Каждая эпоха в военной истории человечества имеет свою технологическую и политическую специфику. Войны ХХ века были вооруженными конфликтами глобальных масштабов. В этих конфликтах участвовали практически все крупные индустриальные державы. Не менее важно, что обе мировые войны и сорокалетняя холодная война отражали противоречия внутри западной (европейской) цивилизации, породившей наряду с «мейнстримом» — либерализмом и демократией — такие крайности, как фашизм и коммунизм. Даже японский милитаризм и само японское государство были сконструированы по западным лекалам. В ХХ веке войны, которые страны расколотого на две группировки Запада вели против незападных противников, воспринимались как второстепенные. Так, началом Второй мировой войны официально считается нападение Германии на Польшу, а не вторжение Японии в Китай. Страны, не принадлежащие к европейской цивилизации, были преимущественно политически неразвитыми, технически отсталыми и слабыми в военном отношении. Со второй половины ХХ века страны Запада начали терпеть поражения в отдаленных регионах (Суэц, Алжир, Вьетнам, Афганистан), но третий мир в целом хотя и превратился в основное поле «свободной охоты» сверхдержав, оставался военно-политической периферией.

ХХ столетие открылось войной между «столпами» тогдашнего мирового порядка, а завершилось серией этнических конфликтов, вспыхнувших в результате распада СССР и Югославии. Начало «военно-политического» XXI века ознаменовалось террористической атакой на США 11 сентября 2001 года. Новое столетие началось под знаком глобализации всех сфер жизни, в том числе и сферы безопасности. Зона стабильного мира, которая включает Северную Америку, страны Европейского союза и НАТО, Японию, Австралию, большую часть Латинской Америки, Россию, Китай, Индию, Украину, Казахстан, Белоруссию, ЮАР и некоторые другие страны, расширилась. Но на нее все сильнее воздействует зона дефицита безопасности (Ближний и Средний Восток, Средняя Азия, большая часть Африки и Юго-Восточная Азия, Кавказ и Балканы); эта зона теперь еще менее стабильна. Войны XXI столетия (во всяком случае, его первой четверти) — это межцивилизационные войны. Речь идет о столкновении западной цивилизации с ее непримиримыми врагами, отвергающими все ее ценности и достижения. США в Ираке и Афганистане, Россия на Северном Кавказе (а в будущем, не исключено, — и в Центральной Азии), Израиль в своем противостоянии с палестинскими экстремистами ведут войны с противником, который не опирается на государство, не располагает определенной территорией и населением и который думает и действует иначе, чем современные государства. Наступила эпоха асимметричных войн. Гражданская война внутри мусульманских обществ является специфической частью этих войн.

В первой четверти XXI столетия главной причиной войн и конфликтов в мире по-прежнему остаются противоречия, порождаемые модернизацией стран Ближнего и Среднего Востока. Деятельность Усамы бен Ладена, Аль-Каиды, та либов, Исламского движения Туркестана и пр. — это прежде всего реакция на растущую вовлеченность Ближнего и Среднего Востока в глобальные процессы. Сознавая общую отсталость арабо-мусульманского мира, его экономическую неконкурентоспособность и в то же время — зависимость Запада от ближневосточной нефти, реакционеры стремятся дискредитировать правящие режимы стран региона, объявив их пособниками Запада, свергнуть их под исламистскими лозунгами и, захватив власть, установить новый порядок (халифат). Наряду с угрозой, исходящей от исламистов-экстремистов, опасность представляют попытки некоторых режимов данного региона получить доступ к ядерному оружию. Эти две политические тенденции и определяют основное содержание проблемы военной безопасности в сегодняшнем мире и в обозримом будущем (ближайшие 15–20 лет).

Ниже приводятся экспертные оценки вероятности военных конфликтов, как ядерных, так и с применением только обычного оружия. Наш прогноз ограничивается первой четвертью XXI века.

Ядерные конфликты

Широкомасштабная ядерная война между США и Россией уже невозможна. После Карибского кризиса 1962 года ядерное оружие перестало рассматриваться как средство достижения победы в войне. С тех пор Москва и Вашингтон практикуют политику ядерного сдерживания, основанную на принципе гарантированного взаимного уничтожения. После того как в начале 1990-х годов исчезла политическая и идеологическая основа глобального противоборства, российско-американское сдерживание сделалось в большей степени технической проблемой. Преодолев откровенный антагонизм, Россия и США не превратились ни в союзников, ни даже в полноценных партнеров. Москва и Вашингтон по-прежнему не доверяют друг другу, соперничество ослабело, но не прекратилось. Соединенные Штаты считают, что главная проблема российского ракетно-ядерного потенциала — его безопасность, т. е. техническая исправность и исключение несанкционированного доступа к «кнопке запуска». С точки зрения РФ, ядерное оружие является «статусным символом», позволяющим российскому руководству претендовать на роль великой державы. В условиях, когда международное влияние России существенно снизилось, а ощущение уязвимости резко возросло, оно играет роль «психологической поддержки».

В китайско-американских отношениях идеологическая составляющая отсутствует, а геополитическое соперничество носит ограниченный характер. При этом налицо огромная, постоянно растущая экономическая взаимозависимость. Холодная война между Китаем и США вовсе не является неизбежностью. В свое время китайское руководство, в отличие от советского, не пошло по пути резкого наращивания ядерного потенциала, не стало соревноваться с Америкой в гонке ракетно-ядерных вооружений. Сейчас КНР по-прежнему реализует стратегию «минимального ядерного сдерживания» США. По-видимому, Китай и США склонны избегать обострения отношений, способного спровоцировать ядерный конфликт. В ближайшие два десятилетия вероятность такого конфликта очень мала, даже несмотря на тайваньскую проблему, которую и Вашингтон, и Пекин не выпускают и не выпустят из поля зрения.

Поскольку оба крупных соседних государства, Россия и Китай, обладают ядерным оружием, взаимное ядерное сдерживание неизбежно. С точки зрения РФ, ядерное оружие — единственный действенный военный инструмент в поли тике сдерживания Китая. Впрочем, в настоящее время едва ли можно ожидать серьезного политического кризиса, угрожающего вооруженным столкновением РФ и КНР.

Из отношений Москвы с Лондоном и Парижем «ядерный аспект» исчез полностью. Что же касается перспективы создания единых ядерных вооруженных сил Европейского союза, можно смело утверждать, что в первой четверти XXI века этого не произойдет.

В условиях «ползучего» распространения ядерного оружия повышается вероятность ограниченных ядерных войн. Появление ядерного оружия у Индии и Пакистана в 1998 году обозначило возможность такой войны в Индостане. Не исключено, однако, что последовавший вслед за этим Каргильский инцидент — первый в истории вооруженный конфликт между государствами, обладающими ядерным оружием, сыграл в индо-пакистанских отношениях примерно такую же роль, как Карибский кризис в советско-американском противостоянии. В воен ной политике Дели и Исламабада формируются элементы взаимного сдерживания. В последние годы, по мнению экспертов, реальную угрозу представляет не столько ядерное оружие обеих стран, сколько возможность острого внутриполитического кризиса в Пакистане, распада государственности и захвата ядерного оружия исламистскими экстремистами.

Если Северная Корея обладает несколькими единицами ядерного оружия, то Корейский полуостров также является потенциальным театром ядерной войны. Однако анализ политики Пхеньяна показывает, что северокорейское руководство использует ядерное оружие как гарантию сохранения существующего режима и как инструмент экономического шантажа в отношении США, Южной Кореи и Японии. Ядерная проблема предстанет совсем в ином виде в случае объединения Кореи. Сеул, унаследовав ядерные наработки Пхеньяна, может пожелать сохранить их. Реакция Токио легко предсказуема: Япония примет решение обзавестись собственным ядерным оружием. Затем последуют соответствующий ответ Пекина, вмешательство Вашингтона и т. п. — с неясным конечным результатом.

Израиль уже давно прибегает к ядерному сдерживанию в отношении арабских соседей, политика которых угрожает самому существованию еврейского государства. Процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке, начавшийся вскоре после окончания войны 1973 года, привел к установлению стабильных отношений Израиля с Египтом и Иорданией. Тем не менее полная нормализация отношений Израиля с арабским миром — дело отдаленного будущего, а до тех пор ядерный фактор сохраняет свое значение в израильскоарабских отношениях.

Если ядерное оружие появится у Ирана, то последствия могут быть многообразными: это и превентивная война США и (или) Израиля против Ирана, и дальнейшее распространение ядерного оружия (возможные кандидаты: Саудовская Аравия, Египет и Сирия), и оформление взаимного сдерживания США в союзе с Израилем, с одной стороны, и Ирана — с другой. Любой из этих сценариев сопряжен с серьезным риском для региональной и всеобщей безопасности. Очевидно, что назрела необходимость в международном контроле над ядерной программой Тегерана и реинтеграции Ирана в мировое сообщество. По-иному решить иранскую ядерную проблему невозможно.

Развитие науки и техники сделало возможными и оправданными с военной точки зрения «точечные» ядерные удары. Допустимость превентивного применения ядерного оружия для уничтожения баз террористов и укрепленных объектов на территории государств, стремящихся к обладанию ядерным оружием, — важная новация американской военной доктрины. В принципе, по этому же пути может пойти и военно-политическое руководство России. Ясно, однако, что даже такое «хирургическое вмешательство» будет иметь огромные политические последствия, так как оно снимет табу на боевое применение ядерного оружия.

