Всякий, кому случалось побывать в Шварцвальде, скажет вам, что никогда в другом месте не увидишь таких высоких и могучих елей, нигде больше не встретишь таких рослых и сильных людей. Кажется, будто самый воздух, пропитанный солнцем и смолой, сделал обитателей Шварцвальда непохожими на их соседей, жителей окрестных равнин. Даже одежда у них не такая, как у других. Особенно затейливо наряжаются обитатели гористой стороны Шварцвальда. Мужчины там носят черные камзолы, широкие, в мелкую складку шаровары, красные чулки и островерхие шляпы с большими полями. И надо признаться, что наряд этот придает им весьма внушительный и почтенный вид.

Все жители здесь отличные мастера стекольного дела. Этим ремеслом занимались их отцы, деды и прадеды, и слава о шварцвальдских стеклодувах издавна идет по всему свету.

В другой стороне леса, ближе к реке, живут те же шварцвальдцы, но ремеслом они занимаются другим, и обычаи у них тоже другие. Все они, так же как их отцы, деды и прадеды, — лесорубы и плотогоны. На длинных плотах сплавляют они лес вниз по Неккару в Рейн, а по Рейну — до самого моря.

Они останавливаются в каждом прибрежном городе и ждут покупателей, а самые толстые и длинные брёвна гонят в Голландию, и голландцы строят из этого леса свои корабли.

Плотогоны привыкли к суровой бродячей жизни. Поэтому и одежда у них совсем не похожа на одежду мастеров стекольного дела. Они носят куртки из темного холста и черные кожаные штаны на зеленых, шириною в ладонь, помочах. Из глубоких карманов их штанов всегда торчит медная линейка — знак их ремесла. Но больше всего они гордятся своими сапогами. Да и есть чем гордиться! Никто на свете не носит таких сапог. Их можно натянуть выше колен и ходить в них по воде, как посуху.

Еще недавно жители Шварцвальда верили в лесных духов. Теперь-то, конечно, все знают, что никаких духов нет, но от дедов к внукам перешло множество преданий о таинственных лесных жителях.

Рассказывают, что эти лесные духи носили платье точь-в-точь такое, как и люди, среди которых они жили.

Стеклянный Человечек — добрый друг людей — всегда являлся в широкополой островерхой шляпе, в черном камзоле и шароварах, а на ногах у него были красные чулочки и черные башмачки. Ростом он был с годовалого ребенка, но это нисколько не мешало его могуществу.

А Михель-Великан носил одежду сплавщиков, и те. кому случались его видеть, уверяли, будто на сапоги его должно было пойти добрых полсотни телячьих кож к что взрослый человек мог бы спрятаться в этих сапожищах с головой. И все они клялись, что нисколько не преувеличивают.

С этими-то лесными духами пришлось как-то раз познакомиться одному шварунальдскому парню.

О том, как это случилось и что произошло, вы сейчас узнаете.

Много лет тому назад жила в Шварцвальде бедная вдова по имени и прозвищу Барбара Мунк.

Муж ее был угольщиком, а когда он умер, за это же ремесло пришлось взяться ее шестнадцатилетнему сыну Петеру. До сих пор он только смотрел, как его отец тушит уголь, а теперь ему самому довелось просиживать дни и ночи возле дымящейся угольной ямы, а потом колесить с тележкой по дорогам и улицам, предлагая у всех ворот свой черный товар и пугая ребятишек лицом и одёжей, потемневшими от угольной пыли.

Ремесло угольщика тем хорошо (или тем плохо), что оставляет много времени для размышлений.

И Питер Мунк, сидя в одиночестве у своего костра, так же, как и многие другие угольщики, думал обо всём на свете. Лесная тишина, шелест ветра в верхушках деревьев, одинокий крик птицы — всё наводило его на мысли о людях, которых он встречал, странствуя со своей тележкой, о себе самом и о своей печальной судьбе.

“Что за жалкая участь быть черным, грязным угольщиком! — думал Петер. — То ли дело ремесло стекольщика, часовщика или башмачника! Даже музыкантов, которых нанимают играть на воскресных вечеринках, и тех почитают больше, чем нас!” Вот, случись, выйдет Петер Мунк в праздничный день на улицу — чисто умытый, в парадном отцовском кафтане с серебряными пуговицами, в новых красных чулках и в башмаках с пряжками... Всякий, увидев его издали, скажет: “Что за парень — молодец! Кто бы это был?” А подойдет ближе, только рукой махнет: «Ах, да ведь это всего-навсего Петер Мунк, угольщик!..» И пройдет мимо.

Но больше всего Петер Мунк завидовал плотогонам. Когда эти лесные великаны приходили к ним на праздник, навесив на себя с полпуда серебряных побрякушек — всяких там цепочек, пуговиц да пряжек, — и, широко расставив ноги, глядели на танцы, затягиваясь из аршинных кёльнских трубок, Петеру казалось, что нет на свете людей счастливее и почтеннее. Когда же эти счастливцы запускали в карман руку и целыми пригоршнями вытаскивали серебряные монеты, у Петера спирало дыхание, мутилось в голове, и он, печальный, возвращался в свою хижину. Он не мог видеть, как эти “дровяные господа” проигрывали за один вечер больше, чем он сам зарабатывал за целый год.

Но особенное восхищение и зависть вызывали в нем три плотогона: Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый.

Иезекиил Толстый считался первым богачом в округе.

Везло ему необыкновенно. Он всегда продавал лес втридорога, денежки сами так и текли в его карманы.

Шлюркер Тощий был самым смелым человеком из всех, кого знал Петер. Никто не решался с ним спорить, а он не боялся спорить ни с кем. В харчевне он и ел-пил за троих, и место занимал на троих, но никто не смел сказать ему ни слова, когда он, растопырив локти, усаживался за стол или вытягивал вдоль скамьи свои длинные ноги, — уж очень много было у него денег.

Вильм Красивый был молодой, статный парень, лучший танцор среди плотогонов и стекольщиков. Еще совсем недавно он был таким же бедняком, как Петер, и служил в работниках у лесоторговцев. И вдруг ни с того ни с сего разбогател" Одни говорили, что он нашел в лесу под старой елью горшок серебра. Другие уверяли, что где-то на Рейне он подцепил багром мешок с золотом.

Так или иначе, он вдруг сделался богачом, и плотогоны стали почитать его, точно он был не простой плотогон, а принц.

Все трое — Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый — были совсем не похожи друг на друга, но все трое одинаково любили деньги и были одинаково бессердечны к людям, у которых денег не было. И однако же, хоть за жадность их недолюбливали, за богатство им всё прощали. Да и как не простить! Кто, кроме них, мог разбрасывать направо и налево звонкие талеры, словно деньги достаются им даром, как еловые шишки?!

“И откуда только они берут столько денег, — думал Петер, возвращаясь как-то с праздничной пирушки, где он не пил, не ел, а только смотрел, как ели и пили другие. — Ах, кабы мне хоть десятую долю того, что пропил и проиграл нынче Иезекиил Толстый!”

Петер перебирал в уме все известные ему способы разбогатеть, но не мог придумать ни одного мало-мальски верного.

Наконец он вспомнил рассказы о людях, которые будто бы получили целые горы золота от Михеля-Великана или от Стеклянного Человечка.

Еще когда был жив отец, у них в доме часто собирались бедняки соседи помечтать о богатстве, и не раз они поминали в разговоре маленького покровителя стеклодувов.

Петер даже припомнил стишки, которые нужно было сказать в чаще леса, у самой большой ели, для того чтобы вызвать Стеклянного Человечка:

— Под косматой елью,
В темном подземелье,
Где рождается родник, —
Меж корней живет старик.

Он неслыханно богат,
Он хранит заветный клад...
Были в этих стишках еще две строчки, но, как Петер ни ломал голову, он ни за что не мог их припомнить.

Ему часто хотелось спросить у кого-нибудь из стариков, не помнят ли они конец этого заклинания, но не то стыд, не то боязнь выдать свои тайные мысли удерживали его.

— Да они, наверно, и не знают этих слов, — утешал он себя. — А если бы знали, то почему он им самим не пойти в лес и не вызвать Стеклянного Человечка!..

В конце концов он решил завести об этом разговор со своей матерью — может, она припомнит что-нибудь.

Но если Петер забыл две последние строчки, то матушка его помнила только две первые.

Зато он узнал от нее, что Стеклянный Человечек показывается только тем, кому посчастливилось родиться в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни.

— Если бы ты знал это заклинание от слова до слова, он непременно бы явился тебе, — сказала мать, вздыхая. — Ты ведь родился как раз в воскресенье, в самый полдень.

Услышав это, Петер совсем потерял голову.

“Будь что будет, — решил он, — а я должен попытать свое счастье”.

И вот, распродав весь заготовленный для покупателей уголь, он надел отцовский праздничный камзол, новые красные чулки, новую воскресную шляпу, взял в руки палку и сказал матери:

— Мне нужно сходить в город. Говорят, скоро будет набор в солдаты, так вот, я думаю, следовало бы напомнить начальнику, что вы вдова и что я ваш единственный сын.

Мать похвалила его за благоразумие и пожелала счастливого пути. И Петер бодро зашагал по дороге, но только не в город, а прямо в лес. Он шел всё выше и выше по склону горы, поросшей ельником, и наконец добрался до самой вершины.

Место было глухое, безлюдное. Нигде никакого жилья — ни избушки дровосеков, ни охотничьего шалаша.

Редко какой человек заглядывал сюда. Среди окрестных жителей поговаривали, что в этих местах нечисто, и всякий старался обойти Еловую гору стороной.

Здесь росли самые высокие, самые крепкие ели, но давно уже не раздавался в этой глуши стук топора. Да и не мудрено! Стоило какому-нибудь дровосеку заглянуть сюда, как с ним непременно случалась беда: либо топор соскакивал с топорища и вонзался в ногу, либо подрубленное дерево падало так быстро, что человек не успевал отскочить и его зашибало насмерть, а плот, в который попадало хоть одно такое дерево, непременно шел ко дну вместе с плотогоном. Наконец люди совсем перестали тревожить этот лес, и он разросся так буйно и густо, что даже в полдень здесь было темно, как ночью.

Страшно стало Петеру, когда он вошел в чащу. Кругом было тихо — нигде ни звука. Он слышал только шорох собственных шагов. Казалось, даже птицы не залетают в этот густой лесной сумрак.

Около огромной ели, за которую голландские корабельщики, не задумываясь, дали бы не одну сотню гульденов, Петер остановился.

“Наверно, это самая большая ель на всем свете! — подумал он. — Стало быть, тут и живет Стеклянный Человечек”.

Петер снял с головы свою праздничную шляпу, отвесил перед деревом глубокий поклон, откашлялся и робким голосом произнес:

— Добрый вечер, господин стекольный мастер!

Но никто не ответил ему.

“Может быть, все-таки лучше сначала сказать стишки”, — подумал Петер и, запинаясь на каждом слове, пробормотал:

— Под косматой елью,
В темном подземелье,
Где рождается родник, —
Меж корней живет старик.

Он неслыханно богат,
Он хранит заветный клад...
И тут — Петер едва мог поверить своим глазам! — из-за толстого ствола кто-то выглянул. Петер успел заметить островерхую шляпу, темный кафтанчик, ярко-красные чулочки... Чьи-то быстрые, зоркие глаза на мгновение встретились с глазами Петера.

Стеклянный Человечек! Это он! Это, конечно, он! Но под елкой уже никого не было. Петер чуть не заплакал от огорчения.

— Господин стекольный мастер! — закричал он. — Где же вы? Господин стекольный мастер! Если вы думаете, что я вас не видел, вы ошибаетесь. Я отлично видел, как вы выглянули из-за дерева.

И опять никто ему не ответил. Но Петеру показалось, что за елкою кто-то тихонько засмеялся.

— Погоди же! — крикнул Петер. — Я тебя поймаю! — И он одним прыжком очутился за деревом. Но Стеклянного Человечка там не было. Только маленькая пушистая белочка молнией взлетела вверх по стволу.

“Ах, если бы я знал стишки до конца, — с грустью подумал Петер, — Стеклянный Человечек, наверно, вышел бы ко мне. Недаром же я родился в воскресенье!..”

Наморщив лоб, нахмурив брови, он изо всех сил старался вспомнить забытые слова или даже придумать их, но у него ничего не выходило.

А в то время как он бормотал себе под нос слова заклинания, белочка появилась на нижних ветвях елки, прямо у него над головой. Она охорашивалась, распушив свой рыжий хвост, и лукаво поглядывала на.него, не то посмеиваясь над ним, не то желая его подзадорить.

