизации. Что ж, Фукуяма верен себе, он считает, что и в "постчеловеческом" будущем правильно жить можно только на американский манер.