Эпоха высокоразвитого промышленного капитализма вызвала существенные изменения в архитектуре, прежде всего в архитектуре города. Возникают новые типы архитектурных сооружений: фабрики и заводы, вокзалы, магазины, банки, с появлением кинематографа – кинотеатры. Переворот произвели новые строительные материалы: железобетон и металлические конструкции, которые позволили перекрывать гигантские пространства, делать огромные витрины, создавать причудливый узор из переплетов.

В последнем десятилетии XIX столетия архитекторам стало ясно, что в использовании исторических стилей прошлого архитектура зашла в некий тупик, нужна была уже, по словам исследователей, не «переаранжировка» исторических стилей, а творческое осмысление того нового, что накапливалось в среде стремительно растущего капиталистического города. Последние годы XIX – начало XX в.– это время господства в России модерна, сформировавшегося на Западе прежде всего в бельгийской, южногерманской и австрийской архитектуре, явления в общем космополитического (хотя и здесь русский модерн имеет отличие от западноевропейского, ибо представляет собой смесь с историческими стилями неоренессанса, необарокко, неорококо и пр.).

Ярким примером модерна в России было творчество Ф.О. Шехтеля (1859-–1926). Доходные дома, особняки, здания торговых фирм и вокзалы – во всех жанрах оставил Шехтель свой почерк. Ему действенна асимметричность постройки, органическое наращиваете объемов, разный характер фасадов, использование балконов, крылец, эркеров, сандриков над окнами, введение в архитектурный декор стилизованного изображения лилий или ирисов, применение окнах витражей с таким же мотивом орнамента, разной фактуры материалов в оформлении интерьеров. Причудливый рисунок, построенный на извивах линий, распространяется на все части здания: излюбленный модерном мозаичный фриз, или пояс поливных керамических плиток в блеклых декадентских тонах, переплеты витражных окон, узор ограды, балконные решетки; на композицию лестницы, даже на мебель и т. д. Во всем господствуют капризные криволинейные очертания. В модерне можно проследить определенную эволюцию, две стадии развития: первая – декоративистская, с особым увлечением орнаментом, декоративной скульптурой и живописностью (керамика, мозаика, витраж), вторая – более конструктивная, рационалистическая.

Модерн прекрасно представлен в Москве. В этот период здесь строятся вокзалы, гостиницы, банки, особняки богатой буржуазии, доходные дома. Особняк Рябушинского у Никитских ворот в Москве (1900–1902, арх.Ф.О. Шехтель) –типичный образец русского модерна.

Обращение к традициям древнерусской архитектуры, но через приемы модерна, не копируя натуралистически детали средневекового русского зодчества, что было характерно для «русского стиля» середины XIX в., а свободно варьируя его, стремясь передать сам дух Древней Руси, породило так называемый неорусский стиль началаXX в. (иногда называемый неоромантизмом). Отличие его от собственно модерна прежде всего в маскировке, а не в выявлении, что характерно для модерна, внутренней конструкции здания и утилитарного назначения за причудливо-сложной орнаментацией (Шехтель – Ярославский вокзал в Москве, 1903–1904; А.В. Щусев –Казанский вокзал в Москве, 1913–1926; В.М. Васнецов – старое здание Третьяковской галереи, 1900–1905). И Васнецов, и Щусев, каждый по-своему (а второй под очень большим влиянием первого), прониклись красотой древнерусского зодчества, особенно новгородского, псковского и раннемосковского, оценили его национальное своеобразие и творчески интерпретировали его формы.