И вдруг Петер увидел, что голова у белки вовсе не звериная, а человечья, только очень маленькая — не больше беличьей. А на голове — широкополая, островерхая шляпа. Петер так и замер от изумления. А белка уже снова была самой обыкновенной белкой, и только на задних лапках у нее были красные чулочки и черные башмачки.

Тут уж: Петер не выдержал и со всех ног бросился бежать.

Он бежал, не останавливаясь, и только тогда перевел дух, когда услышал лай собак и завидел вдалеке дымок, поднимающийся над крышей какой-то хижины. Подойдя поближе, он понял, что со страху сбился с дороги и бежал не к дому, а прямо в противоположную сторону. Здесь жили дровосеки и плотогоны.

Хозяева хижины встретили Петера приветливо и, не спрашивая, как его зовут и откуда он, предложили ему ночлег, зажарили к ужину большого глухаря — это любимое кушанье местных жителей — и поднесли ему кружку яблочного вина.

После ужина хозяйка с дочерьми взяли прялки и подсели поближе к лучине. Ребятишки следили, чтоб она не погасла, и поливали ее душистой еловой смолой. Старик хозяин и старший его сын, покуривая свои длинные трубки, беседовали с гостем, а младшие сыновья принялись вырезывать из дерева ложки и вилки.

К вечеру в лесу разыгралась буря. Она выла за окнами, сгибая чуть не до земли столетние ели. То и дело слышались громовые удары и страшный треск, словно где-то невдалеке ломались и падали деревья.

— Да, никому бы я не посоветовал выходить в такую пору из дому, — сказал старый хозяин, вставая с места и покрепче закрывая дверь. — Кто выйдет, тому уж не вернуться. Нынче ночью Михель-Великан рубит лес для своего плота.

Петер сразу насторожился.

— А кто такой этот Михель? — спросил он у старика.

— Он хозяин этого леса, — сказал старик. — Вы, должно быть, нездешний, если ничего не слышали о чем. Ну хорошо, я расскажу вам, что знаю сам и что дошло до нас от наших отцов и дедов.

Старик уселся поудобнее, затянулся из своей трубки и начал:

— Лет сто назад — так, по крайней мере, рассказывал мой дед — не было на всей земле народа честнее шварцвальдцев. Теперь-то, когда на свете завелось столько денег, люди потеряли стыд и совесть. Про молодежь и говорить нечего, — у той только и дела, что плясать, ругаться да сорить деньгами. А прежде было не то. И виной всему — я это раньше говорил и теперь повторю, хотя бы он сам заглянул вот в это окошко, — виной всему Михель-Великан. От него все беды и пошли.

Так вот, значит, лет сто тому назад жил в этих местах богатый лесоторговец. Торговал он с далекими рейнскими городами, и дела у него шли как нельзя лучше, потому что он был человек честный и трудолюбивый.

И вот однажды приходит к нему наниматься какой-то парень. Никто его не знает, но видно, что здешний, — одет как шварцвальдец. А ростом чуть не на две головы выше всех. Наши парни и сами народ не мелкий, а этот настоящий великан.

Лесоторговец сразу сообразил, как выгодно держать такого дюжего работника. Он назначил ему хорошее жалованье, и Михель (так звали этого парня) остался у него.

Что и говорить, лесоторговец не прогадал.

Когда надо было рубить лес. Михель работал за троих. А когда пришлось перетаскивать бревна, за один конец бревна лесорубы брались вшестером, а другой конец поднимал Михель.

Послужив так с полгода, Михель явился к своему хозяину.

“Довольно, говорит, нарубил я деревьев. Теперь охота мне поглядеть, куда они идут. Отпусти-ка меня, хозяин, разок с плотами вниз по реке”.

“Пусть будет по-твоему, — сказал хозяин. — Хоть на плотах нужна не столько сила, сколько ловкость, и в лесу ты бы мне больше пригодился, но я не хочу мешать тебе поглядеть на белый свет. Собирайся!”

Плот, на котором должен был отправиться Михель, был составлен из восьми звеньев отборного строевого леса. Когда плот был уже связан, Михель принес еще восемь бревен, да таких больших и толстых, каких никто никогда не видывал. И каждое бревно он нес на плече так легко, будто это было не бревно, а простой багор.

“Вот на них я и поплыву, — сказал Михель. — А ваши щепочки меня не выдержат”.

И он стал вязать из своих огромных бревен новое звено.

Плот вышел такой ширины, что едва поместился между двумя берегами.

Все так и ахнули, увидев этакую махину, а хозяин Михеля потирал руки и уже прикидывал в уме, сколько денег можно будет выручить на этот раз от продажи леса.

На радостях он, говорят, хотел подарить Михелю пару самых лучших сапог, какие носят плотогоны, но Михель даже не поглядел на них и принес откуда-то из лесу свои собственные сапоги. Мой дедушка уверял, что каждый сапог был пуда в два весом и футов в пять высотой.

И вот всё было готово. Плот двинулся.

До этой поры Михель, что ни день, удивлял лесорубов, теперь пришла очередь удивляться плотогонам.

Они-то думали, что их тяжелый плот будет еле-еле тянуться по течению. Ничуть не бывало — плот несся по реке, как парусная лодка.

Всем известно, что труднее всего приходится плотогонам на поворотах: плот надо удержать на середине реки, чтобы он не сел на мель. Но на этот раз никто и не замечал поворотов. Михель, чуть что, соскакивал в воду и одним толчком направлял плот то вправо, то влево, ловко огибая мели и подводные камни.

Если же впереди не было никаких излучин, он перебегал на переднее звено, с размаху втыкал свой огромный багор в дно, отталкивался — и плот летел с такой быстротой, что, казалось, прибрежные холмы, деревья и села так и проносятся мимо.

Плотогоны и оглянуться не успели, как пришли в Кёльн, где обычно продавали свой лес. Но тут Михель сказал им:

“Ну и сметливые же вы купцы, как погляжу я на вас! Что ж вы думаете — здешним жителям самим нужно столько леса, сколько мы сплавляем из нашего Шварцвальда? Как бы не так! Они его скупают у вас за полцены, а потом перепродают втридорога голландцам. Давайте-ка мелкие бревна пустим в продажу здесь, а большие погоним дальше, в Голландию, да сами и сбудем тамошним корабельщикам. Что следует хозяину по здешним ценам, он получит сполна. А что мы выручим сверх того — то будет наше”.

Долго уговаривать сплавщиков ему не пришлось. Все было сделано точь-в-точь по его слову.

Плотогоны погнали хозяйский товар в Роттердам и там продали его вчетверо дороже, чем им давали в Кёльне!

Четверть выручки Михель отложил для хозяина, а три четверти разделил между сплавщиками. А тем во всю жизнь не случалось видеть столько денег. Головы у парней закружились, и пошло у них такое веселье, пьянство, картежная игра! С ночи до утра и с утра до ночи... Словом, до тех пор не возвратились они домой, пока не пропили и не проиграли всё до последней монетки.

С той поры голландские харчевни и кабаки стали казаться нашим парням сущим раем, а Михель-Великан (его стали после этого путешествия называть Михель-Голландец) сделался настоящим королем плотогонов.

Он не раз еще водил наших плотогонов туда же, в Голландию, и мало-помалу пьянство, игра, крепкие словечки — словом, всякая гадость перекочевала в эти края.

Хозяева долго ничего не знали о проделках плотогонов. А когда вся эта история вышла наконец наружу и стали допытываться, кто же тут главный зачинщик, — Михель-Голландец исчез. Искали его, искали — нет! Пропал — как в воду канул...

— Помер, может быть? — спросил Петер.

— Нет, знающие люди говорят, что он и до сих пор хозяйничает в нашем лесу. Говорят еще, что, если его как следует попросить, он всякому поможет разбогатеть. И помог уже кое-кому... Да только идет молва, что деньги он дает не даром, а требует за них кое-что подороже всяких денег... Ну и больше я об этом ничего не скажу. Кто знает, что в этих россказнях правда, что басня? Одно только, пожалуй, верно: в такие ночи, как нынешняя, Михель-Голландец рубит и ломает старые ели там, на вершине горы, где никто не смеет рубить. Мой отец однажды сам видел, как он, словно тростинку, сломал ель в четыре обхвата. В чьи плоты потом идут эти ели, я не знаю. Но знаю, что на месте голландцев я бы платил за них не золотом, а картечью, потому что каждый корабль, в который попадает такое бревно, непременно идет ко дну. А все дело здесь, видите ли, в том, что стоит Михелю сломать на горе новую ель, как старое бревно, вытесанное из такой же горной ели, трескается или выскакивает из пазов, и корабль дает течь. Потому-то мы с вами так часто и слышим о кораблекрушениях. Поверьте моему слову: если бы не Михель, люди странствовали бы по воде, как посуху.

Старик замолчал и принялся выколачивать свою трубку.

— Да... — сказал он опять, вставая с места. — Вот что рассказывали наши деды о Михеле-Голландце... И как там ни поверни, а все беды у нас пошли от него. Богатство он дать, конечно, может, но не желал бы я оказаться в шкуре такого богача, будь это хоть сам Иезекиил Толстый, или Шлюркер Тощий, или Вильм Красивый.

Пока старик рассказывал, буря улеглась. Хозяева дали Петеру мешок с листьями вместо подушки, пожелали ему спокойной ночи, и все улеглись спать. Петер устроился на лавке под окном и скоро уснул.

Никогда еще угольщику Петеру Мунку не снились такие страшные сны, как в эту ночь.

То чудилось ему, будто Михель-Великан с треском распахивает окно и протягивает ему огромный мешок с золотыми. Михель трясет мешок прямо у него над головой, и золото звенит, звенит — звонко и заманчиво.

То ему чудилось, что Стеклянный Человечек верхом на большой зеленой бутыли разъезжает по всей комнате, и Петер опять слышит лукавый тихий смешок, который донесся до него утром из-за большой ели.

И всю ночь Петера тревожили, будто споря между собой, два голоса. Над левым ухом гудел хриплый густой голос:

— Золотом, золотом,
Чистым — без обмана, —
Полновесным золотом
Набивай карманы!

Не работай молотом,
Плугом и лопатой!
Кто владеет золотом,
Тот живет богато!..
А над правым ухом звенел тоненький голосок:

— Под косматой елью,
В темном подземелье,
Где рождается родник, —
Меж корней живет старик...
Ну, а как дальше, Петер? Как там дальше? Ах, глупый, глупый угольщик Петер Мунк! Не может вспомнить такие простые слова! А еще родился в воскресный день, ровно в полдень... Придумай только рифму к слову “воскресный”, а уж остальные слова сами придут!..

Петер охал и стонал во сне, стараясь припомнить или придумать забытые строчки. Он метался, вертелся с боку на бок, но так как за всю свою жизнь не сочинил ни одного стишка, то и на этот раз ничего не выдумал.

Угольщик проснулся, едва только рассвело, уселся, скрестив руки на груди, и принялся размышлять всё о том же: какое слово идет в пару со словом “воскресный”?

Он стучал пальцами по лбу, тер себе затылок, но ничего не помогало.

И вдруг до него донеслись слова веселой песни. Под окном проходили трое парней и распевали во все горло:

— За рекою в деревушке...
Варят мед чудесный...
Разопьем с тобой по кружке
В первый день воскресный!..
Петера словно обожгло. Так вот она, эта рифма к слову “воскресный”! Да полно, так ли? Не ослышался ли он?

Петер вскочил и сломя голову кинулся догонять парней.

— Эй, приятели! Подождите! — кричал он.

Но парни даже не оглянулись.

Наконец Петер догнал их и схватил одного за руку.

— Повтори-ка, что ты пел! — закричал он, задыхаясь.

— Да тебе-то что за дело! — ответил парень. — Что хочу, то и пою. Пусти сейчас же мою руку, а не то...

— Нет, сперва скажи, что ты пел! — настаивал Петер и еще сильнее стиснул его руку.

Тут два других парня недолго думая накинулись с кулаками на бедного Петера и так отколотили его, что у бедняги искры из глаз посыпались.

— Вот тебе на закуску! — сказал один из них, награждая его увесистым тумаком. — Будешь помнить, каково задевать почтенных людей!..

— Еще бы не помнить! — сказал Петер, охая и потирая ушибленные места. — А теперь, раз уж вы меня все равно отколотили, сделайте милость — спойте мне ту песню, которую вы только что пели.

Парни так и прыснули со смеху. Но потом все-таки спели ему песню от начала до конца.

После этого они по-приятельски распрощались с Петером и пошли своей дорогой.

А Петер вернулся в хижину дровосека, поблагодарил хозяев за приют и, взяв свою шляпу и палку, снова отправился на вершину горы.

Он шел и все время повторял про себя заветные слова “воскресный — чудесный, чудесный — воскресный”... И вдруг, сам не зная, как это случилось, прочитал весь стишок от первого до последнего слова.