Тем временем становится все более вероятным использование ядерного оружия (или, вероятнее, ядерных материалов) террористами. Объектами их атак могут оказаться США, Россия, Израиль, европейские страны, Австралия и многие другие государства. Велика и опасность применения террористами других видов оружия массового уничтожения, прежде всего биологического.

Итак, приходится сделать вывод, что возможный масштаб конфликтов с применением ядерного оружия резко сократился, но вероятность их возникновения существенно возросла.

Конфликты с применением обычных вооружений

Крупномасштабная обычная война («Третья мировая»), которой опасались и к которой готовились в годы холодной войны, сегодня практически невероятна. Хотя отношения между НАТО и Россией не превратились в союзнические («союз с союзом», по известной формуле бывшего посла США в Москве А. Вершбоу), обе стороны постепенно демонтируют инфраструктуру полувекового противостояния. Отношения РФ с ведущими европейскими странами НАТО уже сегодня можно считать демилитаризованными: война между Россией и Германией столь же немыслима, как война между Германией и Францией. Что касается Польши и стран Балтии, то, хотя сейчас едва ли можно говорить о дружбе России с этими странами, применение военной силы здесь практически исключено. Окончательной гарантией «вечного мира» между Россией и ее западными соседями может парадоксальным образом стать вхождение Украины в НАТО: вооруженный конфликт России с Украиной, поддерживаемой Западом, невозможен. На Востоке отношения России с Японией и Южной Кореей, союзниками США по холодной войне, можно сравнить с российско-германскими или российско-итальянскими.

Маловероятны и региональные войны. Характер взаимодействия любой пары крупных государств можно условно назвать мирным и сравнительно устойчивым. Российско-китайские и китайско-индийские отношения характеризует долгосрочная тенденция к укреплению партнерства. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) и Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) в целом способствуют укреплению мира в регионе, прежде всего в Цен тральной Азии. Российско—индийское партнерство беспроблемно в стратегическом отношении — случай почти уникальный для крупных государств, формально не являющихся союзниками. Китайско-японские отношения имеют тенденцию к ухудшению, но ее сдерживает сильная экономическая взаимозависимость.

Реальную угрозу создают две ситуации: на Корейском полуострове, где достигнут самый высокий в мире уровень военного противостояния, и в Тайваньском проливе. Оба потенциальных конфликта, начавшись как локальные, могут быстро выйти на региональный уровень в случае вмешательства США. С другой стороны, и США, и Китай заинтересованы в том, чтобы не допускать резкого обострения ситуации, держать ее под контролем.

Вероятность войны на Ближнем Востоке между Израилем и арабскими странами постепенно снижается. Решение палестинской проблемы может создать условия для постепенного (в течение нескольких десятилетий) превращения Восточного Средиземноморья в зону условного мира. В то же время серьезными факторами неопределенности являются развитие внутриполитической ситуации в Египте (особенно после ухода с политической арены президента Х. Мубарака) и в Палестинской автономии.

Конфликт между Индией и Пакистаном по поводу Кашмира в значительной степени сдерживается ядерным противостоянием. Но если в Пакистане к власти придут радикалы, то поиск путей урегулирования индо-пакистанской проблемы может прерваться.

Самыми распространенными конфликтами в XXI столетии, видимо, станут локальные войны, порождаемые межэтническими противоречиями. Для России особенно опасным было бы возобновление армяно-азербайджанской войны. Вооруженная борьба за Нагорный Карабах будет носить характер как традиционного межгосударственного, так и межэтнического столкновения. Региональной дестабилизацией грозят и «замороженные» этнические конфликты в Закавказье (Абхазия, Южная Осетия) и на Балканах (Косово, «албанский вопрос» в Македонии и др.), если только их не удастся разрешить. На Ближнем Востоке международное «землетрясение» может вызвать актуализация курдского вопроса. Впрочем, эксперты прогнозируют, что главным «полем» столкновений и войн такого рода станет Африка.

Для Запада, как и для России, наибольшую угрозу представляет активность исламских экстремистов. Принципиально важно, смогут ли Ирак, Афганистан и Палестина создать жизнеспособные светские режимы, стремящиеся к модернизации своих обществ. Независимо от того, как будут развиваться события в Ираке и Афганистане, степень военно-политической вовлеченности Соединенных Штатов в ближневосточную ситуацию останется высокой. Американские войска и стратегические объекты в этом регионе, который еще долго сохранит ключевое значение для стратегии национальной безопасности США, чрезвычайно уязвимы и, в отличие от хорошо защищенной национальной территории США, являются удобной мишенью для террористов. В дальнейшем основные стратегические интересы США могут переместиться в Восточную Азию.

В Центральной Азии Россия и страны НАТО тратят время и усилия на традиционное геополитическое соперничество, которое по аналогии с XIX веком можно было бы назвать «малой игрой». Между тем в Ферганской долине вызревают межэтнические конфликты, способные «взорвать» хрупкую стабильность не только в Узбекистане, но и в соседних странах. Однако ни Москва, которая толь ко что «выдавила» американцев из Узбекистана, ни Вашингтон, сохраняющий военное присутствие в соседней Киргизии, ни Пекин, который благодаря действиям Ташкента, поддержанным Москвой, испытывает теперь несколько меньшее давление на свои западные рубежи, все еще не определили приемы и средства предупреждения столкновений и противодействия им, не выработали соответствующую стратегию.

Развитие событий в Центральной Азии и на Среднем Востоке (Ирак, Иран и Афганистан) определит и характер будущих военно-политических отношений между основными державами — США, Россией, Китаем и Индией. Возможно, им удастся найти путь прагматичного сотрудничества, соединив усилия в противостоянии общим угрозам, и тогда отношения между некоторыми из этих стран могут перерасти в долгосрочное партнерство. Если же державы-лидеры пойдут по пути соперничества, то он уведет их от решения реальных проблем безопасности. Мир вернется к традиционной политике «баланса сил» с непременными периодическими «пробами сил». И тогда ситуация, сложившаяся на рубеже ХХ и XXI веков, когда все основные участники системы международной безопасности не рассматривают друг друга в качестве вероятных противников, уйдет в историю. Уникальный шанс будет упущен.

Одиннадцатинедельное противостояние в мае-июле 1999 года индийских вооруженных сил и проникших на территорию индийского штата Джамму и Кашмир сепаратистов, поддержанных вооруженными силами Пакистана.

Субрегиональная международная организация, в которую входят Казахстан, Китай, Кыргызстан, Россия, Таджикистан, Узбекистан. Официальная дата создания — 14–15 июня 2001 года в Шанхае.

Договор был впервые подписан 15 мая 1992 года Арменией, Казахстаном, Кыргызстаном, Россией, Таджикистаном, Узбекистаном. В мае 2002 года Договор был преобразован в региональную организацию (ОДКБ); ее участники — Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан.

Каждая эпоха в военной истории человечества имеет свою технологическую и политическую специфику. Войны ХХ века были вооруженными конфликтами глобальных масштабов. В этих конфликтах участвовали практически все крупные индустриальные державы. Не менее важно, что обе мировые войны и сорокалетняя холодная война отражали противоречия внутри западной (европейской) цивилизации, породившей наряду с «мейнстримом» - либерализмом и демократией - такие крайности, как фашизм и коммунизм. Даже японский милитаризм и само японское государство были сконструированы по западным лекалам. В ХХ веке войны, которые страны расколотого на две группировки Запада вели против незападных противников, воспринимались как второстепенные. Так, началом Второй мировой войны официально считается нападение Германии на Польшу, а не вторжение Японии в Китай. Страны, не принадлежащие к европейской цивилизации, были преимущественно политически неразвитыми, технически отсталыми и слабыми в военном отношении. Со второй половины ХХ века страны Запада начали терпеть поражения в отдаленных регионах (Суэц, Алжир, Вьетнам, Афганистан), но третий мир в целом хотя и превратился в основное поле «свободной охоты» сверхдержав, оставался военно-политической периферией.

ХХ столетие открылось войной между «столпами» тогдашнего мирового порядка, а завершилось серией этнических конфликтов, вспыхнувших в результате распада СССР и Югославии. Начало «военно-политического» XXI века ознаменовалось террористической атакой на США 11 сентября 2001 года. Новое столетие началось под знаком глобализации всех сфер жизни, в том числе и сферы безопасности. Зона стабильного мира, которая включает Северную Америку, страны Европейского союза и НАТО, Японию, Австралию, большую часть Латинской Америки, Россию, Китай, Индию, Украину, Казахстан, Белоруссию, ЮАР и некоторые другие страны, расширилась. Но на нее все сильнее воздействует зона дефицита безопасности (Ближний и Средний Восток, Средняя Азия, большая часть Африки и Юго-Восточная Азия, Кавказ и Балканы); эта зона теперь еще менее стабильна. Войны XXI столетия (во всяком случае, его первой четверти) - это межцивилизационные войны. Речь идет о столкновении западной цивилизации с ее непримиримыми врагами, отвергающими все ее ценности и достижения. США в Ираке и Афганистане, Россия на Северном Кавказе (а в будущем, не исключено, - и в Центральной Азии), Израиль в своем противостоянии с палестинскими экстремистами ведут войны с противником, который не опирается на государство, не располагает определенной территорией и населением и который думает и действует иначе, чем современные государства. Наступила эпоха асимметричных войн. Гражданская война внутри мусульманских обществ является специфической частью этих войн.