Ф.О. Шехтель. Особняк Рябушинского в Москве

Модерн получил развитие не только в Москве, но и в Петербурге, где он развивался под несомненным влиянием скандинавского, так называемого «северного модерна»: П.Ю. Сюзор в 1902–1904 гг. строит здание компании Зингер на Невском проспекте (теперь Дом книги). Земная сфера на крыше здания должна была символизировать международный характер деятельности фирмы. В облицовке фасада использованы ценные породы камня (гранит, лабрадор), бронза, мозаика. Но на петербургский модерн оказали влияние традиции монументального петербургского классицизма. Это послужило толчком для появления еще одной ветви модерна – неоклассицизма XX в. В особняке А.А. Половцова на Каменном острове в Петербурге (1911–1913) архитектора И.А. Фомина (1872–1936) в полной мере сказались черты этого стиля: в ионическом ордере решен фасад (центральный объем и боковые крылья), а интерьеры особняка в уменьшенном и более скромном виде как бы повторяют анфиладу зал Таврического дворца, но огромные окна полуротонды зимнего сада, стилизованный рисунок архитектурных деталей четко определяют время начала века. Произведения чисто петербургской архитектурной школы начала века –доходные дома –в начале Каменноостровского (№ 1–3) проспекта, графа М.П. Толстого на Фонтанке (№ 10–12), здания б. Азово-Донского банка на Большой Морской и гостиницы «Астория» принадлежат архитектору Ф.И. Лидвалю (1870–1945), одному из наиболее видных мастеров петербургского модерна.

Ф.О. Шехтель. Здание Ярославского вокзала в Москве

В русле неоклассицизма работал В.А. Щуко (1878–1939). В доходных домах на Каменноостровском (№ 63 и 65) в Петербурге он творчески переработал мотивы раннеитальянского и высокого Возрождения палладианского типа.

Стилизацией итальянского ренессансного палаццо, конкретнее – венецианского Дворца дожей, является здание банка на углу Невского и Малой Морской в Петербурге (1911–1912, арх. М.М. Перетяткович), особняк Г.А. Тарасова на Спиридоновке в Москве, 1909–1910, арх. И.В. Жолтовский (1867–1959); образ флорентийских палаццо и архитектура Палладио вдохновляли А.Е. Белогруда (1875–1933), а в одном из его домов на Архиерейской площади в Петербурге интерпретируются мотивы архитектуры раннего средневековья.

Модерн явился одним из самых значительных стилей, завершающих XIX столетие и открывающих следующее. В нем были использованы все современные достижения архитектуры. Модерн – это не только определенная конструктивная система. Со времени господства классицизма модерн, возможно, самый последовательный стиль по своему целостному подходу, ансамблевому решению интерьера. Модерн как стиль захватил искусство мебели, утвари, тканей, ковров, витражей, керамики, стекла, мозаики, он узнается везде своими тянутыми контурами и линиями, своей особой колористической гаммой блеклых, пастельных тонов, излюбленным рисунком лилий и ирисов, на всем лежащим привкусом декаданса «fin de siecle».

Русская скульптура рубежа XIX–XX вв. и первых предреволюционных лет представлена несколькими крупными именами. Это прежде всего П.П. (Паоло) Трубецкой (1866–1938), детство и юность которого прошли в Италии, но лучший период творчества связан с жизнью в России. Его ранние русские работы (портрет Левитана, изображение Толстого верхом на лошади, оба – 1899, бронза) дают полное представление об импрессионистическом методе Трубецкого: форма как бы вся пронизана светом и воздухом, динамична, рассчитана на осмотр со всех точек зрения и с разных сторон создает многогранную характеристику образа. Самой замечательной работой П. Трубецкого в России был бронзовый памятник Александру III, установленный в 1909 г. в Петербурге, на Знаменской площади (теперь во дворе Мраморного дворца). Здесь Трубецкой оставляет свою импрессионистическую манеру. Исследователями неоднократно замечено, что образ императора у Трубецкого решен как бы в контрасте с фальконетовским, и рядом с «Медным всадником» это почти сатирический образ самодержавия. Нам представляется, что этот контраст имеет другой смысл; не Россию, «поднятую на дыбы», как корабль спущенную в европейские воды, а Россию покоя, устойчивости и силы символизирует этот тяжело сидящий на грузном коне всадник.