Петер даже подпрыгнул от радости и подбросил вверх свою шляпу.

Шляпа взлетела и пропала в густых ветках ели. Петер поднял голову, высматривая, где она там зацепилась, да так и замер от страха.

Перед ним стоял огромный человек в одежде плотогона. На плече у него был багор длиной с хорошую мачту, а в руке он держал шляпу Петера.

Не говоря ни слова, великан бросил Петеру его шляпу и зашагал с ним рядом.

Петер робко, искоса поглядывал на своего страшного спутника. Он словно сердцем почуял, что это и есть Михель-Великан, о котором ему вчера столько рассказывали.

— Петер Мунк, что ты делаешь в моем лесу? — вдруг сказал великан громовым голосом. У Петера затряслись колени.

— С добрым утром, хозяин, — сказал он, стараясь не показать виду, что боится. — Я иду лесом к себе домой — вот и все мое дело.

— Петер Мунк! — снова загремел великан и посмотрел на Петера так, что тот невольно зажмурился. — Разве эта дорога ведет к твоему дому? Ты меня обманываешь, Петер Мунк!

— Да, конечно, она ведет не совсем прямо к моему дому, — залепетал Петер, — но сегодня такой жаркий день... Вот я и подумал, что идти лесом хоть и дальше, да прохладнее!

— Не лги, угольщик Мунк! — крикнул Михель-Великан так громко, что с елок дождем посыпались на землю шишки. — А не то я одним щелчком вышибу из тебя дух!

Петер весь съежился и закрыл руками голову, ожидая страшного удара.

Но Михель-Великан не ударил его. Он только насмешливо поглядел на Петера и расхохотался.

— Эх ты дурак! — сказал он. — Нашел, к кому на поклон ходить!.. Думаешь, я не видел, как ты распинался перед этим жалким старикашкой, перед этим стеклянным пузырьком. Счастье твое, что ты не знал до конца его дурацкого заклинания! Он скряга, дарит мало, а если и подарит что-нибудь, так ты жизни рад не будешь. Жаль мне тебя, Петер, от души жаль! Такой славный, красивый парень мог бы далеко пойти, а ты сидишь возле своей дымной ямы да угли жжешь. Другие не задумываясь швыряют направо и налево талеры и дукаты, а ты боишься истратить медный грош... Жалкая жизнь!

— Что правда, то правда. Жизнь невеселая.

— Вот то-то же!.. — сказал великан Михель. — Ну да мне не впервой выручать вашего брата. Говори попросту, сколько сот талеров нужно тебе для начала?

Он похлопал себя по карману, и деньги забренчали там так же звонко, как то золото, которое приснилось Петеру ночью.

Но сейчас этот звон почему-то не показался Петеру заманчивым. Сердце его испуганно сжалось. Он вспомнил слова старика о страшной расплате, которую требует Михель за свою помощь.

— Благодарю вас, сударь, — сказал он, — но я не желаю иметь с вами дело. Я знаю, кто вы такой!

И с этими словами он бросился бежать что было мочи.

Но Михель-Великан не отставал от него. Он шагал рядом с ним огромными шагами и глухо бормотал:

— Ты еще раскаешься, Петер Мунк! Я по твоим глазам вижу, что раскаешься... На лбу у тебя это написано. Да не беги же так быстро, послушай-ка, что я тебе скажу!.. А то будет поздно... Видишь вон ту канаву? Это уже конец моих владений...

Услышав эти слова, Петер бросился бежать еще быстрее. Но уйти от Михеля было не так-то просто. Десять шагов Петера были короче, чем один шаг Михеля. Добежав почти до самой канавы, Петер оглянулся и чуть не вскрикнул — он увидел, что Михель уже занес над его головой свой огромный багор.

Петер собрал последние силы и одним прыжком перескочил через канаву.

Михель остался на той стороне.

Страшно ругаясь, он размахнулся и швырнул Петеру вслед тяжелый багор. Но гладкое, с виду крепкое, как железо, дерево разлетелось в щепки, словно ударилось о какую-то невидимую каменную стену. И только одна длинная щепка перелетела через канаву и упала возле ног Петера.

— Что, приятель, промахнулся? — закричал Петер и схватил щепку, чтобы запустить ею в Михеля-Великана.

Но в ту же минуту он почувствовал, что дерево ожило у него в руках.

Это была уже не щепка, а скользкая ядовитая змея. Он хотел было отшвырнуть ее, но она успела крепко обвиться вокруг его руки и, раскачиваясь из стороны в сторону, всё ближе и ближе придвигала свою страшную узкую голову к его лицу.

И вдруг в воздухе прошумели большие крылья.

Огромный глухарь с лета ударил змею своим крепким клювом, схватил ее и взвился в вышину. Михель-Великан заскрежетал зубами, завыл, закричал и, погрозив кулаком кому-то невидимому, зашагал к своему логову.

А Петер, полуживой от страха, отправился дальше своей дорогой.

Тропинка становилась все круче, лес — всё гуще и глуше, и наконец Петер опять очутился возле огромной косматой ели на вершине горы.

Он снял шляпу, отвесил перед елью три низких — чуть не до самой земли — поклона и срывающимся голосом произнес заветные слова:

— Под косматой елью,
В темном подземелье,
Где рождается родник, —
Меж корней живет старик.

Он неслыханно богат,
Он хранит заветный клад.
Кто родился в день воскресный,
Получает клад чудесный!
Не успел он выговорить последнее слово, как чей-то тоненький, звонкий, как хрусталь, голосок сказал:

— Здравствуй, Петер Мунк!

И в ту же минуту он увидел под корнями старой ели крошечного старичка в черном кафтанчике, в красных чулочках, с большой остроконечной шляпой на голове. Старичок приветливо смотрел на Петера и поглаживал свою небольшую бородку — такую легкую, словно она была из паутины. Во рту у него была трубка из голубого стекла, и он то и дело попыхивал ею, выпуская густые клубы дыма.

Не переставая кланяться, Петер подошел и, к немалому своему удивлению, увидел, что вся одежда на старичке: кафтанчик, шаровары, шляпа, башмаки — всё было сделано из разноцветного стекла, но только стекло это было совсем мягкое, словно еще не остыло после плавки.

— Этот грубиян Михель, кажется, здорово напугал тебя, — сказал старичок. — Но я его славно проучил и даже отнял у него его знаменитый багор.

— Благодарю вас, господин Стеклянный Человечек, — сказал Петер. — Я и вправду натерпелся страха. А вы, верно, и были тем почтенным глухарем, который заклевал змею? Вы мне спасли жизнь! Пропал бы я без вас. Но, уж если вы так добры ко мне, сделайте милость, помогите мне еще в одном деле. Я бедный угольщик, и живется мне очень трудно. Вы и сами понимаете, что, если с утра до ночи сидеть возле угольной ямы — далеко не уйдешь. А я еще молодой, мне хотелось бы узнать в жизни что-нибудь получше. Вот гляжу я на других — все люди как люди, им и почет, и уважение, и богатство... Взять хотя бы Иезекиила Толстого или Вильма Красивого, короля танцев, — так ведь у них денег что соломы!..

— Петер, — строго перебил его Стеклянный Человечек и, запыхтев трубкой, выпустил густое облако дыма, — никогда не говори мне об этих людях. И сам не думай о них. Сейчас тебе кажется, что на всем свете нет никого, кто был бы счастливее их, а пройдет год или два, и ты увидишь, что нет на свете никого несчастнее. И еще скажу тебе: не презирай своего ремесла. Твой отец и дед были почтеннейшими людьми, а ведь они были угольщиками. Петер Мунк, я не хочу думать, что тебя привела ко мне любовь к безделью и легкой наживе.

Говоря это, Стеклянный Человечек пристально смотрел Петеру прямо в глаза.

Петер покраснел.

— Нет, нет, — забормотал он, — я ведь и сам знаю, что лень — мать всех пороков, и всё такое прочее. Но разве я виноват, что мое ремесло мне не по пуще? Я готов быть стекольщиком, часовщиком, сплавщиком — кем угодно, только не угольщиком.

— Странный вы народ — люди! — сказал, усмехаясь, Стеклянный Человечек. — Всегда недовольны тем, что есть. Был бы ты стекольщиком — захотел бы стать сплавщиком, был бы сплавщиком — захотел бы стать стекольщиком. Ну да пусть будет по-твоему. Если ты обещаешь мне работать честно, не ленясь, — я помогу тебе. У меня заведен такой обычай: я исполняю три желания каждого, кто рожден в воскресенье между двенадцатью и двумя часами пополудни и кто сумеет меня найти. Два желания я исполняю, какие бы они ни были, даже самые глупые. Но третье желание сбывается только в том случае, если оно стоит того. Ну, Петер Мунк, подумай хорошенько и скажи мне, чего ты хочешь.

Но Петер не стал долго раздумывать. От радости он подбросил вверх свою шляпу и закричал:

— Да здравствует Стеклянный Человечек, самый добрый и могущественный из всех лесных духов!.. Если вы, мудрейший властелин леса, в самом деле хотите осчастливить меня, я скажу вам самое заветное желание моего сердца. Во-первых, я хочу уметь танцевать лучше самого короля танцев и всегда иметь в кармане столько же денег, сколько у самого Иезекиила Толстого, когда он садится за игорный стол...

— Безумец! — сказал, нахмурившись, Стеклянный Человечек. — Неужели ты не мог придумать что-нибудь поумнее? Ну посуди сам: какая будет польза тебе и твоей бедной матери, если ты научишься выкидывать разные коленца и дрыгать ногами, как этот бездельник Вильм? И какой толк в деньгах, если ты будешь оставлять их за игорным столом, как этот плут Иезекиил Толстый? Ты сам губишь свое счастье, Петер Мунк. Но сказанного не воротишь — твое желание будет исполнено. Говори же, чего бы ты хотел еще? Но смотри, на этот раз будь поумнее!

Петер задумался. Он долго морщил лоб и тер затылок, пытаясь придумать что-нибудь умное, и наконец сказал:

— Я хочу быть владельцем самого лучшего и самого большого стекольного завода, какой только есть в Шварцвальде. Ну и, конечно, мне нужны деньги, чтобы пустить его в ход.

— И это всё? — спросил Стеклянный Человечек, испытующе глядя на Петера. — Неужели это всё? Подумай хорошенько, что еще тебе нужно?

— Ну, если вам не жалко, прибавьте ко второму желанию еще пару лошадок и коляску! И хватит...

— Глупый же ты человек, Петер Мунк! — воскликнул Стеклянный Человечек и со злости так швырнул свою стеклянную трубку, что она ударилась о ствол ели и разлетелась вдребезги. — “Лошадок, коляску”!.. Ума-разума надо тебе, понимаешь? Ума-разума, а не лошадок и коляску. Ну да все-таки второе твое желание поумней первого. Стекольный завод — это дело стоящее. Если вести его с умом, и лошадки, и коляска, и всё у тебя будет.

— Так ведь у меня остается еще одно желание, — сказал Петер, — и я могу пожелать себе ума, если это так уж необходимо, как вы говорите.

— Погоди, прибереги третье желание про черный день. Кто знает, что еще ждет тебя впереди! А теперь ступай домой. Да возьми для начала вот это, — сказал Стеклянный Человечек и вынул из кармана кошелек, набитый деньгами. — Здесь ровно две тысячи гульденов. Три дня тому назад умер старый Винкфриц, хозяин большого стекольного завода. Предложи его вдове эти деньги, и она с радостью продаст тебе свой завод. Но помни: работа кормит только того, кто любит работу. Да не водись с Иезекиилом Толстым и пореже заходи в трактир. Это к добру не приведет. Ну прощай. Я буду изредка заглядывать к тебе, чтобы помочь советом, когда тебе не будет хватать своего ума-разума.

С этими словами человечек вытащил из кармана новую трубку из самого лучшего матового стекла и набил сухими еловыми иглами.

Потом, крепко прикусив ее мелкими, острыми, как у белки, зубками, он достал из другого кармана огромное увеличительное стекло, поймал в него солнечный луч и закурил.

Легкий дымок поднялся над стеклянной чашечкой. На Петера пахнуло нагретой солнцем смолой, свежими еловыми побегами, мёдом и почему-то самым лучшим голландским табаком. Дым делался все гуще, гуще и наконец превратился в целое облако, которое, клубясь и курчавясь, медленно растаяло в верхушках елей. А вместе с ним исчез и Стеклянный Человечек.

Петер еще долго стоял перед старой елью, протирая глаза и вглядываясь в густую, почти черную хвою, но так никого и не увидел. На всякий случай он низко поклонился большой елке и пошел домой.

Свою старую мать он застал в слезах и тревоге. Бедная женщина думала, что ее Петера забрали в солдаты и ей не скоро уже придется с ним увидеться.