В первой четверти XXI столетия главной причиной войн и конфликтов в мире по-прежнему остаются противоречия, порождаемые модернизацией стран Ближнего и Среднего Востока. Деятельность Усамы бен Ладена, Аль-Каиды, та либов, Исламского движения Туркестана и пр. - это прежде всего реакция на растущую вовлеченность Ближнего и Среднего Востока в глобальные процессы. Сознавая общую отсталость арабо-мусульманского мира, его экономическую неконкурентоспособность и в то же время - зависимость Запада от ближневосточной нефти, реакционеры стремятся дискредитировать правящие режимы стран региона, объявив их пособниками Запада, свергнуть их под исламистскими лозунгами и, захватив власть, установить новый порядок (халифат). Наряду с угрозой, исходящей от исламистов-экстремистов, опасность представляют попытки некоторых режимов данного региона получить доступ к ядерному оружию. Эти две политические тенденции и определяют основное содержание проблемы военной безопасности в сегодняшнем мире и в обозримом будущем (ближайшие 15–20 лет).

Ниже приводятся экспертные оценки вероятности военных конфликтов, как ядерных, так и с применением только обычного оружия. Наш прогноз ограничивается первой четвертью XXI века.

Ядерные конфликты

Широкомасштабная ядерная война между США и Россией уже невозможна. После Карибского кризиса 1962 года ядерное оружие перестало рассматриваться как средство достижения победы в войне. С тех пор Москва и Вашингтон практикуют политику ядерного сдерживания, основанную на принципе гарантированного взаимного уничтожения. После того как в начале 1990-х годов исчезла политическая и идеологическая основа глобального противоборства, российско-американское сдерживание сделалось в большей степени технической проблемой. Преодолев откровенный антагонизм, Россия и США не превратились ни в союзников, ни даже в полноценных партнеров. Москва и Вашингтон по-прежнему не доверяют друг другу, соперничество ослабело, но не прекратилось. Соединенные Штаты считают, что главная проблема российского ракетно-ядерного потенциала - его безопасность, т. е. техническая исправность и исключение несанкционированного доступа к «кнопке запуска». С точки зрения РФ, ядерное оружие является «статусным символом», позволяющим российскому руководству претендовать на роль великой державы. В условиях, когда международное влияние России существенно снизилось, а ощущение уязвимости резко возросло, оно играет роль «психологической поддержки».

В китайско-американских отношениях идеологическая составляющая отсутствует, а геополитическое соперничество носит ограниченный характер. При этом налицо огромная, постоянно растущая экономическая взаимозависимость. Холодная война между Китаем и США вовсе не является неизбежностью. В свое время китайское руководство, в отличие от советского, не пошло по пути резкого наращивания ядерного потенциала, не стало соревноваться с Америкой в гонке ракетно-ядерных вооружений. Сейчас КНР по-прежнему реализует стратегию «минимального ядерного сдерживания» США. По-видимому, Китай и США склонны избегать обострения отношений, способного спровоцировать ядерный конфликт. В ближайшие два десятилетия вероятность такого конфликта очень мала, даже несмотря на тайваньскую проблему, которую и Вашингтон, и Пекин не выпускают и не выпустят из поля зрения.

Поскольку оба крупных соседних государства, Россия и Китай, обладают ядерным оружием, взаимное ядерное сдерживание неизбежно. С точки зрения РФ, ядерное оружие - единственный действенный военный инструмент в поли тике сдерживания Китая. Впрочем, в настоящее время едва ли можно ожидать серьезного политического кризиса, угрожающего вооруженным столкновением РФ и КНР.

Из отношений Москвы с Лондоном и Парижем «ядерный аспект» исчез полностью. Что же касается перспективы создания единых ядерных вооруженных сил Европейского союза, можно смело утверждать, что в первой четверти XXI века этого не произойдет.

В условиях «ползучего» распространения ядерного оружия повышается вероятность ограниченных ядерных войн. Появление ядерного оружия у Индии и Пакистана в 1998 году обозначило возможность такой войны в Индостане. Не исключено, однако, что последовавший вслед за этим Каргильский инцидент - первый в истории вооруженный конфликт между государствами, обладающими ядерным оружием, сыграл в индо-пакистанских отношениях примерно такую же роль, как Карибский кризис в советско-американском противостоянии. В воен ной политике Дели и Исламабада формируются элементы взаимного сдерживания. В последние годы, по мнению экспертов, реальную угрозу представляет не столько ядерное оружие обеих стран, сколько возможность острого внутриполитического кризиса в Пакистане, распада государственности и захвата ядерного оружия исламистскими экстремистами.

Если Северная Корея обладает несколькими единицами ядерного оружия, то Корейский полуостров также является потенциальным театром ядерной войны. Однако анализ политики Пхеньяна показывает, что северокорейское руководство использует ядерное оружие как гарантию сохранения существующего режима и как инструмент экономического шантажа в отношении США, Южной Кореи и Японии. Ядерная проблема предстанет совсем в ином виде в случае объединения Кореи. Сеул, унаследовав ядерные наработки Пхеньяна, может пожелать сохранить их. Реакция Токио легко предсказуема: Япония примет решение обзавестись собственным ядерным оружием. Затем последуют соответствующий ответ Пекина, вмешательство Вашингтона и т. п. - с неясным конечным результатом.

Израиль уже давно прибегает к ядерному сдерживанию в отношении арабских соседей, политика которых угрожает самому существованию еврейского государства. Процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке, начавшийся вскоре после окончания войны 1973 года, привел к установлению стабильных отношений Израиля с Египтом и Иорданией. Тем не менее полная нормализация отношений Израиля с арабским миром - дело отдаленного будущего, а до тех пор ядерный фактор сохраняет свое значение в израильскоарабских отношениях.

Если ядерное оружие появится у Ирана, то последствия могут быть многообразными: это и превентивная война США и (или) Израиля против Ирана, и дальнейшее распространение ядерного оружия (возможные кандидаты: Саудовская Аравия, Египет и Сирия), и оформление взаимного сдерживания США в союзе с Израилем, с одной стороны, и Ирана - с другой. Любой из этих сценариев сопряжен с серьезным риском для региональной и всеобщей безопасности. Очевидно, что назрела необходимость в международном контроле над ядерной программой Тегерана и реинтеграции Ирана в мировое сообщество. По-иному решить иранскую ядерную проблему невозможно.

Развитие науки и техники сделало возможными и оправданными с военной точки зрения «точечные» ядерные удары. Допустимость превентивного применения ядерного оружия для уничтожения баз террористов и укрепленных объектов на территории государств, стремящихся к обладанию ядерным оружием, - важная новация американской военной доктрины. В принципе, по этому же пути может пойти и военно-политическое руководство России. Ясно, однако, что даже такое «хирургическое вмешательство» будет иметь огромные политические последствия, так как оно снимет табу на боевое применение ядерного оружия.

Тем временем становится все более вероятным использование ядерного оружия (или, вероятнее, ядерных материалов) террористами. Объектами их атак могут оказаться США, Россия, Израиль, европейские страны, Австралия и многие другие государства. Велика и опасность применения террористами других видов оружия массового уничтожения, прежде всего биологического.

Итак, приходится сделать вывод, что возможный масштаб конфликтов с применением ядерного оружия резко сократился, но вероятность их возникновения существенно возросла.

Конфликты с применением обычных вооружений

Крупномасштабная обычная война («Третья мировая»), которой опасались и к которой готовились в годы холодной войны, сегодня практически невероятна. Хотя отношения между НАТО и Россией не превратились в союзнические («союз с союзом», по известной формуле бывшего посла США в Москве А. Вершбоу), обе стороны постепенно демонтируют инфраструктуру полувекового противостояния. Отношения РФ с ведущими европейскими странами НАТО уже сегодня можно считать демилитаризованными: война между Россией и Германией столь же немыслима, как война между Германией и Францией. Что касается Польши и стран Балтии, то, хотя сейчас едва ли можно говорить о дружбе России с этими странами, применение военной силы здесь практически исключено. Окончательной гарантией «вечного мира» между Россией и ее западными соседями может парадоксальным образом стать вхождение Украины в НАТО: вооруженный конфликт России с Украиной, поддерживаемой Западом, невозможен. На Востоке отношения России с Японией и Южной Кореей, союзниками США по холодной войне, можно сравнить с российско-германскими или российско-итальянскими.

Маловероятны и региональные войны. Характер взаимодействия любой пары крупных государств можно условно назвать мирным и сравнительно устойчивым. Российско-китайские и китайско-индийские отношения характеризует долгосрочная тенденция к укреплению партнерства. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) и Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) в целом способствуют укреплению мира в регионе, прежде всего в Цен тральной Азии. Российско-индийское партнерство беспроблемно в стратегическом отношении - случай почти уникальный для крупных государств, формально не являющихся союзниками. Китайско-японские отношения имеют тенденцию к ухудшению, но ее сдерживает сильная экономическая взаимозависимость.

Реальную угрозу создают две ситуации: на Корейском полуострове, где достигнут самый высокий в мире уровень военного противостояния, и в Тайваньском проливе. Оба потенциальных конфликта, начавшись как локальные, могут быстро выйти на региональный уровень в случае вмешательства США. С другой стороны, и США, и Китай заинтересованы в том, чтобы не допускать резкого обострения ситуации, держать ее под контролем.