Конструктивизм

Официальной датой рождения конструктивизма считается начало ХХ века. Его развитие называют естественной реакцией на изощренные флореальные, то есть растительные мотивы, присущие модерну, которые довольно быстро утомили воображение современников и вызвали желание поисков нового.

Это новое направление начисто было лишено таинственно-романтического ореола. Оно было сугубо рационалистично, подчиняясь логике конструкции, функциональности, целесообразности. Примером для подражания служили достижения технического прогресса, вызванные социальными условиями жизни наиболее развитых капиталистических стран и неизбежной демократизацией общества.

К началу 10-х годов ХХ века кризис модерна как стиля обозначился со всей определенностью. Первая мировая война подвела черту под достижениями и просчетами модерна. Новый стиль замаячил на горизонте. Стиль, утверждавший приоритет конструкции и функциональности, которую провозглашали американский архитектор Луис Генри Салливен и австриец Адольф Лоос, был назван конструктивизмом. Можно сказать, что с самого начала он имел международный характер.

Конструктивизму свойственна эстетика целесообразности, рациональность строго утилитар-ных форм, очищенных от романтического декоративизма модерна. Создается мебель простых, строгих, удобных форм. Функция, назначение каждого предмета предельно ясны. Никаких буржуазных излишеств. Простота доводится до предела, до такого упрощения, когда вещи – стулья, кровати, шкафы – становятся просто предметами для сна, сидения. После окончания Первой мировой войны конструктивизм в мебели завоевывает важные позиции, опираясь на авторитет архитекторов, чьи новаторские сооружения служили подчас своими интерьерами для демонстрации мебельных экспериментов.

Стилевые тенденции конструктивизма, оформившиеся после империалистической войны в эстетической программе «Конструктивизм», – в своем возникновении были теснейшим образом связаны с ростом и развитием финансового капитала и его машинной индустрии. Зарождение конструктивистской теории относится еще ко второй половине XIX в. и непосредственно связано с движением, имеющим своею целью «обновить», согласовать с индустриальной техникой худо-жественную промышленность и архитектуру. Уже тогда Готфрид Земпер (немецкий архитектор) сформулировал то основное положение, которое легло в основу эстетики современных конструк-тивистов: эстетическая ценность всякого художественного произведения определяется соответ-ствием трех его элементов функционального назначения (цель употребления): произведения, материала, из которого оно сделано, и технической обработки этого материала. В этом тезисе, который впоследствии был принят функционалистами и функционалистами-конструктивистами (Л. Райт в Америке, Ауд в Голландии, Гропиус и др. в Германии), выдвигается на первый план материально-техническая и материально-утилитарная сторона искусства и, по существу, выхолащивается идеологическая сторона его. По отношению к художественной промышленности и архитектуре тезис конструктивизма сыграл свою исторически положительную роль в том смысле, что дуализму в художественной промышленности и архитектуре промышленного капита-лизма противопоставил «монистическое» понимание предметов искусства на основе единства технической и художественной сторон. Но узость (вульгарный материализм) этой теории сказыва-ется со всей ясностью при проверке ее с точки зрения понимания искусства не как довлеющей себе «вещи», а как определенной идеологической практики. Применение же конструктивисти-ческой теории к другим видам искусства привело к фетишизму вещи и техники, к ложному рационализму в искусстве и к техническому формализму. На Западе конструктивистические тенденции во время империалистической войны и в послевоенный период выразились в разнообразных направлениях, более или менее «ортодоксально» трактующих основной тезис конструктивизма.

Так, во Франции и Голландии мы имеем эклектическую трактовку с сильным уклоном в сторону метафизического идеализма в «пуризме», в «эстетике машин», в «неопластицизме» (изоискусство), эстетизирующий формализм Ле Корбюзье (в архитектуре), в Германии – обнаженный культ вещи так называемых «художников-конструктивистов» (псевдоконструк-тивизм), однобокий рационализм школы Гропиуса (архитектура), отвлеченный формализм в беспредметном кино (Рихтер, Эггелейн и т.д.). Тот факт, что некоторые представители конструктивизма (Гропиус, Рихтер, Корбюзье), особенно в период первого подъема революцион-ной волны, связывались или пробовали связаться с революционным движением пролетариата, конечно никак не может служить основанием для утверждений, делаемых некоторыми русскими конструктивистами, о якобы пролетарско-революционной природе конструктивизма. Конструкти-визм вырос и оформился на основе капиталистического индустриализма и является своеобразным выражением психоидеологии крупной буржуазии и ее научно-технической интеллигенции.