Какова же была ее радость, когда ее сын вернулся домой, да еще с кошельком, набитым деньгами! Петер не стал рассказывать матери о том, что с ним было на самом деле. Он сказал, что повстречал в городе одного доброго приятеля, который дал ему взаймы целых две тысячи гульденов, чтобы Петер мог начать стекольное дело.

Мать Петера прожила всю жизнь среди угольщиков и привыкла видеть все вокруг черным от сажи, как мельничиха привыкает видеть все кругом белым от муки. Поэтому сначала ее не очень-то обрадовала предстоящая перемена. Но в конце концов она и сама размечталась о новой, сытой и спокойной жизни.

“Да, что там ни говори, — думала она, — а быть матерью стекольного заводчика почетнее, чем быть матерью простого угольщика. Соседки Грета и Бета мне теперь не чета. И в церкви я с этих пор буду сидеть не у стены, где меня никто не видит, а на передних скамейках, рядом с женой господина бургомистра, матерью господина пастора и тетушкой господина судьи...”

На следующий день Петер чуть свет отправился к вдове старого Винкфрица.

Они быстро поладили, и завод со всеми работниками перешел к новому хозяину.

Вначале стекольное дело очень нравилось Петеру.

Целые дни, с утра до вечера, он проводил у себя на заводе. Придет, бывало, не спеша, и, заложив руки за спину, как делал это старый Винкфриц, важно расхаживает по своим владениям, заглядывая во все углы и делая замечания то одному работнику, то другому. Он и не слышал, как за его спиной работники посмеивались над советами неопытного хозяина.

Больше всего нравилось Петеру смотреть, как работают стеклодувы. Иногда он и сам брал длинную трубку и выдувал из мягкой неостывшей массы пузатую бутыль или какую-нибудь затейливую, ни на что не похожую фигурку.

Но скоро всё это ему надоело. Он стал приходить на завод всего на часок, потом через день, через два и под конец не чаще, чем раз в неделю.

Работники были очень довольны и делали что хотели. Словом, порядка на заводе не стало никакого. Всё пошло вкривь и вкось.

А началось всё с того, что Петеру вздумалось заглянуть в трактир.

Он отправился туда в первое же воскресенье после покупки завода.

В трактире было весело. Играла музыка, и посреди зала, на удивление всем собравшимся, лихо отплясывал король танцев — Вильм Красивый.

А перед кружкой пива сидел Иезекиил Толстый и играл в кости, не глядя бросая на стол звонкие монеты.

Петер поспешно сунул руку в карман, чтобы проверить, сдержал ли Стеклянный Человечек свое слово. Да, сдержал! Карманы его были битком набиты серебром и золотом.

“Ну так, верно, и насчет танцев он меня не подвел ”, — подумал Петер.

И как только музыка заиграла новый танец, он подхватил какую-то девушку и стал с ней в пару против Вильма Красивого.

Ну и пляска же это была! Вильм подпрыгивал на три четверти, а Петер — на четыре, Вильм кружился волчком, а Петер ходил колесом, Вильм выгибал ноги кренделем, а Петер закручивал штопором.

С тех пор как стоял этот трактир, никто никогда не видел ничего подобного.

Петеру кричали “Ура!”, и единодушно провозгласили его королем над всеми королями танцев.

Когда же все трактирные завсегдатаи узнали, что Петер только что купил себе стекольный завод, когда заметили, что каждый раз, проходя в танце мимо музыкантов, он бросает им золотую монету, — общему удивлению не было конца.

Одни говорили, что он нашел в лесу клад, другие — что он получил наследство, но все сходились на том, что Петер Мунк самый славный парень во всей округе.

Наплясавшись вволю, Петер подсел к Иезекиилу Толстому и вызвался сыграть с ним партию-другую. Он сразу же поставил двадцать гульденов и тут же проиграл их. Но это его нисколько не смутило. Как только Иезекиил положил свой выигрыш в карман, в кармане у Петера тоже прибавилось ровно двадцать гульденов.

Словом, все получилось точь-в-точь, как хотел Петер. Он хотел, чтобы в кармане у него всегда было столько же денег, сколько у Иезекиила Толстого, и Стеклянный Человечек исполнил его желание. Поэтому, чем больше денег переходило из его кармана в карман толстого Иезекиила, тем больше денег становилось в его собственном кармане.

А так как игрок он был из рук вон плохой и всё время проигрывал, то нет ничего удивительного, что он постоянно был в выигрыше.

С тех пор Петер стал проводить за игорным столом все дни, и праздничные и будничные.

Люди так привыкли к этому, что называли его уже не королем над всеми королями танцев, а просто Петером-игроком.

Но хоть он стал теперь бесшабашным кутилой, сердце у него по-прежнему было доброе. Он без счета раздавал деньги беднякам, так же как без счета пропивал и проигрывал.

И вдруг Петер с удивлением стал замечать, что денег у него становится всё меньше и меньше. А удивляться было нечему. С тех пор как он стал бывать в трактире, стекольное дело он совсем забросил, и теперь завод приносил ему не доходы, а убытки. Заказчики перестали обращаться к Петеру, и скоро ему пришлось за полцены продать весь товар бродячим торговцам только для того, чтобы расплатиться со своими мастерами и подмастерьями.

Однажды вечером Петер шел из трактира домой. Он выпил изрядное количество вина, но на этот раз вино нисколько не развеселило его.

С ужасом думал он о своем неминуемом разорении. И вдруг Петер заметил, что рядом с ним кто-то идет мелкими быстрыми шажками. Он оглянулся и увидел Стеклянного Человечка.

— Ах, это вы, сударь! — сказал Петер сквозь зубы. — Пришли полюбоваться моим несчастьем? Да, нечего сказать, щедро вы наградили меня!.. Врагу не пожелаю такого покровителя! Ну что вы мне теперь прикажете делать? Того и гляди, пожалует сам начальник округа и пустит за долги с публичного торга все мое имущество. Право же, когда я был жалким угольщиком, у меня было меньше огорчений и забот...

— Так, — сказал Стеклянный Человечек, — так! Значит, по-твоему, это я виноват во всех твоих несчастьях? А по-моему, ты сам виноват в том, что не сумел пожелать ничего путного. Для того чтобы стать хозяином стекольного дела, голубчик, надо прежде всего быть толковым человеком и знать мастерство. Я тебе и раньше говорил и теперь скажу: ума тебе не хватает, Петер Мунк, ума и сообразительности!

— Какого там еще ума!.. — закричал Петер, задыхаясь от обиды и злости. — Я нисколько не глупее всякого другого и докажу тебе это на деле, еловая шишка!

С этими словами Петер схватил Стеклянного Человечка за шиворот и стал трясти его изо всех сил.

— Ага, попался, властелин лесов? Ну-ка, исполняй третье мое желание! Чтобы сейчас же на этом самом месте был мешок с золотом, новый дом и... Ай-ай!.. — завопил он вдруг не своим голосом.

Стеклянный Человечек как будто вспыхнул у него в руках и засветился ослепительно белым пламенем. Вся его стеклянная одежда раскалилась, и горячие, колючие искры так и брызнули во все стороны.

Петер невольно разжал пальцы и замахал в воздухе обожженной рукой.

В это самое мгновение над ухом у него раздался легкий, как звон стекла, смех — и всё стихло.

Стеклянный Человечек пропал.

Несколько дней не мог Петер позабыть об этой неприятной встрече.

Он бы и рад был не думать о ней, да распухшая рука все время напоминала ему о его глупости и неблагодарности.

Но мало-помалу рука у него зажила, и на душе стало легче.

— Если даже и продадут мой завод, — успокаивал он себя, — у меня все-таки останется толстый Иезекиил. Пока у него в кармане есть деньги, и я не пропаду.

Так-то оно так, Петер Мунк, а вот если денег у Иезекиила не станет, что тогда? Но Петеру это даже и в голову не приходило.

А между тем случилось именно то, чего он не предвидел, и в один прекрасный день произошла очень странная история, которую никак нельзя объяснить законами арифметики.

Однажды в воскресенье Петер, как обычно, пришел в трактир.

— Добрый вечер, хозяин, — сказал он с порога. — Что, толстый Иезекиил уже здесь?

— Заходи, заходи, Петер, — отозвался сам Иезекиил. — Место для тебя оставлено.

Петер подошел к столу и сунул руку в карман, чтобы узнать, в проигрыше или выигрыше толстый Иезекиил. Оказалось, в большом выигрыше. Об этом Петер мог судить по своему собственному, туго набитому карману.

Он подсел к игрокам и так провел время до самого вечера, то выигрывая партию, то проигрывая. Но сколько он ни проигрывал, деньги у него в кармане не убывали, потому что Иезекиилу Толстому все время везло.

Когда за окнами стемнело, игроки один за другим стали расходиться по домам. Поднялся и толстый Иезекиил. Но Петер так уговаривал его остаться и сыграть еще партию-другую, что тот наконец согласился.

— Ну хорошо, — сказал Иезекиил. — Только сначала я пересчитаю свои деньги. Будем бросать кости. Ставка — пять гульденов. Меньше нет смысла: детская игра!.. — Он вытащил свой кошелек и стал считать деньги. — Ровно сто гульденов! — сказал он, пряча кошелек в карман.

Теперь и Петер знал, сколько у него денег: ровно сто гульденов. И считать не надо было.

И вот игра началась. Первым бросил кости Иезекиил — восемь очков! Бросил кости Петер — десять очков!

Так и пошло: сколько раз ни бросал кости Иезекиил Толстый, у Петера всегда было больше ровно на два очка.

Наконец толстяк выложил на стол свои последние пять гульденов.

— Ну, бросай еще раз! — крикнул он. — Но так и знай, я не сдамся, даже если проиграю и теперь. Ты одолжишь мне несколько монет из своего выигрыша. Порядочный человек всегда выручает приятеля в затруднении.

— Да о чем там говорить! — сказал Петер. — Мой кошелек всегда к твоим услугам.

Толстый Иезекиил встряхнул кости и бросил на стол.

— Пятнадцать! — сказал он. — Теперь посмотрим, что у тебя.

Петер не глядя швырнул кости.

— Моя взяла! Семнадцать!.. — крикнул он и даже засмеялся от удовольствия.

В ту же минуту за его спиной раздался чей-то глухой, хриплый голос:

— Это была твоя последняя игра!

Петер в ужасе оглянулся и увидел за своим стулом огромную фигуру Михеля-Голландца. Не смея пошевельнуться, Петер так и замер на месте.

А толстый Иезекиил никого и ничего не видел.

— Дай мне скорей десять гульденов, и будем продолжать игру! — нетерпеливо сказал он.

Петер как во сне сунул руку в карман. Пусто! Он пошарил в другом кармане — и там не больше.

Ничего не понимая, Петер вывернул оба кармана наизнанку, но не нашел в них даже самой мелкой монетки.

Тут он с ужасом вспомнил о своем первом желании. Проклятый Стеклянный Человечек сдержал свое слово до конца: Петер хотел, чтобы денег у него было столько же, сколько в кармане у Иезекиила Толстого, и вот у Иезекиила Толстого нет ни гроша, и в кармане у Петера — ровно столько же!

Хозяин трактира и Иезекиил Толстый смотрели на Петера, вытаращив глаза. Они никак не могли понять, куда же девал он выигранные деньги. А так как Петер на все их вопросы не мог ответить ничего путного, то они решили, что он попросту не хочет расплачиваться с трактирщиком и боится поверить в долг Иезекиилу Толстому.

Это привело их в такую ярость, что они вдвоем накинулись на Петера, избили его, сорвали с него кафтан и вытолкали за дверь.

Ни одной звездочки не видно было на небе, когда Петер пробирался к себе домой.

Темень была такая, что хоть глаз выколи, и все-таки он различил рядом с собой какую-то огромную фигуру, которая была темней темноты.

— Ну, Петер Мунк, твоя песенка спета! — сказал знакомый хриплый голос. — Теперь ты видишь, каково приходится тем, кто не хочет слушать моих советов. А ведь сам виноват! Вольно же тебе было водиться с этим скупым старикашкой, с этим жалким стеклянным пузырьком!.. Ну да еще не все потеряно. Я не злопамятен. Слушай, завтра я целый день буду у себя на горе. Приходи и позови меня. Не раскаешься!

Сердце похолодело у Петера, когда он понял, кто с ним говорит. Михель-Великан! Опять Михель-Великан!.. Сломя голову Петер бросился бежать, сам не зная куда.

Эти слова рассказчика были прерваны шумом, донесшимся снизу из харчевни. Слышно было, как подъехал экипаж, несколько голосов требовало огня, кто-то громко и настойчиво стучал в ворота, завыли собаки. Комната, отведенная извозчику и ремесленникам, выходила на дорогу; все четверо гостей вскочили и бросились к окнам, чтобы поглядеть, что случилось. При слабом свете фонаря им удалось разглядеть остановившуюся перед харчевней большую карету; видно было, как какой-то высокий человек помогал двум женщинам в вуалях выйти из экипажа, как кучер в ливрее отпрягал лошадей, а слуга отстегивал чемодан.