Вероятность войны на Ближнем Востоке между Израилем и арабскими странами постепенно снижается. Решение палестинской проблемы может создать условия для постепенного (в течение нескольких десятилетий) превращения Восточного Средиземноморья в зону условного мира. В то же время серьезными факторами неопределенности являются развитие внутриполитической ситуации в Египте (особенно после ухода с политической арены президента Х. Мубарака) и в Палестинской автономии.

Конфликт между Индией и Пакистаном по поводу Кашмира в значительной степени сдерживается ядерным противостоянием. Но если в Пакистане к власти придут радикалы, то поиск путей урегулирования индо-пакистанской проблемы может прерваться.

Самыми распространенными конфликтами в XXI столетии, видимо, станут локальные войны, порождаемые межэтническими противоречиями. Для России особенно опасным было бы возобновление армяно-азербайджанской войны. Вооруженная борьба за Нагорный Карабах будет носить характер как традиционного межгосударственного, так и межэтнического столкновения. Региональной дестабилизацией грозят и «замороженные» этнические конфликты в Закавказье (Абхазия, Южная Осетия) и на Балканах (Косово, «албанский вопрос» в Македонии и др.), если только их не удастся разрешить. На Ближнем Востоке международное «землетрясение» может вызвать актуализация курдского вопроса. Впрочем, эксперты прогнозируют, что главным «полем» столкновений и войн такого рода станет Африка.

Для Запада, как и для России, наибольшую угрозу представляет активность исламских экстремистов. Принципиально важно, смогут ли Ирак, Афганистан и Палестина создать жизнеспособные светские режимы, стремящиеся к модернизации своих обществ. Независимо от того, как будут развиваться события в Ираке и Афганистане, степень военно-политической вовлеченности Соединенных Штатов в ближневосточную ситуацию останется высокой. Американские войска и стратегические объекты в этом регионе, который еще долго сохранит ключевое значение для стратегии национальной безопасности США, чрезвычайно уязвимы и, в отличие от хорошо защищенной национальной территории США, являются удобной мишенью для террористов. В дальнейшем основные стратегические интересы США могут переместиться в Восточную Азию.

В Центральной Азии Россия и страны НАТО тратят время и усилия на традиционное геополитическое соперничество, которое по аналогии с XIX веком можно было бы назвать «малой игрой». Между тем в Ферганской долине вызревают межэтнические конфликты, способные «взорвать» хрупкую стабильность не только в Узбекистане, но и в соседних странах. Однако ни Москва, которая толь ко что «выдавила» американцев из Узбекистана, ни Вашингтон, сохраняющий военное присутствие в соседней Киргизии, ни Пекин, который благодаря действиям Ташкента, поддержанным Москвой, испытывает теперь несколько меньшее давление на свои западные рубежи, все еще не определили приемы и средства предупреждения столкновений и противодействия им, не выработали соответствующую стратегию.

Развитие событий в Центральной Азии и на Среднем Востоке (Ирак, Иран и Афганистан) определит и характер будущих военно-политических отношений между основными державами - США, Россией, Китаем и Индией. Возможно, им удастся найти путь прагматичного сотрудничества, соединив усилия в противостоянии общим угрозам, и тогда отношения между некоторыми из этих стран могут перерасти в долгосрочное партнерство. Если же державы-лидеры пойдут по пути соперничества, то он уведет их от решения реальных проблем безопасности. Мир вернется к традиционной политике «баланса сил» с непременными периодическими «пробами сил». И тогда ситуация, сложившаяся на рубеже ХХ и XXI веков, когда все основные участники системы международной безопасности не рассматривают друг друга в качестве вероятных противников, уйдет в историю. Уникальный шанс будет упущен.

Одиннадцатинедельное противостояние в мае-июле 1999 года индийских вооруженных сил и проникших на территорию индийского штата Джамму и Кашмир сепаратистов, поддержанных вооруженными силами Пакистана.

Субрегиональная международная организация, в которую входят Казахстан, Китай, Кыргызстан, Россия, Таджикистан, Узбекистан. Официальная дата создания - 14–15 июня 2001 года в Шанхае.

Договор был впервые подписан 15 мая 1992 года Арменией, Казахстаном, Кыргызстаном, Россией, Таджикистаном, Узбекистаном. В мае 2002 года Договор был преобразован в региональную организацию (ОДКБ); ее участники - Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан.

- 41.51 Кб

Введение

XXI век находится под знаком глобализации, открывающей эру всемирной истории. Последнее десятилетие XX века, исполненное эйфорией от окончания " холодной войны" и крушения советского строя, породило иллюзии о том, что с насилием покончено. Они были трагически погребены под обломками Всемирного торгового центра, что лишний раз доказало истинность изречения Платона: "Только мертвые видели конец войны". Глобализация не покончила с войной, как не смогли этого сделать экономические кризисы или революции, на горе демократиям, режимам мирным по своей сути, и Европе, которой не дают спать спокойно призраки порожденных ею мировых конфликтов XX века, которые стоили ей колоссальных материальных и нравственных потерь. Зато глобализация привела к возникновению новых типов войны.

Начало «военно-политического» XXI века ознаменовалось террористической атакой на США 11 сентября 2001 года. Новое столетие началось под знаком глобализации всех сфер жизни, в том числе и сферы безопасности. Зона стабильного мира, которая включает Северную Америку, страны Европейского союза и НАТО, Японию, Австралию, большую часть Латинской Америки, Россию, Китай, Индию, Украину, Казахстан, Белоруссию, ЮАР и некоторые другие страны, расширилась. Но на нее все сильнее воздействует зона дефицита безопасности (Ближний и Средний Восток, Средняя Азия, большая часть Африки и Юго-Восточная Азия, Кавказ и Балканы); эта зона теперь еще менее стабильна. Войны XXI столетия (во всяком случае, его первой четверти) - это межцивилизационные войны. Речь идет о столкновении западной цивилизации с ее непримиримыми врагами, отвергающими все ее ценности и достижения. США в Ираке и Афганистане, Россия на Северном Кавказе (а в будущем, не исключено, - и в Центральной Азии), Израиль в своем противостоянии с палестинскими экстремистами ведут войны с противником, который не опирается на государство, не располагает определенной территорией и населением и который думает и действует иначе, чем современные государства. Наступила эпоха асимметричных войн. Гражданская война внутри мусульманских обществ является специфической частью этих войн.

Наряду с угрозой, исходящей от исламистов-экстремистов, опасность представляют попытки некоторых режимов данного региона получить доступ к ядерному оружию. Эти две политические тенденции и определяют основное содержание проблемы военной безопасности в сегодняшнем мире и в обозримом будущем (ближайшие 15–20 лет).

Текущие конфликты

Мир

Война с международным терроризмом. Войну ведут США и их многочисленные союзники против международных террористических организаций. Война началась 11 сентября 2001 года после нападения террористов на Нью-Йорк и Вашингтон. В войне принимают участие ООН и многие страны мира.

Европа

Россия против Грузии

Конфликт идет вокруг проблемы независимости отколовшихся частей Грузии - Абхазии и Южной Осетии - объявивших о независимости, которая была признана Россией и Никарагуа. В 2008 году конфликт вступил в "горячую" фазу. В процессе урегулирования важную роль играет Организация по Безопасности и Сотрудничеству в Европе и Европейский Союз.

К трагической дате 08.08.08 Россия и Грузия шли долго, но неуклонно. На накопившиеся за постсоветский период межгосударственные противоречия в последние годы стала накладываться еще и личная неприязнь политических лидеров двух стран, и надежды на то, что повышающаяся напряженность может быть снята в ходе их личной встречи, как это происходило, скажем, во время президентства Эдуарда Шеварднадзе, или имело место во взаимоотношениях других стран СНГ, в общем, не было. Очевидно, что российско-грузинские отношения вошли в такую фазу, что без крупных стратегических уступок одной из сторон о полноценной нормализации отношений можно было и не мечтать. К ним же ни Россия, ни Грузия отнюдь не стремились.

К 8 августа 2008 года Москва и Тбилиси имели в активе совершенную разновекторность внешней политики, грандиозные взаимные обвинения в организации терактов и потворстве терроризму, шпионские скандалы, жесткий визовый режим, нерегулярное прямое транспортное сообщение, одностороннее торговое эмбарго, массовую депортацию граждан Грузии из России, отозванного из Москвы грузинского посла, крайне болезненное для Тбилиси распоряжение премьер-министра РФ Владимира Путина об особенных экономических отношениях России с Абхазией и Южной Осетией. Весьма показательны также попытки как-то договориться за несколько дней до начала боевых действий, когда по «детским» причинам на переговоры не могли добраться то российский представитель, то грузинский. Ситуация же к тому времени в Южной Осетии накалилась до такой степени, что командующий миротворческими войсками генерал Марат Кулахметов в комментарии «НГ» откровенно и прямо заявил, что она вот-вот выйдет из-под контроля, и признал, что сам он на нее влиять уже не в состоянии.

Стороны провоцируют друг друга, перестрелки стали обычным явлением, и, если политики и посредники не предпримут в ближайшие часы активных действий для стабилизации, последствия будут очень тяжелыми, сказал Кулахметов. И был прав.

8 августа, в день открытия Олимпийских игр в Пекине, в Южной Осетии началась война, впоследствии получившая название « пятидневной». В течение неполной недели российские войска полностью выбили из Южной Осетии грузинские подразделения, установили контроль над стратегическими объектами в других регионах Грузии, нанесли бомбовые удары по пригородам Тбилиси, выводя из строя военные аэродромы и радиолокационные станции. Одновременно вооруженные силы Абхазии заняли все Кодорское ущелье – единственный район республики, остававшийся под контролем Тбилиси.