— Да хранит их господь, — со вздохом сказал извозчик, — если они целы выйдут из харчевни, то и о повозке мне нечего беспокоиться.

— Тише! — прошептал студент, — мне сдается, что они подкарауливают этих дам, а вовсе не нас; вероятно, здесь заранее было известно об их проезде. Если б только удалось их предупредить! Впрочем, ведь во всей гостинице нет более приличной комнаты, чем комната рядом с моей. Сюда их и приведут. Оставайтесь здесь и не шумите, а я постараюсь предупредить слуг.

Молодой человек пробрался к себе в комнату, потушил свечи, оставив гореть лишь огарок, который дала ему хозяйка, а сам стал подслушивать у дверей.

Вскоре дамы в сопровождении хозяйки поднялись наверх, и та, с ласковыми и приветливыми словами, ввела их в соседнюю комнату. Она уговаривала гостей поскорей лечь спать, чтобы хорошенько отдохнуть после дороги; потом она сошла вниз. После этого студент услыхал тяжелые шаги поднимающегося по лестнице человека; он осторожно приотворил дверь и увидел в щелку того самого высокого мужчину, который помогал дамам выйти из экипажа; он был одет в охотничье платье, за поясом у него торчал охотничий нож, — по-видимому, это был шталмейстер или провожатый обеих дам. Когда студент убедился, что незнакомец поднялся по лестнице один, он быстро открыл дверь и сделал ему знак войти. Тот удивился, но вошел, и не успел еще ничего спросить, как студент шепнул ему: «Милостивый государь, вы попали в разбойничий притон».

Человек испугался; студент же увлек его к себе в комнату и рассказал ему, как подозрителен ему этот дом.

Услыхав это, егерь очень обеспокоился; он объяснил молодому человеку, что дамы — одна графиня, другая ее камеристка — сначала хотели ехать всю ночь напролет; но, на расстоянии получаса от этой харчевни, им повстречался всадник, который их окликнул и спросил, куда они направляются. Узнав, что они ночью намереваются ехать через шпессартский лес, он посоветовал им этого не делать, говоря, что в лесу в настоящее время очень неспокойно. «Послушайтесь совета порядочного человека, — добавил он, — и откажитесь от этой мысли; недалеко отсюда есть харчевня; как она ни плоха и ни неудобна, все же лучше переночевать там, чем темной ночью подвергать себя опасностям пути». Подавший им совет имел вид вполне порядочного и честного человека, и графиня, опасаясь нападения разбойников, приказала остановиться у этой харчевни.

Егерь счел своей обязанностью предупредить дам об опасности, в которую они попали. Он ушел в соседнюю комнату и вскоре открыл дверь, соединявшую комнаты графини и студента; графиня, дама лет сорока, бледная от страха, вышла к студенту и попросила его повторить ей все еще раз. Потом посовещались, что делать в таком затруднительном положении и порешили как можно незаметнее позвать к себе обоих слуг, извозчика и ремесленников, чтобы, в случае нападения, действовать против врагов сообща.

Когда все собрались, дверь из комнаты графини, выходившую в сени, заперли и загородили комодами и стульями. Графиня с камеристкой уселись на кровать, а слуги остались сторожить их. Прежние же посетители харчевни и егерь разместились в ожидании нападения в комнате студента вокруг стола. Было около десяти часов; в доме было тихо и спокойно, и ничто не выдавало, что собираются потревожить гостей. Оружейный мастер сказал тогда:

— Чтобы не заснуть, давайте сделаем, как раньше. Видите ли, мы рассказываем друг другу разные истории, какие знаем, и если господин егерь ничего не имеет против, мы будем продолжать.

Егерь не только ничего не имел против, но, чтобы доказать свою готовность, взялся сам рассказать историю. Он начал так:

Вильгельм Гауф

Жил-был на свете садовник, и была у него единственная дочь, которую звали Эльза. Всю свою жизнь садовник ухаживал за королевским садом, а Эльза помогала ему. Она, можно сказать, выросла среди цветов, а таких прекрасных цветов, как в том саду, не было во всем королевстве. И никто лучше Эльзы не умел обращаться с ними – стоило ей только выйти в сад, как все цветы расцветали, радуясь ее появлению.

Жаль только, что король редко посещал эти свои владенья, и старый замок с чудесным садом большую часть времени пустовал. Лишь однажды Эльзе и ее отцу посчастливилось увидеть короля. Несколько лет назад он приезжал поохотиться в здешних лесах и прожил в замке целую неделю. Это веселое время надолго запомнилось всем обитателям замка и его окрестностей, а особенно – маленькой Эльзе, с которой в те дни произошло одно удивительное событие, повлиявшее на всю ее дальнейшую жизнь.

Дело в том, что король взял с собой на охоту своего сына, принца. Конечно, Эльзе очень хотелось хоть краем глаза посмотреть на настоящего принца, но тот почти все время проводил на охоте вместе с отцом.

И вот однажды, когда Эльза гуляла по саду, она случайно столкнулась с принцем на одной из дорожек. Она не стразу заметила его – помешал огромный розовый куст. А когда заметила, было уже поздно. Эльза застыла как вкопанная, не смея даже попросить прощения за свою неловкость. Ей было так стыдно! К тому же, она вдруг испугалась, что принц пожалуется на нее королю, и тогда ее бедный отец может лишиться работы. От этой ужасной мысли на глазах у Эльзы невольно выступили слезы.

Но, к ее удивлению, принц даже и не думал сердиться. Наоборот, он сам поспешил извиниться перед ней, и, заметив, что девочка чуть не плачет, сорвал с куста самую большую и красивую розу и подарил ее ей.

У Эльзы сразу высохли слезы. Она с изумлением посмотрела на принца. Первое, что бросилось ей в глаза – принц был очень похож на своего отца, короля. И не только внешне: сразу было видно, что он такой же добрый, смелый и благородный, как и его отец. Но больше всего Эльзу поразило другое – его светлый взгляд, обращенный к ней. Да, да, принц смотрел на нее и улыбался. Он улыбался ей, Эльзе, дочери садовника, и вовсе не спешил с ней расстаться. Казалось, эта неожиданная встреча доставляет ему такую же радость, как и ей самой.

Увидев, что девочка больше не плачет, принц спросил у нее, как ее зовут и как оказалась она в королевском саду. Эльза ответила, и вскоре они уже мирно беседовали, как будто были знакомы сто лет. Эльза больше его не боялась. Ей казалось, что принц – необыкновенный человек и что таких людей, как он, она никогда раньше не встречала. Поэтому, когда за принцем пришли из замка, Эльза даже расстроилась. Но ничего не поделаешь – что-то случилось и король срочно желал видеть своего сына. Принц, как бы ни был он встревожен, простился с Эльзой по-дружески и сказал, что очень рад знакомству и что он надеется, что это не последняя их встреча. Эльза тоже на это надеялась – принц успел стать ей другом. Но, увы, на другой день рано утром король с принцем спешно покинули замок – пришло известие, что королева серьезно больна. Больше Эльза не видела принца.

Время шло. Эльза все так же помогала отцу следить за королевским садом и в глубине души все время надеялась, что однажды снова встретит там своего принца. Она сохранила розу, которую он ей подарил – на память о встрече с ним. А ее сердце само по себе сохранило для нее образ принца, прекрасного и доброго. За все эти годы она так и не смогла его забыть.

И вот однажды по округе пронесся слух, что принц собирается вновь посетить свои владенья. Все в замке немедленно начали готовиться к его приезду. Стоит ли говорить о том, какое впечатление произвело это известие на Эльзу? Она была сама не своя.

Надо сказать, что к тому времени ее отец уже умер, и теперь Эльза одна ухаживала за всем огромным садом. Узнав о приезде принца, Эльза прежде всего принялась приводить сад в порядок, хотя он и так был в порядке. Но сидеть без дела она не могла, потому что тогда ей в голову начинали лезть самые разные ненужные мысли. И с сердцем тоже творилось что-то необъяснимое…

Как бы то ни было, Эльза благоразумно решила, что ей лучше всего вообще не видеть принца – для ее же блага. Поэтому в день приезда она даже не побежала встречать его вместе со всеми, хотя ей и очень хотелось. Душа ее рвалась к нему, но вместо этого она пошла в сад, чтобы успеть полить розы, пока принц еще не приехал. Но очутившись в саду, среди цветов, Эльза забыла обо всем. Сначала она полила свой любимый розовый куст, тот самый, рядом с которым когда-то встретила принца, потом заглянула в оранжерею, потом выполола несколько сорняков на клумбе… В саду всегда найдется работа! И лишь покончив с этими неотложными делами, Эльза поспешила домой, всё ещё надеясь остаться незамеченной.

Однако случилось так, что как раз в это время принц тоже вышел в сад и теперь шел по той же самой дорожке прямо по направлению к Эльзе. Бежать было уже поздно - принц увидел ее. Сердце у Эльзы странно забилось, перед глазами стоял туман. И все же Эльза успела заметить, что принц почти не изменился со времени их последней встречи и что он все так же молод и прекрасен. А вот она выросла, повзрослела.

Узнает ли он меня? Вряд ли, - промелькнуло у нее в голове. А между тем принц подошел совсем близко и, кивнув на почтительное приветствие Эльзы, спросил у нее, не знает ли она, где ему найти здешнего садовника.

Я садовница этого сада, ваше высочество, - ответила Эльза со всем возможным спокойствием.

Конечно, принц ее не узнал. Но стоит ли удивляться, ведь он видел ее всего один раз в жизни, да и то, когда она была маленькой девочкой… С тех пор прошло несколько лет, конечно, он забыл ее. Что тут странного?

Что вам угодно, ваше высочество? – спросила Эльза. Она решила не напоминать принцу об их случайном знакомстве. Зачем?

Мне нужен букет, - сказал принц, - из самых больших и красивых роз, что растут в этом саду. Этот букет должен быть готов завтра утром.

У Эльзы сердце сжалось тяжелым предчувствием.

Могу ли я узнать, для кого предназначены цветы, ваше высочество, - тихо спросила Эльза, - Простите мне мою дерзость, но это нужно, чтобы правильно оформить букет.

Да, конечно, - ответил принц, - это букет для моей невесты, принцессы. Завтра она приедет сюда. Принцесса очень любит цветы, и я бы хотел, чтобы букет ей понравился. Разумеется, оформление должно быть свадебным и соответствующим ее высокому сану. Вы меня понимаете?

Да, ваше высочество, - сказала Эльза, - не беспокойтесь, завтра утром букет для принцессы будет готов.

Принц сдержанно поблагодарил Эльзу и вернулся в замок.

«Он меня не узнал, - почему-то подумала Эльза, - Впрочем, это уже не важно».
И она пошла выбирать лучшие розы в саду для невесты принца.

В ту ночь Эльза так и не смогла заснуть. Рано утром она собрала прекрасный букет из нежнейших, восхитительных роз с каплями росы и отнесла его в замок, где ее уже ждал принц. Должно быть, он тоже не спал всю ночь.

Всё было готово к приезду принцессы. Эльза не смогла удержаться и тоже пошла на площадь, чтобы посмотреть на невесту принца.

Принцесса была прекрасна и, сразу видно, добра. Принц преподнес ей букет, тот самый, что составила Эльза. Принцесса, взглянув на цветы, не удержалась и воскликнула:

Какая прелесть!

Как ни странно, но Эльзе принцесса даже понравилась.

«Они подходят друг другу», - грустно подумала Эльза и отправилась домой. Она уже знала, что свадьба назначена через месяц и что принц с принцессой решили поселиться здесь, в старом замке.

Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Для церемонии необходимо было целое море цветов, поэтому большую часть дня Эльза проводила в саду за работой. Думать ей было некогда, да и не о чем.

И все же несколько раз Эльза ловила себя на мысли: «А что если бы я родилась принцессой, а не садовницей? Мог бы принц тогда влюбиться в меня?» От этих мыслей на Эльзу находила такая тоска, что даже цветы не радовали ее. А при виде роз ей и вовсе хотелось плакать.

До свадьбы оставались считанные дни. Неожиданно Эльза заболела. Она лежала в своем домике, забытая всеми, и мысли ее уплывали куда-то далеко. У нее был то озноб, то жар, ей все время хотелось пить, но сил не было, чтобы налить воды. А вокруг все были заняты приготовлениями к свадьбе…

Ночью, лежа без сна, Эльза думала о том, что же случилось с ней, и пыталась понять, отчего ей так плохо и так больно, что хочется умереть. И она это быстро поняла, вот только легче ей от этого не стало, скорее наоборот. Конечно, все дело было в том, что Эльза любила принца. Она полюбила его с первого взгляда и сама того не ведая любила все эти годы, и ждала, и мечтала о встрече с ним.