Военные действия были прекращены после вмешательства Запада, челночных поездок президента Франции Николя Саркози в Москву и Тбилиси на переговоры с президентами воюющих сторон Дмитрием Медведевым и Михаилом Саакашвили, которые, в свою очередь, завершились подписанием мирного соглашения по именам французского и российского президентов. Уговорить их провести прямые переговоры не удалось из-за обилия взаимных предусловий, и уже 26 августа 2008 года Дмитрий Медведев объявил о признании независимости Южной Осетии и Абхазии. Позднее примеру России последовали Никарагуа, Венесуэла и Науру. В ответ Тбилиси объявил о разрыве дипломатических отношений с РФ и выходе Грузии из состава СНГ. Последнее было символично, ибо к тому моменту пребывание Грузии в Содружестве носило условный характер и сводилось разве что к участию в саммитах различного уровня. Тем не менее протокольные процедуры аннулирования членства заняли еще один год, и перестала быть членом СНГ Грузия лишь в 2009 году.

К тому времени метаморфозу претерпела трактовка причин войны 2008 года. Если поначалу все свидетельствовало о том, что грузинская сторона, указывая на обстрелы грузинских же сел осетинскими подразделениями, взялась за наведение конституционного порядка на своей территории путем введения в регион армии и полицейских сил в нарушение ряда соглашений по режиму невозобновления огня в Южной Осетии, а Москва предприняла ответные действия по защите дислоцированных там российских миротворцев и живущих в ЮО российских граждан (подавляющее большинство жителей региона обзавелись российскими паспортами), но, по мнению Запада, применила чрезмерную силу, то по прошествии года не меньшую популярность получила версия об агрессии России, решившей избавиться от проамериканского режима Саакашвили и вернуть Грузию, таким образом, в зону своего геополитического влияния. А действия Тбилиси носили вынужденный характер – войска были введены в Южную Осетию для сопротивления агрессору.

Распространению этой прогрузинской трактовки, поддержанной международными союзниками Саакашвили – лидерами ряда стран Восточной Европы и определенными кругами США, трагических событий немало способствовало неуклюжее информационное обеспечение собственных действий Москвой и югоосетинскими властями. В частности, при первом же независимом мониторинге рассыпались обвинения в адрес грузинской стороны о зверствах, учиненных военными над мирным осетинским населением, а также устроенном геноциде. Существенной корректировке подверглись цифры о жертвах среди гражданского населения – как выяснилось, погибло не несколько тысяч мирных людей, как утверждала осетинская сторона, а около 200, что уменьшает масштабы, хотя саму трагедию не отменяет. Наконец, неоднозначным оказался и вывод международной комиссии по изучению причин войны под руководством Хайди Тальявини. В резюме комиссии достаточно расплывчато говорится о виновности Грузии, поддавшейся на провокации и введшей в регион войска, и содержится не меньше обвинений в адрес Москвы, превысившей полномочия, ответившей несоразмерной силой и, наконец, не выполняющей условия мирного соглашения Медведева–Саркози по части отвода сил на довоенные позиции. На этом, к слову, настаивает сегодня Тбилиси, называя в официальных документах дислоцированные, согласно заключенным позднее российско-абхазскому и российско-югоосетинскому договорам, российские военные базы «оккупационными войсками». Более того, Тбилиси удалось закрепить этот термин и на международном уровне – в частности, ряд документов, содержащих эту формулировку, принят Парламентской ассамблеей НАТО, несколькими менее видными международными институтами, а также высшими законодательными органами некоторых стран Восточной Европы.

На сегодняшний день положение представляется таким. Тбилиси ухудшил возможность восстановления территориальной целостности. Однако и до войны их, объективно, было немного. Зато теперь Тбилиси делает все возможное, и пока успешно, для перевода разговора об Абхазии и Южной Осетии в иную плоскость. А именно – требует «деоккупации исконно грузинских территорий Россией».

Абхазия и Южная Осетия, получив признание суверенитетов со стороны России, Венесуэлы, Никарагуа и Науру, на большее в этом плане сегодня рассчитывать не могут. Целиком политически и экономически завися от Москвы, в Сухуме и Цхинвале, кажется, понимают формальности своей независимости.

Россия, признав суверенитеты бывших грузинских автономий, взяв на себя миссию гаранта этих суверенитетов, одновременно «загрузила» собственный бюджет этими двумя территориальными образованиями. И если на самодостаточность Абхазии в будущем как-то можно рассчитывать хотя бы из-за географического расположения, то Южная Осетия похожа на ту самую черную дыру, в которую можно бесконечно инвестировать без особого эффекта. Расчеты Москвы на цепь признаний суверенитетов Абхазии и Южной Осетии со стороны союзников по СНГ не оправдались. Партнеры повели себя консервативно. Особенно разочаровала Белоруссия, президент которой Александр Лукашенко, согласно российским источникам, давал гарантии следовать примеру Москвы, но пока не сделал этого. Таким образом, российский ответ Западу по Косово вышел на сегодня не равноценным.

Азия

Ближний Восток

В первой четверти XXI столетия главной причиной конфликтов в мире по-прежнему остаются противоречия, порождаемые модернизацией стран Ближнего и Среднего Востока. Деятельность Усамы бен Ладена, Аль-Каиды, талибов, Исламского движения Туркестана и пр. - это прежде всего реакция на растущую вовлеченность Ближнего и Среднего Востока в глобальные процессы. Сознавая общую отсталость арабо-мусульманского мира, его экономическую неконкурентоспособность и в то же время - зависимость Запада от ближневосточной нефти, реакционеры стремятся дискредитировать правящие режимы стран региона, объявив их пособниками Запада, свергнуть их под исламистскими лозунгами и, захватив власть, установить новый порядок (халифат).

Иракское правительство и межнациональные силы против иракских инсургентов и террористов "Аль Каеды"

Конфликт начался в 2003 году после оккупации Ирака силами международной коалиции во главе с США. В конфликте прямо или косвенно участвуют несколько десятков государств.

Иран и Турция против курдов

Конфликт тянется с 1961 года, курды, представляемые различными организациями - некоторые из них применяют террористические методы - добиваются независимости.

Израиль против террористических группировок ("Хамас", "Хезболла", "Палестинский Исламский Джихад" и др.)

Конфликт Израиля с террористами, не желающими признавать факт существования еврейского государства, длится с 1975 года и имеет, в основном, территориальные и религиозные причины. В конфликт прямо или косвенно вовлечены ООН, Сирия, Ливан, Египет, Иран, Иордания, США, Европейский Союз, Россия.

Израиль против Сирии и Ливана

Последняя фаза этого длительного конфликта началась в 2001 году и была связана с активизацией военизированной организации " Хезболла", базирующейся в Ливане и поддерживаемой Сирией и Ираном. Конфликт идет за территории, контроль над источниками воды и по многим иным причинам, в том числе, религиозным. В урегулировании конфликта задействованы ООН, США, Турция, европейский Союз, Лига Арабских Государств.

Афганское правительство против "Талибана" и "Аль Каеды"

Описание работы

Глобализация не покончила с войной, как не смогли этого сделать экономические кризисы или революции, на горе демократиям, режимам мирным по своей сути, и Европе, которой не дают спать спокойно призраки порожденных ею мировых конфликтов XX века, которые стоили ей колоссальных материальных и нравственных потерь. Зато глобализация привела к возникновению новых типов войны.
Начало «военно-политического» XXI века ознаменовалось террористической атакой на США 11 сентября 2001 года. Новое столетие началось под знаком глобализации всех сфер жизни, в том числе и сферы безопасности.

История международных отношений - это история войн. В начале XXI века вооруженные конфликты и войны остаются важными элементами международного взаимодействия. Меняется их характер, но «частью истории», как предсказывали исследователи на закате биполярного противостояния, они в текущем веке вряд ли станут. В связи с этим важно понимать основные тенденции и особенности развития вооруженных конфликтов и войн для того, чтобы успешно подготовиться к будущей, а не к «прошлой войне».

Общесистемные предпосылки вооруженных конфликтов и войн: от национальных государств к полуанархичной системе взаимодействия

Одним из ключевых факторов будущего мироустройства станет дальнейшее усиление кризиса Вестфальской системы мира, основой которой является взаимодействие национальных государств.

Для многих национальных государств, переживших наибольший расцвет в середине прошлого века как прямой результат процесса деколонизации, сегодня наступили не самые лучшие времена. Усиление внутреннего давления на наиболее слабые из них, а также неспособность осуществлять базовые функции неизбежно приведут к тому, что число несостоявшихся и полностью исчезнувших с карты мира государств в XXI веке будет лавинообразно расти. На их месте появятся самоуправляемые территории, где власть будет принадлежать кланам и группировкам, находящимся в состоянии перманентного конфликта и часто сменяющим друг друга. Эти территории нестабильности («серые зоны») привлекут к себе различных негосударственных участников в сфере безопасности, например, транснациональных террористов и международные преступные группировки, которые будут использовать их в качестве тренировочных лагерей, перевалочных баз и т.д. вне чьей-либо юрисдикции.