И вот он вернулся, но он не любит ее, не помнит ее и даже не думает о ней. Совсем скоро он женится на прекрасной принцессе, а она, Эльза, навеки останется одна со своей засушенной розой и разбитым сердцем. О, если бы слезы могли помочь ее горю! Сколько пролила она их за эти дни! Но, увы, все было напрасно.

«Нет, я не рождена для счастья, - думала Эльза. – Для счастья рождена эта принцесса, а я… Как же мне теперь жить? Как жить? Зачем жить?»

И она решила, что лучше всего было бы, если бы эта болезнь свела ее в могилу… Потому что жить ей было невыносимо больно и тяжело, да и незачем. Так думала Эльза.

И вот наступил день свадьбы. Эльза, как ни была она ещё больна и слаба, все же нашла в себе силы, чтобы пойти на площадь и посмотреть на принца в последний раз. Но она мало что видела - у нее текли слезы.

«Ну почему? Почему? – все думала она, глядя на принца с принцессой. – Ну почему она, а не я? Неужели она любит его больше, чем я? Нет, это невозможно… Но он любит ее…»

Эльза была в отчаянии. До последней минуты она надеялась, что что-то случится или кто-нибудь из них передумает, и свадьба не состоится. Но все прошло так, как надо. Свадьба состоялась. Счастливые молодые принимали поздравления, толпа восторженно приветствовала их, все ликовали и осыпали принца с принцессой цветами…

И только Эльза стояла неподвижно и не отрывала взгляда от лица принца. Она боялась, что сердце ее не выдержит этой боли и разорвется.

Ну и пусть, - горестно думала Эльза. Она смотрела на принца в последний раз.

Но сердце ее не разорвалось. Все отправилась в замок, где был устроен великолепный пир в честь свадьбы принца и принцессы. А Эльза пошла домой, взяла там розу, что хранила все эти годы, и последнюю краюшку хлеба. Ее знобило, и она накинула на плечи теплый платок.

После этого она навсегда покинула свой дом и свой сад и ушла куда глаза глядят. Ей было все равно, куда идти, лишь бы подальше от этого замка и его счастливых хозяев.

Слезы кончились, а тоска осталась. Эльза шла, не разбирая дороги, и спала там, где ее настигала ночь. Когда у нее закончились силы, она шла без сил, шла, сама не зная куда, пока не очутилась, наконец, на болоте.

Болото было огромное, без конца и края. Идти по нему было все равно, что идти на верную гибель. Но это не испугало Эльзу. Она шла вперед, словно какая-то неведомая сила влекла ее туда.

И вот, когда солнце уже садилось, Эльза добралась до самого сердца непроходимого болота. Ее окружали одни трясины да чахлые деревца. Ни зверя, ни птицы здесь не было, одни только змеи да лягушки.

Гиблое место, - подумала Эльза, - Куда же теперь мне идти?

Тут она поняла, что заблудилась. Она оглянулась – болото со всех сторон было одинаково унылым. И так ей вдруг захотелось выбраться из этого мрачного места…

Она бросилась вперед, спотыкаясь и падая, но снова вставая и продолжая идти. В конце концов последние силы оставили ее – упав на землю, она почувствовала, что самой ей уже не подняться.

«Я умираю, - подумала Эльза, - Что ж… Прощайте, принц, желаю вам счастья… вам и вашей жене…»

Тут она закрыла глаза и, видимо, потеряла сознание.

Очнулась Эльза в какой-то темной избушке, от пола до потолка увешанной пахучими болотными травами и кореньями. В печке горел огонь – в котелке варилось какое-то зелье. Еще Эльза различила в углу зловещую сгорбленную фигуру в черном плаще…

В одно мгновение Эльза припомнила все страшные истории про болотную ведьму, которые слышала в детстве. Эта ведьма жила на болоте вот уже триста лет и наводила болезни и порчу на всю округу. Она была настолько уродлива, что никогда не поднимала с лица черного покрывала. Отец говорил Эльзе, будто болотная колдунья так зла, что ненавидит весь человеческий род.

От ужаса Эльза похолодела. Но сомнений быть не могло – ведь кроме этой ведьмы на болотах никто не жил. «Это точно болотная колдунья, - в смятении подумала Эльза, - и она точно убьет меня. Или заколдует… Ах, мне уже все равно, лишь бы только она не поднимала покрывала со своего страшного лица… Всё, что угодно, только не это…»

Однако колдунья (если это действительно была она), похоже не собиралась причинять Эльзе никакого вреда. Почувствовав, что Эльза проснулась, она повернулась и протянула ей чашку какого-то кипящего варева, пахнущего болотной тиной.

Пей, - глухо сказала она. Странно, но в ее голосе не было ничего женственного, да и вообще, человеческого – скорее, он напоминал шипение ядовитой змеи.

Эльза выпила – она не решилась отказаться. Зелье было обжигающим и горьким.

Что теперь со мной будет? - в отчаянье подумала Эльза.

Однако ничего плохого с ней, на удивление, не случилось. И даже наоборот – прошел озноб, и вернулись силы.

Кто вы? – еле слышно спросила Эльза. Она не хотела, чтобы колдунья думала, будто она узнала ее.

Но в ответ из-под покрывала послышалось угрожающее шипение:

Если не хочешь, чтобы случилась беда, никогда не задавай мне таких вопросов. Есть вещи, которые тебе знать нельзя.

Эльза умирала от страха – ей хотелось бежать отсюда со всех ног, но она не смела. Она случайно бросила взгляд на руку колдуньи – это была лапа, покрытая шерстью и с когтями. Эльза закрыла глаза, чтобы ее не видеть.

Кто ты и как оказалась здесь? – услышала она жуткий голос.

И тут, как ни странно, она почувствовала, что может все ей рассказать. И тогда она открыла глаза и поведала болотной колдунье обо всем, что случилось с ней, ничего не утаивая.

Колдунья внимательно слушала Эльзу, а потом, подумав, сказала (и замогильный голос ее на этот раз показался Эльзе чуть менее страшным):

Мне нужны работники на мое болото. Если ты останешься здесь и проработаешь целый год, я дам тебе мешок золота. Если ты проработаешь у меня три года, я дам тебе волшебное кольцо. Если ты проработаешь у меня семь лет, я исполню любое твое желание.

Любое? – спросила Эльза, чувствуя, как замирает сердце в ее груди.

Любое, - подтвердила колдунья, - всё, что захочешь. Но предупреждаю, что работа у меня тяжелая, черная. Редко кто выдерживает больше года. Здесь, на болотах, с ума можно сойти от тоски. Семь лет – это очень много. Ты ведь совсем ещё молода, ты можешь встретить другого человека и полюбить его. Подумай об этом.

Нет, - ответила Эльза, - я хочу остаться здесь и буду работать изо всех сил, если вы позволите мне.

Что ж, оставайся, - пожала плечами колдунья.

Так Эльза осталась жить на болотах. Она была хорошей работницей и делала все, что ей приказывали: собирала болотные коренья и травы, вычищала трясины, ловила лягушек и змей, варила едкий болотный туман. Она готовила, убирала, стирала, чистила, собирала хворост – с раннего утра и до позднего вечера. Спала она на холодном земляном полу, ела заплесневелый хлеб из осоки и похлебку из болотной тины, пила противную болотную воду… Но хуже всего было то, что работа эта никогда не кончалась и не менялась – изо дня в день Эльзе приходилось делать одно и то же, видеть одно и то же.

Иногда ей казалось, что от такой работы она скоро забудет, как ее зовут и что когда-то раньше она была садовницей в королевском саду, и что-то где-то на свете живет принц, которого она так любит. Тогда она доставала из тряпицы свою засушенную розу и, глядя на нее, вспоминала, как она встретила принца в первый раз и как он был добр к ней.

Шли годы. Эльза привыкла к болотной жизни. Никакая работа больше не тяготила ее. Колдунья ее не обижала – они почти не виделись и не разговаривали, только время от времени на стене появлялись огненные письмена, из которых Эльза узнавала, что ещё нужно ей сделать. Эльза теперь говорила так редко, что почти забыла звук собственного голоса. Что же касается чудовищного голоса колдуньи, то Эльзу он больше не пугал, наоборот, она так устала от одиночества, что рада была бы поговорить с любым живым существом, но и в этом, увы, было ей отказано.

Единственный раз она решилась обратиться к колдунье с просьбой. Она хотела посадить где-нибудь на болотах совсем маленький розовый куст – так угнетал ее однообразный болотный пейзаж.

Болото – это не сад, - услышала она в ответ, - Если хочешь любоваться на розы, тогда возвращайся домой.

Эльзе пришлось отказаться от своей затеи. Колдунья была права. Она ведь сама, по доброй воле, покинула сад, полный самых прекрасных роз, и пришла сюда на болото. Ничего не поделаешь, надо терпеть.

Так шло время. Год за годом, незаметно минуло семь лет.

И вот долгожданный день наконец настал. Пришло время Эльзе получать свою награду. Только вместо радости она почему-то чувствовала необъяснимую грусть. Ей казалось, что счастье ее невозможно и что колдунья просто не сможет исполнить ее желание.

Но делать было нечего, и Эльза пошла к болотной колдунье.

Ты хорошо работала все эти семь лет и честно заслужила свою награду. Скажи мне свое желание, и я немедленно исполню его.

Но Эльза молчала. Она ждала этого так долго, а теперь боялась, что все было напрасно и что колдунья ничего не сможет для нее сделать. И тогда все будет кончено.

Что с тобой? Или может быть, у тебя нет желания?

Есть, - вздохнула Эльза, - У меня есть одно желание, только я боюсь, что это… невозможно.

Эльза кивнула. В горле у нее пересохло. От возможности счастья кружилась голова. Неужели? Но… Она быстро опомнилась.

У принца уже есть жена, и он… любит ее, - сказала Эльза сквозь слезы. Сердце у нее опять болезненно сжалось.

И тут она услышала следующее:

Принцесса смертельно больна. Ей осталось жить всего несколько дней. Она умрет и колдовство тут совсем ни при чем. Такова судьба. Конечно, принц будет сильно горевать, но потом он встретит тебя и полюбит, в этом не сомневайся. Вы поженитесь и будете жить долго и счастливо. Так что смело загадывай свое желание, Эльза. Я тебя не обманываю. Его исполнить очень легко.

Эльза задумалась. Все, действительно, было очень легко.

Но принцесса, - наконец, спросила она, - неужели она умрет? Неужели нельзя ее спасти?

Это невозможно, - был ей ответ, - Принцесса должна умереть, и твоей вины в этом нет.

Но ведь он любит ее, - прошептала Эльза.

Да, любит. А потом полюбит тебя. Такое часто бывает. Это жизнь, Эльза, и порой она так сурова. Вы не можете обе быть счастливыми: сначала принцесса радовалась, а ты страдала. Теперь пришла твоя очередь. Это просто, хотя и трудно понять, зато справедливо. Ведь так?

Но их дети? - еле слышно спросила Эльза, почти сдаваясь.

Ты воспитаешь их, разве не так?

Эльза кивнула. Да, она могла бы воспитать их.

Итак, Эльза, что ты решила? Говори! Чтобы исполнить твое желание, мне нужно его услышать.

Эльза молчала. Она почему-то подумала о том, что в нечеловеческом голосе колдуньи нет ни капли сострадания – только холодность и жестокость. Конечно, она была права, но… что-то чудовищное, что-то страшное и непоправимое все-таки было в ее речах.

Я хочу, - вдруг сказала Эльза, - чтобы принцесса поправилась. Это мое единственное желание.

Ты сошла с ума – это невозможно.

Нет ничего невозможного, - повторила Эльза слова колдуньи, чувствуя, как непонятная радость наполняет ее измученное сердце.

И ради этого ты трудилась столько лет? Поверь мне, что другой возможности у тебя не будет. Ты уверена?

Эльза решительно кивнула. Всё было кончено, но поступить иначе она не могла. «Всё равно я никогда не смогла бы быть счастлива такой ценой, и вообще…» - думала она.

Принцесса поправится? – спросила Эльза.

Уже поправилась. Всё радуются, а доктора говорят, будто случилось чудо.

Эльза не смогла сдержать улыбки.

Они счастливы? – тихо спросила она.

Вот и хорошо, - заметила Эльза.

Все ее надежды рухнули окончательно, но она ни о чем не жалела. Все было правильно. А то, что ей уже никогда не увидеть счастья… Что ж… Она это знала и раньше, и никакое колдовство не поможет ей.