Фото: theriskyshift.com
Сомалийские пираты

Появление значительного количества несостоявшихся и распавшихся государств повлечет за собой принятие дифференцированных подходов в сфере международного общения. По отношению друг к другу национальные государства будут руководствоваться международными правилами, принципами и нормами, зафиксированными в международном праве, а также иными обязательствами. В то же время по отношению к представителям негосударственных территорий данные правила в одностороннем порядке распространяться не будут, и каждое государство будет самостоятельно устанавливать принципы взаимодействия.

С правилами ведения войны произойдет то же самое. Права комбатантов и мирного населения национальных государств будут, как и раньше, защищены различными договорами и конвенциями, в то время как к представителям негосударственных территорий национальные государства будут иметь возможность применять собственные произвольные правила. Своеобразным прообразом таких «правил» могут стать условия содержания членов «Аль-Каиды» и «Талибана» на американской военной базе в Гуантанамо, где практически не соблюдаются права человека.

Государства и раньше достаточно жестко обходились с внесистемными угрозами безопасности, например, с пиратами в XIX веке. Однако тогда речь шла о частных случаях, в то время как в XXI веке предстоит выстроить полноценную систему взаимодействия с негосударственными акторами в сфере безопасности ввиду радикального увеличения размаха их деятельности.

Основные сценарии вооруженных конфликтов и войн XXI века

Согласно массиву статистических данных Центра по изучению конфликтов Уппсальского университета , число межгосударственных вооруженных конфликтов в последние десятилетия неуклонно сокращается. Более того, в период 2004-2007 гг. вообще не было зафиксировано ни одного межгосударственного вооруженного столкновения, а за последние два года их было всего два. Это означает, что механизмы сдерживания агрессии государств, выработанные и опробованные во второй половине XX века, оказались на деле эффективными и работоспособными.

Но это не означает, что конфликты между национальными государствами в XXI веке полностью исчезнут. Ведь пока система международных отношений основана на балансе сил, такое в принципе невозможно.

Стремительный рост Китая и Индии к середине XXI веке вполне может привести к тому, что будет поставлен вопрос о кардинальном пересмотре базовых принципов международной системы. Нельзя исключать, что для этого могут быть использованы и силовые методы, включая ядерное оружие, причем со стороны как возможных ревизионистов, так и консерваторов.

Фото: www.bt.com.bn
Индийский патруль на улицах Кашмира

Однако основные конфликты, включая вооруженные, будут разворачиваться между отдельными государствами или группами государств по частным проблемам. Так, по мере увеличения числа жителей планеты и развития экономики будет обостряться борьба за обладание природными ресурсами, в первую очередь, водными и энергетическими.

Территориальные споры, являющиеся сегодня основной причиной межгосударственных конфликтов, также останутся важным фактором нестабильности в отношениях между государствами. Количество спорных территорий в мире не сокращается, а государства очень редко идут на уступки по данным вопросам. При этом самым взрывоопасным конфликтом останется территориальный спор по поводу провинции Кашмир между Индией и Пакистаном, в котором возможно применение ядерного оружия одной из сторон.

Кроме того, государствам придется все чаще сталкиваться друг с другом в виртуальном пространстве. Кибератаки с территории одного государства на информационную инфраструктуру другого уже стали реальностью, но пока не приобрели системный характер. В самом крайнем случае такие атаки могут вызвать и силовой ответ, если на карту будет поставлено выживание критической информационной инфраструктуры, например, банковской системы.

Фото: www.ntdtv.org
Хакерская группировка Anonymous,
осуществляющая кибератаки на
правительственные сайты

Однако модельным конфликтом XXI века, судя по всему, станет асимметричное противостояние национального государства и различных негосударственных участников международного общения.

Во-первых, именно в потенциально слабых государствах находятся значительные запасы природных ресурсов, которые так необходимы экономикам развитых национальных государств. За обладание и удержание подобных ресурсов также необходимо будет вступать в конфликт с различными негосударственными группировками. Не исключено, что на территории исчезнувших с карты мира государств будут основываться особые международные экономические анклавы, целью которых будет именно эксплуатация природных ресурсов. Важную роль в обеспечении безопасности подобных зон должны будут сыграть частные военные компании и охранные структуры транснациональных корпораций.

Во-вторых, национальные государства под давлением общественности будут проводить «гуманитарные операции» для спасения населения отдельных территорий от массовых нарушений прав человека. Подобные операции вряд ли станут массовыми, так как государства не будут сильно заинтересованы в их проведении, а издержки среди военнослужащих всегда будут значительными.

В-третьих, новые негосударственные акторы своими действиями в реальном (пиратство) и виртуальном (кибератаки) мирах будут сами провоцировать вооруженные конфликты с национальными государствами, чтобы привлечь к себе внимание, с одной стороны, и втянуть их в долгосрочный асимметричный конфликт, ослабить и попытаться навязать выгодные для себя условия, с другой (например, в части распределения дохода от добычи природных ресурсов, которая ведется на подконтрольной им территории).

Углубление технологического разрыва и облик будущих войн

Говоря о средствах ведения вооруженных конфликтов, необходимо рассмотреть роль как оружия массового поражения, так и конвенционального оружия.

Ядерное оружие или любое другое средство, которое заменит его в будущем в качестве «оружия последней надежды», сохранит свою важность в деле обеспечения государственного суверенитета обладающих им стран. Однако серьезные достижения в сфере противоракетной обороны заставят многие страны разрабатывать новые средства доставки ядерного оружия к цели, вкладывать значительные средства в свои ракетно-ядерные силы. В результате, если стороны не смогут договориться о разумной достаточности в вопросах ПРО и стратегических ядерных сил, неминуем новый виток гонки вооружений. Кроме того, уже полным ходом идут разработки нового поколения тактического ядерного вооружения, которое пока не подпадает под ограничительные международные договоры. Начало его повсеместного использования в вооруженных конфликтах откроет новую страницу в контроле над ядерными вооружениями.

Вероятность использования ядерного оружия негосударственными участниками также возрастает, однако пока нет информации, что какой-либо негосударственный участник международного общения имеет к нему доступ. По мере «демократизации» технологий такая возможность все же появится. Другое дело, что и для негосударственных участников международных отношений ядерное оружие вряд ли станет тактическим инструментом достижения своих целей и также будет использовано, только если под угрозу будет поставлено их выживание. Исключение могут составить траснациональные террористические группы, которым важно любой ценой достичь своего идеального мироустройства, в том числе и ценой огромных людских потерь.

Фото: www.artleo.com
Российская зенитная ракетная система
С-400 «Триумф» последнего поколения

Запрет на производство, накопление и использование биологического и бактериологического оружия, установленный международными конвенциями для национальных государств во второй половине XX века, будет сохранен. Негосударственные акторы также будут стремиться к обладанию таким оружием. Однако здесь речь может идти и о его тактическом применении в рамках асимметричной стратегии конфликта. Вооруженным силам национальных государств необходимо будет дополнительно подготовиться к такой возможности.

Значительные изменения произойдут и в использовании конвенционального оружия. Более того, здесь углубится разрыв между ведущими мировыми державами и остальным миром, а пропасть в возможностях государственных и негосударственных акторов будет просто зияющей.

Ведущие национальные государства продолжат совершенствование вооружений высокой точности, средств радиоэлектронной борьбы, беспилотных летательных аппаратов и иных средств ведения боевых действий, не требующих непосредственного присутствия в них военнослужащих.

Раскручивается новый виток революции в военном деле, хотя говорить о переходе к новому поколению войн пока преждевременно. Это случится только в связи с распространением оружия, основанного на новых физических принципах, - кинетического, ультразвукового, геофизического. Однако необходимо понимать, что цикл обновления вооружений очень длинный, и, скорее всего, данный вид оружия поступит в ведущие армии мира в лучшем случае к середине XXI века.

Информационно-телекоммуникационная революция продолжит оказывать значительное влияние на военное дело. В результате использования передовых информационных технологий появилась возможность виртуальной оцифровки поверхности всей планеты, что существенным образом снижает затраты на наведение высокоточного оружия, получения визуальной информации с поля боя в режиме реального времени и сразу от нескольких источников, сокращения срока выявления целей для атаки (от нескольких недель во время войны в Ираке в 1991 г. до 45 минут в 2003 г.). Оперативность планирования и возможность внесения корректив дают возможность проводить более динамичные операции. Но есть и негативные моменты. Так, в непосредственное управление операциями может вмешиваться гражданское руководство, не обладающее необходимыми компетенциями, а команды, основывающиеся исключительно на получаемой картинке и информации, могут оказаться недальновидными и противоречащими логике развития боя.

Значительных успехов должна достичь военная медицина. В результате радикально снизится количество смертей от боевых ранений.

В ведущих армиях продолжится процесс аутсорсинга. Военные будут заниматься исключительно планированием и ведением боевых действий, в то время как частные военные компании будут осуществлять охрану различных объектов и, вероятно, организовывать операции по миростроительству, которые, как показывает практика, военные эффективно выполнять не в состоянии.

Фото: dronewarsuk.wordpress.com
Атака американских беспилотников
в Пакистане

В результате ожидается, что в вооруженных конфликтах XXI века количество жертв среди военнослужащих национальных государств будет сведено к историческому минимуму. Это повысит поддержку возможных военных действий со стороны населения и, вероятно, приведет к повышению уровня воинственности наиболее передовых держав.

Тем не менее полностью избежать жертв среди военных будет возможно только в случае ограниченной операции с использованием сил авиации. В тех случаях, когда необходимо будет проводить наземную операцию, жертвы неминуемо будут. Но подобные операции будут проводиться только при необходимости физического контроля территории, которая есть далеко не всегда. Во всех остальных случаях приоритет будет отдаваться ограниченным дистанционным действиям, например, авиационному удару по ядерным объектам с целью недопущения появления у страны ядерного оружия. Это, в частности, возможно в случае с Ираном.

Негосударственные участники, которые будут противостоять национальным государствам, такими совершенными военными возможностями обладать не будут. Но, применяя асимметричную тактику ведения боевых действий, они могут значительно нивелировать преимущества, которые дают сложные высокоточные и информационные военные системы. Так, для выведения из строя беспилотных летательных аппаратов достаточно блокировать передачу им команд из центра управления, создав помехи. Другие современные электронные устройства можно вывести из строя мощным электромагнитным импульсом. Естественно, в ведущих армиях мира самым серьезным образом работают над средствами противодействия в радиоэлектронной борьбе. Но чем сложнее будут военные системы, тем больше в них будет мелких уязвимостей, которые негосударственные акторы в области безопасности смогут эксплуатировать.

Конфликты были и остаются спутниками развития человечества. И хотя давать прогнозы на будущее - задача всегда неблагодарная, можно с уверенностью утверждать, что конфликтологи и специалисты по вооруженным операциям и войнам смогут уже довольно скоро наблюдать качественные сдвиги в международной конфликтной среде. А что случится на самом деле - покажет время.

Характерной чертой всех крупных войн ХХ века было отражение ими противоречий исключительно внутри западной (европейской) цивилизации и глобальность масштаба, при котором в войнах участвовали практически все крупные индустриальные державы. Сегодня ситуация изменилась, и в XXI веке, «военно-политическое» начало которого ознаменовалось террористической атакой на США 11 сентября 2001 года, речь идет уже о межцивилизационных войнах и о столкновении западной цивилизации с ее непримиримыми врагами, отвергающими все ее ценности и достижения. «Полит.ру» публикует статью Дмитрия Тренина «Войны XXI века», в которой автор дает прогноз относительно возможных конфликтов в XXI веке, как ядерных, так и с применением обычного оружия. Одновременно автор указывает на две тенденции, которые уже сейчас определяют основное содержание военной проблемы: угрозы, исходящие от исламистов-экстремистов, и попытки некоторых режимов Ближнего и Среднего Востока получить доступ к ядерному оружию. Статья опубликована в последнем номере журнала «Отечественные записки» (2005. № 5).

Каждая эпоха в военной истории человечества имеет свою технологическую и политическую специфику. Войны ХХ века были вооруженными конфликтами глобальных масштабов. В этих конфликтах участвовали практически все крупные индустриальные державы. Не менее важно, что обе мировые войны и сорокалетняя холодная война отражали противоречия внутри западной (европейской) цивилизации, породившей наряду с «мейнстримом» - либерализмом и демократией - такие крайности, как фашизм и коммунизм. Даже японский милитаризм и само японское государство были сконструированы по западным лекалам. В ХХ веке войны, которые страны расколотого на две группировки Запада вели против незападных противников, воспринимались как второстепенные. Так, началом Второй мировой войны официально считается нападение Германии на Польшу, а не вторжение Японии в Китай. Страны, не принадлежащие к европейской цивилизации, были преимущественно политически неразвитыми, технически отсталыми и слабыми в военном отношении. Со второй половины ХХ века страны Запада начали терпеть поражения в отдаленных регионах (Суэц, Алжир, Вьетнам, Афганистан), но третий мир в целом хотя и превратился в основное поле «свободной охоты» сверхдержав, оставался военно-политической периферией.

ХХ столетие открылось войной между «столпами» тогдашнего мирового порядка, а завершилось серией этнических конфликтов, вспыхнувших в результате распада СССР и Югославии. Начало «военно-политического» XXI века ознаменовалось террористической атакой на США 11 сентября 2001 года. Новое столетие началось под знаком глобализации всех сфер жизни, в том числе и сферы безопасности. Зона стабильного мира, которая включает Северную Америку, страны Европейского союза и НАТО, Японию, Австралию, большую часть Латинской Америки, Россию, Китай, Индию, Украину, Казахстан, Белоруссию, ЮАР и некоторые другие страны, расширилась. Но на нее все сильнее воздействует зона дефицита безопасности (Ближний и Средний Восток, Средняя Азия, большая часть Африки и Юго-Восточная Азия, Кавказ и Балканы); эта зона теперь еще менее стабильна. Войны XXI столетия (во всяком случае, его первой четверти) - это межцивилизационные войны. Речь идет о столкновении западной цивилизации с ее непримиримыми врагами, отвергающими все ее ценности и достижения. США в Ираке и Афганистане, Россия на Северном Кавказе (а в будущем, не исключено, - и в Центральной Азии), Израиль в своем противостоянии с палестинскими экстремистами ведут войны с противником, который не опирается на государство, не располагает определенной территорией и населением и который думает и действует иначе, чем современные государства. Наступила эпоха асимметричных войн. Гражданская война внутри мусульманских обществ является специфической частью этих войн.

В первой четверти XXI столетия главной причиной войн и конфликтов в мире по-прежнему остаются противоречия, порождаемые модернизацией стран Ближнего и Среднего Востока. Деятельность Усамы бен Ладена, Аль-Каиды, талибов, Исламского движения Туркестана и пр. - это прежде всего реакция на растущую вовлеченность Ближнего и Среднего Востока в глобальные процессы. Сознавая общую отсталость арабо-мусульманского мира, его экономическую неконкурентоспособность и в то же время - зависимость Запада от ближневосточной нефти, реакционеры стремятся дискредитировать правящие режимы стран региона, объявив их пособниками Запада, свергнуть их под исламистскими лозунгами и, захватив власть, установить новый порядок (халифат). Наряду с угрозой, исходящей от исламистов-экстремистов, опасность представляют попытки некоторых режимов данного региона получить доступ к ядерному оружию. Эти две политические тенденции и определяют основное содержание проблемы военной безопасности в сегодняшнем мире и в обозримом будущем (ближайшие 15–20 лет).

Ниже приводятся экспертные оценки вероятности военных конфликтов, как ядерных, так и с применением только обычного оружия. Наш прогноз ограничивается первой четвертью XXI века.

Ядерные конфликты

Широкомасштабная ядерная война между США и Россией уже невозможна. После Карибского кризиса 1962 года ядерное оружие перестало рассматриваться как средство достижения победы в войне. С тех пор Москва и Вашингтон практикуют политику ядерного сдерживания, основанную на принципе гарантированного взаимного уничтожения. После того как в начале 1990-х годов исчезла политическая и идеологическая основа глобального противоборства, российско-американское сдерживание сделалось в большей степени технической проблемой. Преодолев откровенный антагонизм, Россия и США не превратились ни в союзников, ни даже в полноценных партнеров. Москва и Вашингтон по-прежнему не доверяют друг другу, соперничество ослабело, но не прекратилось. Соединенные Штаты считают, что главная проблема российского ракетно-ядерного потенциала - его безопасность, т. е. техническая исправность и исключение несанкционированного доступа к «кнопке запуска». С точки зрения РФ, ядерное оружие является «статусным символом», позволяющим российскому руководству претендовать на роль великой державы. В условиях, когда международное влияние России существенно снизилось, а ощущение уязвимости резко возросло, оно играет роль «психологической поддержки».

В китайско-американских отношениях идеологическая составляющая отсутствует, а геополитическое соперничество носит ограниченный характер. При этом налицо огромная, постоянно растущая экономическая взаимозависимость. Холодная война между Китаем и США вовсе не является неизбежностью. В свое время китайское руководство, в отличие от советского, не пошло по пути резкого наращивания ядерного потенциала, не стало соревноваться с Америкой в гонке ракетно-ядерных вооружений. Сейчас КНР по-прежнему реализует стратегию «минимального ядерного сдерживания» США. По-видимому, Китай и США склонны избегать обострения отношений, способного спровоцировать ядерный конфликт. В ближайшие два десятилетия вероятность такого конфликта очень мала, даже несмотря на тайваньскую проблему, которую и Вашингтон, и Пекин не выпускают и не выпустят из поля зрения.

Поскольку оба крупных соседних государства, Россия и Китай, обладают ядерным оружием, взаимное ядерное сдерживание неизбежно. С точки зрения РФ, ядерное оружие - единственный действенный военный инструмент в поли тике сдерживания Китая. Впрочем, в настоящее время едва ли можно ожидать серьезного политического кризиса, угрожающего вооруженным столкновением РФ и КНР.

Из отношений Москвы с Лондоном и Парижем «ядерный аспект» исчез полностью. Что же касается перспективы создания единых ядерных вооруженных сил Европейского союза, можно смело утверждать, что в первой четверти XXI века этого не произойдет.

В условиях «ползучего» распространения ядерного оружия повышается вероятность ограниченных ядерных войн. Появление ядерного оружия у Индии и Пакистана в 1998 году обозначило возможность такой войны в Индостане. Не исключено, однако, что последовавший вслед за этим Каргильский инцидент - первый в истории вооруженный конфликт между государствами, обладающими ядерным оружием, сыграл в индо-пакистанских отношениях примерно такую же роль, как Карибский кризис в советско-американском противостоянии. В военной политике Дели и Исламабада формируются элементы взаимного сдерживания. В последние годы, по мнению экспертов, реальную угрозу представляет не столько ядерное оружие обеих стран, сколько возможность острого внутриполитического кризиса в Пакистане, распада государственности и захвата ядерного оружия исламистскими экстремистами.