Мне пора, - сказала она колдунье, - благодарю вас за все…

Тут она посмотрела на колдунью, чтобы получше запомнить ее. За все эти годы она успела к ней привязаться, и теперь ей даже жаль было расставаться с ней, но она и так задержалась здесь слишком долго.

И тут случилось нечто невероятное.

Вся комната озарилась вдруг каким-то дивным золотым светом, так что Эльза невольно зажмурилась. Что за чудо? Ей показалось, что она чувствует тепло и знакомое благоухание цветущего сада…

Перед ней стоял незнакомец – и все-таки он напоминал ей кого-то. Эльза поняла, что уже видела его когда-то раньше, когда-то очень давно. Но где и когда – этого она вспомнить не могла.

А где колдунья? – удивленно спросила Эльза.

Колдунья давно мертва, - ответил ей незнакомец.

Но я только что видела ее и говорила с ней, - пролепетала Эльза.

Нет, Эльза, вы заблуждаетесь. Вы никогда не видели колдунью и никогда с ней не говорили, - тут незнакомец улыбнулся.

Эльза совсем ничего не понимала. «Что все это значит?» - в смятении думала она.

Кто вы? – наконец, спросила она незнакомца, - Простите меня, но вы так похожи на короля…

Это неудивительно, ведь я его сын, - ответил незнакомец.

Я его старший брат, - сказал он и добавил, с улыбкой глядя на удивленное лицо Эльзы, - и я тоже принц. Давным-давно одна болотная ведьма задумала стать королевой. Пока мой отец был на охоте, она отравила королеву, мою мать, каким-то ядовитым зельем, чтобы потом околдовать моего отца и стать его женой. Но я случайно узнал об этом и, полный горя и гнева, убил колдунью, мстя за свою мать. Перед самой смертью колдунья успела наслать на меня страшное проклятье - и я превратился в самого отвратительного урода на всем белом свете. Мне пришлось закрыть свое лицо черным покрывалом и спрятаться от людей в этой ведьминой избушке на болоте. Здесь я нашел ее колдовские книги и научился колдовать. Я узнал, что спасти меня может только чудо. Я должен был нанимать работников на болото за известную плату, и если кто-то из них, отработав целых семь лет, откажется от своей награды ради спасения своего врага, то чары спадут с меня и я снова стану таким, как был прежде. Как видите, надежды у меня почти не было, и тут появились вы, Эльза.

Если бы я знала, - прошептала потрясенная Эльза.

Нет, вы не должны были ничего знать, - сказал принц, - злые чары не снимешь так просто. Семь лет вы трудились не покладая рук, а потом, отказавшись от своего счастья, вы спасли жизнь принцессе, вернули счастье моему брату и сняли страшное заклятие с меня самого. Скажите, чем я могу отблагодарить вас, Эльза?

Эльза слушала эту удивительную историю с превеликим вниманием. Она думала о том, как часто люди видят не то, что есть на самом деле и принимают одно за другое… И все это время она пыталась вспомнить, где она могла видеть раньше этого человека…

Но на последний вопрос принца она ответить просто:

Вы не должны благодарить меня, ваше высочество, ведь я думала лишь о себе, когда работала на болотах. И только совесть не позволила мне купить себя счастье ценой чужой жизни. К тому, я никогда не считала принцессу своим врагом, напротив, она мне всегда нравилась… А ведь я чуть было не погубила ее и… вас. Мне так стыдно!

Принц улыбнулся и покачал головой:

Нет, Эльза, вы не могли поступить иначе.

Ваше высочество, - не выдержала Эльза, - скажите мне, мы ведь виделись с вами раньше? Я имею в виду, ещё до того, как я пришла сюда.

Принц посмотрел ей в глаза.

Да, мы виделись, один раз, - сказал он и опять улыбнулся. – Только это было давно. Странно, что вы вспомнили меня. Незадолго до того, как на мою семью обрушилось столько разных бед, я ненадолго приезжал в один старый замок, чтобы увидеться с отцом. Там, гуляя по саду, я случайно встретил одну девочку, дочь садовника. Её звали Эльзой. Я думаю, что это были вы… Я ещё подарил ей розу…

Вот она, эта роза, - заплакала Эльза, доставая из тряпицы увядший цветок и передавая его принцу, - я хранила ее все эти годы на память о встрече с вами… Простите меня, принц… Я хотела стать женой вашего брата, потому что думала, что он – это вы… И я была уверена, что люблю его, но любила – вас…

Тут Эльза закрыла лицо руками и разрыдалась.

Не плачьте, Эльза, - утешал ее принц, - и не просите прощения! Вы только что сделали меня самым счастливым человеком на свете! Ведь я люблю вас, Эльза. Я любил вас все эти годы, хотя и знал, что сердце ваше отдано другому – моему брату. Но теперь между нами больше нет преград, и я прошу вас – станьте моей женой!

Тут принц протянул ей розу, как и тогда, много лет назад. Ту самую розу – пока они говорили о любви, роза снова расцвела и была такой свежей, словно ее только что сорвали с куста – даже капельки росы блестели на ее лепестках, росы, а может быть, слез…

У этой сказки был счастливый конец. Принц вернулся домой вместе с Эльзой, и в тот же день они обвенчались.

А розу посадили в королевском саду, и там она цветет до сих пор.

Вильгельм ГАУФ

ХОЛОДНОЕ СЕРДЦЕ

Всякий, кому случалось побывать в Шварцвальде, скажет вам, что никогда в другом месте не увидишь таких высоких и могучих елей, нигде больше не встретишь таких рослых и сильных людей. Кажется, будто самый воздух, пропитанный солнцем и смолой, сделал обитателей Шварцвальда непохожими на их соседей, жителей окрестных равнин. Даже одежда у них не такая, как у других. Особенно затейливо наряжаются обитатели гористой стороны Шварцвальда. Мужчины там носят черные камзолы, широкие, в мелкую складку шаровары, красные чулки и островерхие шляпы с большими полями. И надо признаться, что наряд этот придает им весьма внушительный и почтенный вид.

Все жители здесь отличные мастера стекольного дела. Этим ремеслом занимались их отцы, деды и прадеды, и слава о шварцвальдских стеклодувах издавна идет по всему свету.

В другой стороне леса, ближе к реке, живут те же шварцвальдцы, но ремеслом они занимаются другим, и обычаи у них тоже другие. Все они, так же как их отцы, деды и прадеды, – лесорубы и плотогоны. На длинных плотах сплавляют они лес вниз по Неккару в Рейн, а по Рейну – до самого моря.

Они останавливаются в каждом прибрежном городе и ждут покупателей, а самые толстые и длинные брёвна гонят в Голландию, и голландцы строят из этого леса свои корабли.

Плотогоны привыкли к суровой бродячей жизни. Поэтому и одежда у них совсем не похожа на одежду мастеров стекольного дела. Они носят куртки из темного холста и черные кожаные штаны на зеленых, шириною в ладонь, помочах. Из глубоких карманов их штанов всегда торчит медная линейка – знак их ремесла. Но больше всего они гордятся своими сапогами. Да и есть чем гордиться! Никто на свете не носит таких сапог. Их можно натянуть выше колен и ходить в них по воде, как посуху.

Еще недавно жители Шварцвальда верили в лесных духов. Теперь-то, конечно, все знают, что никаких духов нет, но от дедов к внукам перешло множество преданий о таинственных лесных жителях.

Рассказывают, что эти лесные духи носили платье точь-в-точь такое, как и люди, среди которых они жили.

Стеклянный Человечек – добрый друг людей – всегда являлся в широкополой островерхой шляпе, в черном камзоле и шароварах, а на ногах у него были красные чулочки и черные башмачки. Ростом он был с годовалого ребенка, но это нисколько не мешало его могуществу.

А Михель-Великан носил одежду сплавщиков, и те. кому случались его видеть, уверяли, будто на сапоги его должно было пойти добрых полсотни телячьих кож к что взрослый человек мог бы спрятаться в этих сапожищах с головой. И все они клялись, что нисколько не преувеличивают.

С этими-то лесными духами пришлось как-то раз познакомиться одному шварунальдскому парню.

О том, как это случилось и что произошло, вы сейчас узнаете.

Много лет тому назад жила в Шварцвальде бедная вдова по имени и прозвищу Барбара Мунк.

Муж ее был угольщиком, а когда он умер, за это же ремесло пришлось взяться ее шестнадцатилетнему сыну Петеру. До сих пор он только смотрел, как его отец тушит уголь, а теперь ему самому довелось просиживать дни и ночи возле дымящейся угольной ямы, а потом колесить с тележкой по дорогам и улицам, предлагая у всех ворот свой черный товар и пугая ребятишек лицом и одёжей, потемневшими от угольной пыли.

Ремесло угольщика тем хорошо (или тем плохо), что оставляет много времени для размышлений.

И Питер Мунк, сидя в одиночестве у своего костра, так же, как и многие другие угольщики, думал обо всём на свете. Лесная тишина, шелест ветра в верхушках деревьев, одинокий крик птицы – всё наводило его на мысли о людях, которых он встречал, странствуя со своей тележкой, о себе самом и о своей печальной судьбе.

“Что за жалкая участь быть черным, грязным угольщиком! – думал Петер. – То ли дело ремесло стекольщика, часовщика или башмачника! Даже музыкантов, которых нанимают играть на воскресных вечеринках, и тех почитают больше, чем нас!” Вот, случись, выйдет Петер Мунк в праздничный день на улицу – чисто умытый, в парадном отцовском кафтане с серебряными пуговицами, в новых красных чулках и в башмаках с пряжками... Всякий, увидев его издали, скажет: “Что за парень – молодец! Кто бы это был?” А подойдет ближе, только рукой махнет: «Ах, да ведь это всего-навсего Петер Мунк, угольщик!..» И пройдет мимо.

Но больше всего Петер Мунк завидовал плотогонам. Когда эти лесные великаны приходили к ним на праздник, навесив на себя с полпуда серебряных побрякушек – всяких там цепочек, пуговиц да пряжек, – и, широко расставив ноги, глядели на танцы, затягиваясь из аршинных кёльнских трубок, Петеру казалось, что нет на свете людей счастливее и почтеннее. Когда же эти счастливцы запускали в карман руку и целыми пригоршнями вытаскивали серебряные монеты, у Петера спирало дыхание, мутилось в голове, и он, печальный, возвращался в свою хижину. Он не мог видеть, как эти “дровяные господа” проигрывали за один вечер больше, чем он сам зарабатывал за целый год.

Но особенное восхищение и зависть вызывали в нем три плотогона: Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый.

Иезекиил Толстый считался первым богачом в округе.

Везло ему необыкновенно. Он всегда продавал лес втридорога, денежки сами так и текли в его карманы.

Шлюркер Тощий был самым смелым человеком из всех, кого знал Петер. Никто не решался с ним спорить, а он не боялся спорить ни с кем. В харчевне он и ел-пил за троих, и место занимал на троих, но никто не смел сказать ему ни слова, когда он, растопырив локти, усаживался за стол или вытягивал вдоль скамьи свои длинные ноги, – уж очень много было у него денег.

Вильм Красивый был молодой, статный парень, лучший танцор среди плотогонов и стекольщиков. Еще совсем недавно он был таким же бедняком, как Петер, и служил в работниках у лесоторговцев. И вдруг ни с того ни с сего разбогател" Одни говорили, что он нашел в лесу под старой елью горшок серебра. Другие уверяли, что где-то на Рейне он подцепил багром мешок с золотом.

Так или иначе, он вдруг сделался богачом, и плотогоны стали почитать его, точно он был не простой плотогон, а принц.

Все трое – Иезекиил Толстый, Шлюркер Тощий и Вильм Красивый – были совсем не похожи друг на друга, но все трое одинаково любили деньги и были одинаково бессердечны к людям, у которых денег не было. И однако же, хоть за жадность их недолюбливали, за богатство им всё прощали. Да и как не простить! Кто, кроме них, мог разбрасывать направо и налево звонкие талеры, словно деньги достаются им даром, как еловые шишки?!

“И откуда только они берут столько денег, – думал Петер, возвращаясь как-то с праздничной пирушки, где он не пил, не ел, а только смотрел, как ели и пили другие. – Ах, кабы мне хоть десятую долю того, что пропил и проиграл нынче Иезекиил Толстый!”

Петер перебирал в уме все известные ему способы разбогатеть, но не мог придумать ни одного мало-мальски верного.

Наконец он вспомнил рассказы о людях, которые будто бы получили целые горы золота от Михеля-Великана или от Стеклянного Человечка.

Еще когда был жив отец, у них в доме часто собирались бедняки соседи помечтать о богатстве, и не раз они поминали в разговоре маленького покровителя стеклодувов.

Петер даже припомнил стишки, которые нужно было сказать в чаще леса, у самой большой ели, для того чтобы вызвать Стеклянного Человечка:

– Под косматой елью,

В темном подземелье,

Где рождается родник, –

Меж корней живет старик.

Он неслыханно богат,

Он хранит заветный клад...

Были в этих стишках еще две строчки, но, как Петер ни ломал голову, он ни за что не мог их припомнить.

Ему часто хотелось спросить у кого-нибудь из стариков, не помнят ли они конец этого заклинания, но не то стыд, не то боязнь выдать свои тайные мысли удерживали его.

В одной далекой-далекой стране, находящейся за семью морями, высокими горами и заснеженными лесами, в огромном ледяном дворце жила красавица-королева. Эльза, а именно так звали нашу героиню, о которой и написана сказка холодное сердце, была известной на весь мир своим мрачным, но сильным характером и таинственной и необычной силой замораживать все вокруг. Именно из-за такого могущества королевы ее все боялись и старались держаться в стороне. Да и саму Эльзу, кажется, все устраивало: она любила тишину, покой и одиночество. Когда-то давно она обожала сказку о Снежной Королеве, поэтому, находясь в огромном дворце, отовсюду окруженном льдом, часто ассоциировала себя с любимой героиней детства.

Сказка холодное сердце: Эльза и Анна и их новые приключения

Из-за сложного характера Эльзы и постоянного стремления сдерживать свои силы, у нее не было друзей. И только один человек в целом мире понимал, как же тяжело на самом деле жить одинокой королеве в огромном замке. Это была ее родная сестра Анна, которой Эльза передала все дела по управлению королевством, перед тем как снова уехать в свой горный ледовый дворец.
Анна переживала за сестру и, несмотря на то, что и сама дважды стала жертвой ее могучей силы, уговаривала Эльзу остаться среди людей. Только она знала, каким чутким и добрым было на самом деле на первый взгляд ледяное и холодное сердце королевы. Анна понимала, что сестра стала бы совсем иной, если бы сумела встретить искренного и доброго человека и создать собственную семью.


Однажды юной красавице стало известно, что за тридевять земель, в тайном королевстве проживает одинокий принц, имеющий похожую проблему: судьба наградила его необычной мощной силой, с которой он никак не может справиться, поэтому, чтобы никому не навредить, переселился в отдельный дворец на вершине горы. Анна сразу поняла, что должна познакомить этого таинственного принца со своей сестрой. Именно поэтому она отправила в долгое путешествие своего верного друга — веселого снеговика Олафа, приказывая ему не возвращаться без принца.

Сказка про холодное сердце: найдет ли Эльза свою любовь

Как всегда жизнерадостный и веселый Олаф, не долго раздумывая, сел на свое волшебное ледяное облако, и отправился на поиски тайного принца. Следует сказать, что ему очень понравилось задание Анны, ведь он любил путешествия, приключения и новые впечатления.


Совсем скоро он прибыл во владения принца. Как оказалось, его страна находилась на севере, среди снежных заносов и ледников, а ее жители привыкли к сильным морозам. Однако, так было раньше, а сегодня вся страна страдала от большой беды: их принц имел силу растапливать снега и однажды случайно воспользовался ею. Отныне королевство страдает от необычной жары, а также существует угроза обвала большого ледника, который уже начал таять. Как рассказали Олафу местные жители, если ледник рухнет, вся страна будет полностью разрушена.
Олаф сразу понял, кто может помочь несчастным жителям этого королевства, поэтому попросил о встрече с принцем. Ему радостно показали путь во дворец, однако никто не составил компанию из-за страха перед силой принца.
Олафу удалось найти принца и все ему рассказать про Эльзу и ее мощную силу, способную спасти его королевство. Принц искренне переживал за своих подданных, которых случайно подверг такой страшной угрозе, поэтому немедленно отправился вместе с Олафом в замок королевы. Конечно же, Эльза радостно откликнулась на просьбу помочь, поскольку, как мы уже говорили, на самом деле она была добрая и искренняя. А еще, ей очень понравился принц. По прибытию в его страну, королева быстро заморозила ледник и вернула королевству предыдущий вид.
Однако, в это время случилась беда: замораживая ледник, Эльза случайно попала своей ледяной молнией в маленькую девочку, заинтересованно наблюдающую за происходящим. Но принц растопил ребенка без никаких последствий так быстро, что никто и не заметил маленькую оплошность королевы.
Именно тогда Эльза и принц поняли, что вместе смогут использовать свои силы для добрых дел, признались друг другу в любви и жили после этого долго и счастливо.

Ми створили більше 300 безкоштовних казок на сайті Dobranich. Прагнемо перетворити звичайне вкладання спати у родинний ритуал, сповнений турботи та тепла. Бажаєте підтримати наш проект? Будемо вдячні, з новою силою продовжимо писати для вас далі!

Кто путешествует по Швабии, тот никогда не должен забывать хоть ненадолго заглянуть в Шварцвальд. Не из-за деревьев, хотя не всюду найдешь столь неисчислимое количество великолепных огромных елей, но из-за людей, которые поразительно отличаются от остального окружного населения. Они выше обыкновенного роста, широкоплечие, с крепкими мускулами. И причиной этому является не что иное, как укрепляющий аромат, струящийся от елей по утрам, который наградил их в юности более здоровыми легкими, ясными глазами и характером, твердым и мужественным, хотя, быть может, и более грубым, чем у жителей речных долин и равнин. Они резко отличаются от живущих не в лесу не только осанкой и ростом, но также обычаями и одеждой. Лучше всех одеваются обитатели баденского Шварцвальда. Мужчины отпускают бороды, как они растут от природы. Черные кафтаны, широчайшие, необъятные шаровары и остроконечные шляпы с широкими полями придают им некоторую своеобразность, но вместе с тем серьезность и почтенность. Там люди обыкновенно занимаются выделкой стекла, а также изготовляют часы и снабжают ими полмира.

По другую сторону леса живет часть того же племени, но их занятия сообщили им иные обычаи и привычки, чем у стекольщиков. Они торгуют лесом, валят и обтесывают свои ели и сплавляют их по Нагольде в Неккар, а из Верхнего Неккара – вниз по Рейну, и даже вплоть до Голландии, так что и у моря знают шварцвальдцев и их длинные плоты.

В каждом городе, лежащем при реке, они останавливаются и гордо дожидаются, не будут ли покупать у них бревна и доски. Что же касается самих крепких и длинных бревен, то их за большие деньги продают мингерам, которые строят из них корабли. Эти люди привыкли к суровой, бродячей жизни. Их радости заключаются в том, чтобы спускаться по реке на своих деревьях, их горе – берегом плестись назад.

Поэтому-то их великолепная одежда так отлична от костюма стекольщиков в другой части Шварцвальда. Они носят кафтаны из темной холстины, шириною в ладонь, на мощной груди зеленые подтяжки, штаны из черной кожи, из кармана которых выглядывает медный фут в виде знака отличия. Но особенную их гордость составляют сапоги, по всей вероятности самые большие, на какие есть мода где-либо на свете. В самом деле, они могут быть натянуты на две пяди выше колен, и сплавщики могут бродить в них по воде в три фута глубиной не промачивая ног.

Еще недавно жители этого леса верили в лесных духов и только в новейшее время освободились от этого неразумного суеверия. Однако чрезвычайно странно, что даже эти лесные духи, которые по преданию обитают в Шварцвальде, различались по костюму. Так, уверяли, что Стеклянный Человечек, добрый дух, ростом в 3 фута, никогда не показывается иначе, как в остроконечной шляпочке с большими полями, в кафтане, шароварах и красных чулочках. А Голландец Михель, который хозяйничает на другой стороне леса, – исполинского роста, широкоплечий, в костюме сплавщика. Многие, видевшие его, готовы были утверждать, что не могли бы заплатить из своего кармана за то количество телят, кожи которых потребовались на его сапоги. «Они так велики, что обыкновенный человек может стоять в них по шею», – говорили эти люди и уверяли, что не преувеличивают.

С этими лесными духами одному молодому шварцвальдцу однажды пришлось иметь престранную историю, о которой я и хочу рассказать.

В Шварцвальде жила одна вдова, Барбара Мунк. Муж ее был угольщиком. После его смерти она мало-помалу приучила к тому же занятию своего шестнадцатилетнего сына. Молодому, статному парню, Петеру Мунку, это было по душе, потому что еще при отце он не знал ничего другого, как по целым неделям сидеть у дымящегося костра или черным и покрытым сажей ехать в город продавать свой уголь. Но у угольщика много времени для размышлений о себе и обо всем другом, и когда Петер Мунк сидел перед костром, окружавшие его темные деревья и глубокая лесная тишина навевали на него слезы и какую-то бессознательную тоску. Что-то огорчало его и досаждало ему, но что именно – он хорошенько не знал. Наконец он подметил за собой что-то такое, и это было его положение. «Черный, одинокий угольщик! – говорил он про себя. – Что за жалкая жизнь! В каком почете стекольщики, часовщики и даже музыканты, особенно в воскресный вечер! А покажется Петер Мунк, чисто вымытый и разряженный, в отцовском праздничном кафтане с серебряными пуговицами, в новых красных чулках, и если тогда кто-нибудь подойдет сзади, подумает: «Кто этот стройный молодец?» и с завистью посмотрит на мои чулки и на мою статную походку, – стоит только ему оглянуться, и тогда он, конечно, скажет: «Ах, это просто угольщик Петер Мунк!»»

Сплавщики с той стороны леса тоже были предметом его зависти. Когда эти лесные великаны в великолепных одеждах проезжали мимо, имея на себе пуговиц, пряжек и цепей на полцентнера серебра, когда они расставив ноги с важными лицами смотрели на танцы, ругались по-голландски и, как знатные мингеры, дымили из кельнских трубок длиною в локоть, тогда он представлял себе сплавщика самым совершенным изображением счастливого человека. Когда же эти счастливцы лезли в карманы, вытаскивали руки, полные больших талеров, и играли в кости по большой, по 5-10 гульденов ставка, голова его начинала идти кругом и он уныло плелся к своей хижине. Ведь он собственными глазами видел, как в некоторые из праздничных вечеров тот или другой из этих «лесных господ» проигрывал больше, чем его бедный отец Мунк зарабатывал за год.

Особенно выдавались трое из этих мужчин, относительно которых он положительно не знал, кому больше он должен удивляться.

Один был толстый, огромный мужчина с красным лицом. Он слыл за самого богатого человека в округе. Его звали Толстым Эзехиелем. Каждый год он по два раза ездил в Амстердам со строевым лесом и имел такую удачу, что всегда продавал дороже других. В то время как все остальные шли домой пешком, он мог ехать на лошади.

Другой был самым длинным и худым человеком во всем Шварцвальде, его звали Длинным Шморкером. Петер Мунк завидовал и ему за его необыкновенную смелость. Он перечил самым уважаемым людям. Хотя бы в харчевне сидели уже в совершенной тесноте, все-таки ему нужно было места больше, чем для четверых толстых, потому что он или опирался на стол обоими локтями, или втаскивал одну из своих длинных ног к себе на скамейку, и все же никто не смел противоречить ему, потому что у него было нечеловечески много денег.

Третий был красивым молодым человеком, который танцевал лучше всех, за что и получил прозвание Короля Танцев. Он был раньше бедняком и служил в работниках у одного владельца леса. Потом он вдруг сделался богачом. Одни говорили, что он нашел под старой елью горшок, наполненный деньгами; другие ручались головой, что недалеко от Бингена на Рейне он подцепил багром, с которым сплавщики иногда охотятся на рыб, мешок с золотыми монетами, а этот мешок составлял часть огромного клада Нибелунгов, который был скрыт там. Одним словом, однажды он разбогател и стал пользоваться у старого и малого таким уважением, как будто был принцем.

Сидя один в еловом лесу, угольщик Петер часто думал об этих трех людях. Правда, все три имели один существенный недостаток, который делал их ненавистными для людей, – это была их нечеловеческая скупость, их жестокость к должникам и беднякам, а шварцвальдцы ведь народ добродушный. Но известно, что происходит в таких случаях: хотя они и были ненавистны за свою скупость, однако за свои деньги они пользовались уважением. В самом деле, кто же мог, подобно им, бросать талерами так, как будто их кто стряхивал с елей.

«Так дальше не может продолжаться, – сказал себе однажды сильно огорченный Петер, потому что накануне был праздник и весь народ собрался в харчевне. – Если я в скором времени не поправлюсь, то я сделаю с собою что-нибудь скверное. О, если бы я был таким богатым, как Толстый Эзехиель, или смелым и сильным, как Длинный Шморкер, или если бы был таким же известным и мог бы бросать музыкантам по талеру вместо крейцера, подобно Королю Танцев! Где только этот малый добыл денег?»