Если Северная Корея обладает несколькими единицами ядерного оружия, то Корейский полуостров также является потенциальным театром ядерной войны. Однако анализ политики Пхеньяна показывает, что северокорейское руководство использует ядерное оружие как гарантию сохранения существующего режима и как инструмент экономического шантажа в отношении США, Южной Кореи и Японии. Ядерная проблема предстанет совсем в ином виде в случае объединения Кореи. Сеул, унаследовав ядерные наработки Пхеньяна, может пожелать сохранить их. Реакция Токио легко предсказуема: Япония примет решение обзавестись собственным ядерным оружием. Затем последуют соответствующий ответ Пекина, вмешательство Вашингтона и т. п. - с неясным конечным результатом.

Израиль уже давно прибегает к ядерному сдерживанию в отношении арабских соседей, политика которых угрожает самому существованию еврейского государства. Процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке, начавшийся вскоре после окончания войны 1973 года, привел к установлению стабильных отношений Израиля с Египтом и Иорданией. Тем не менее полная нормализация отношений Израиля с арабским миром - дело отдаленного будущего, а до тех пор ядерный фактор сохраняет свое значение в израильскоарабских отношениях.

Если ядерное оружие появится у Ирана, то последствия могут быть многообразными: это и превентивная война США и (или) Израиля против Ирана, и дальнейшее распространение ядерного оружия (возможные кандидаты: Саудовская Аравия, Египет и Сирия), и оформление взаимного сдерживания США в союзе с Израилем, с одной стороны, и Ирана - с другой. Любой из этих сценариев сопряжен с серьезным риском для региональной и всеобщей безопасности. Очевидно, что назрела необходимость в международном контроле над ядерной программой Тегерана и реинтеграции Ирана в мировое сообщество. По-иному решить иранскую ядерную проблему невозможно.

Развитие науки и техники сделало возможными и оправданными с военной точки зрения «точечные» ядерные удары. Допустимость превентивного применения ядерного оружия для уничтожения баз террористов и укрепленных объектов на территории государств, стремящихся к обладанию ядерным оружием, - важная новация американской военной доктрины. В принципе, по этому же пути может пойти и военно-политическое руководство России. Ясно, однако, что даже такое «хирургическое вмешательство» будет иметь огромные политические последствия, так как оно снимет табу на боевое применение ядерного оружия.

Тем временем становится все более вероятным использование ядерного оружия (или, вероятнее, ядерных материалов) террористами. Объектами их атак могут оказаться США, Россия, Израиль, европейские страны, Австралия и многие другие государства. Велика и опасность применения террористами других видов оружия массового уничтожения, прежде всего биологического.

Итак, приходится сделать вывод, что возможный масштаб конфликтов с применением ядерного оружия резко сократился, но вероятность их возникновения существенно возросла.

Конфликты с применением обычных вооружений

Крупномасштабная обычная война («Третья мировая»), которой опасались и к которой готовились в годы холодной войны, сегодня практически невероятна. Хотя отношения между НАТО и Россией не превратились в союзнические («союз с союзом», по известной формуле бывшего посла США в Москве А. Вершбоу), обе стороны постепенно демонтируют инфраструктуру полувекового противостояния. Отношения РФ с ведущими европейскими странами НАТО уже сегодня можно считать демилитаризованными: война между Россией и Германией столь же немыслима, как война между Германией и Францией. Что касается Польши и стран Балтии, то, хотя сейчас едва ли можно говорить о дружбе России с этими странами, применение военной силы здесь практически исключено. Окончательной гарантией «вечного мира» между Россией и ее западными соседями может парадоксальным образом стать вхождение Украины в НАТО: вооруженный конфликт России с Украиной, поддерживаемой Западом, невозможен. На Востоке отношения России с Японией и Южной Кореей, союзниками США по холодной войне, можно сравнить с российско-германскими или российско-итальянскими.

Маловероятны и региональные войны. Характер взаимодействия любой пары крупных государств можно условно назвать мирным и сравнительно устойчивым. Российско-китайские и китайско-индийские отношения характеризует долгосрочная тенденция к укреплению партнерства. Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) и Организация Договора о коллективной безопасности (ОДКБ) в целом способствуют укреплению мира в регионе, прежде всего в Центральной Азии. Российско-индийское партнерство беспроблемно в стратегическом отношении - случай почти уникальный для крупных государств, формально не являющихся союзниками. Китайско-японские отношения имеют тенденцию к ухудшению, но ее сдерживает сильная экономическая взаимозависимость.

Реальную угрозу создают две ситуации: на Корейском полуострове, где достигнут самый высокий в мире уровень военного противостояния, и в Тайваньском проливе. Оба потенциальных конфликта, начавшись как локальные, могут быстро выйти на региональный уровень в случае вмешательства США. С другой стороны, и США, и Китай заинтересованы в том, чтобы не допускать резкого обострения ситуации, держать ее под контролем.

Вероятность войны на Ближнем Востоке между Израилем и арабскими странами постепенно снижается. Решение палестинской проблемы может создать условия для постепенного (в течение нескольких десятилетий) превращения Восточного Средиземноморья в зону условного мира. В то же время серьезными факторами неопределенности являются развитие внутриполитической ситуации в Египте (особенно после ухода с политической арены президента Х. Мубарака) и в Палестинской автономии.

Конфликт между Индией и Пакистаном по поводу Кашмира в значительной степени сдерживается ядерным противостоянием. Но если в Пакистане к власти придут радикалы, то поиск путей урегулирования индо-пакистанской проблемы может прерваться.

Самыми распространенными конфликтами в XXI столетии, видимо, станут локальные войны, порождаемые межэтническими противоречиями. Для России особенно опасным было бы возобновление армяно-азербайджанской войны. Вооруженная борьба за Нагорный Карабах будет носить характер как традиционного межгосударственного, так и межэтнического столкновения. Региональной дестабилизацией грозят и «замороженные» этнические конфликты в Закавказье (Абхазия, Южная Осетия) и на Балканах (Косово, «албанский вопрос» в Македонии и др.), если только их не удастся разрешить. На Ближнем Востоке международное «землетрясение» может вызвать актуализация курдского вопроса. Впрочем, эксперты прогнозируют, что главным «полем» столкновений и войн такого рода станет Африка.

Для Запада, как и для России, наибольшую угрозу представляет активность исламских экстремистов. Принципиально важно, смогут ли Ирак, Афганистан и Палестина создать жизнеспособные светские режимы, стремящиеся к модернизации своих обществ. Независимо от того, как будут развиваться события в Ираке и Афганистане, степень военно-политической вовлеченности Соединенных Штатов в ближневосточную ситуацию останется высокой. Американские войска и стратегические объекты в этом регионе, который еще долго сохранит ключевое значение для стратегии национальной безопасности США, чрезвычайно уязвимы и, в отличие от хорошо защищенной национальной территории США, являются удобной мишенью для террористов. В дальнейшем основные стратегические интересы США могут переместиться в Восточную Азию.

В Центральной Азии Россия и страны НАТО тратят время и усилия на традиционное геополитическое соперничество, которое по аналогии с XIX веком можно было бы назвать «малой игрой». Между тем в Ферганской долине вызревают межэтнические конфликты, способные «взорвать» хрупкую стабильность не только в Узбекистане, но и в соседних странах. Однако ни Москва, которая толь ко что «выдавила» американцев из Узбекистана, ни Вашингтон, сохраняющий военное присутствие в соседней Киргизии, ни Пекин, который благодаря действиям Ташкента, поддержанным Москвой, испытывает теперь несколько меньшее давление на свои западные рубежи, все еще не определили приемы и средства предупреждения столкновений и противодействия им, не выработали соответствующую стратегию.

Развитие событий в Центральной Азии и на Среднем Востоке (Ирак, Иран и Афганистан) определит и характер будущих военно-политических отношений между основными державами - США, Россией, Китаем и Индией. Возможно, им удастся найти путь прагматичного сотрудничества, соединив усилия в противостоянии общим угрозам, и тогда отношения между некоторыми из этих стран могут перерасти в долгосрочное партнерство. Если же державы-лидеры пойдут по пути соперничества, то он уведет их от решения реальных проблем безопасности. Мир вернется к традиционной политике «баланса сил» с непременными периодическими «пробами сил». И тогда ситуация, сложившаяся на рубеже ХХ и XXI веков, когда все основные участники системы международной безопасности не рассматривают друг друга в качестве вероятных противников, уйдет в историю. Уникальный шанс будет упущен.

Одиннадцатинедельное противостояние в мае-июле 1999 года индийских вооруженных сил и проникших на территорию индийского штата Джамму и Кашмир сепаратистов, поддержанных вооруженными силами Пакистана.

Субрегиональная международная организация, в которую входят Казахстан, Китай, Кыргызстан, Россия, Таджикистан, Узбекистан. Официальная дата создания - 14–15 июня 2001 года в Шанхае.

Договор был впервые подписан 15 мая 1992 года Арменией, Казахстаном, Кыргызстаном, Россией, Таджикистаном, Узбекистаном. В мае 2002 года Договор был преобразован в региональную организацию (ОДКБ); ее участники - Армения, Беларусь, Казахстан, Кыргызстан, Россия, Таджикистан.