Сегодня мы наблюдаем возрождение стиля конструктивизм в современном строительстве. Чем это вызвано?

В 1972 году были взорваны постройки района Прютт-Айгоу в городе Сент-Луисе. Этот район был построен согласно принципам СИАМ в 1951-1955 гг. и состоял из 11-этажных пластин домов. Монотонность и однообразие среды, неудобства расположения мест для общения и коллективной работы, привели к недовольству жителей, которые стали покидать этот район, где к тому же резко выросла преступность. Муниципалитет, потерявший контроль над почти обезлюдившим районом, распорядился взорвать его постройки. Данное событие было провозглашено Чарльзом Дженксом «концом «новой архитектуры». Будущее признавалось за направлением постмодернизма. Но по прошествии 20 лет можно видеть полную несостоятельность этого утверждения. Большинство современных построек, особенно общественных зданий, отражают те течения, которые продол-жают традиции «новой архитектуры» 20-30-х годов, преодолевая недостатки, которые привели к ее кризису. Сегодня можно говорить о трех таких направлениях, которые, несмотря на отличающие их особенности, тесно взаимодействуют друг с другом. Это неоконструктивизм, деконструктивизм и хай-тек. Нас интересует течение неоконструктивизм, причины его возникновения. Сам термин говорит об истоках этого направления, а именно о конструктивизме.

В России термин «конструктивизм» появился в начале 20-х годов (1920-1921) и был связан с образованием рабочей группы конструктивистов ИНХУКа, которые ставили своей задачей «борьбу с художественной культурой прошлого и агитацию нового мировоззрения». В советском искусстве в этот период термину придавали следующие значения: связи с технической конструк-цией, со структурной организацией художественного произведения и с методом работы инженера процессом конструирования, связи с задачей организации предметной среды человека. В советской архитектуре под этим термином прежде всего понимали новый метод проектирования, а не просто оголенные технические конструкции.

В проектах конструктивистов получил распространение так называемый павильонный метод композиции, когда здание или комплекс делились на отдельные по назначению корпуса и объемы, которые затем соединялись друг с другом (коридорами, переходами) в соответствии с требова-ниями общего функционального процесса. Надо заметить, что в России много подобных построек. Однако, несмотря на такие масштабы строительства, их нельзя назвать полноценными предста-вителями стиля конструктивизм, то есть, хотя образная тематика и соответствовала канонам, но исполнение явно выпадало из правил. Постараемся пояснить, почему конструктивизм подразу-мевает открытые конструкции, т.е. не облицованные, будь то металл или бетон. А что видим мы? Оштукатуренные фасады. Так как конструктивизм отвергает карнизы, он тем самым обрекает оштукатуренное здание на вечное обновление и ремонтные работы. Однако даже не это привело к исчезновению стиля как направления в проектировании.

Ослабление влияния конструктивизма и уменьшение числа его сторонников в начале 30-х гг. было прежде всего связано с изменением социально-политического климата в стране. В полеми-ческих спорах произошла подмена профессионально-творческих проблем идеологическими и политическими оценками и ярлыками.

Творческая перестройка, начавшаяся в советской архитектуре в эти годы, была связана с влиянием и вкусами представителей административно-командной системы, которые в вопросах формы ориентировали на классику и, прежде всего, на Ренессанс. Волевые вмешательства в развитие архитектуры чаще всего преследовали цель ликвидировать разнообразие в художествен-ном творчестве. Процесс усреднения искусства нарастал до середины 30-х гг., когда волевые акции по установлению единомыслия в художественном творчестве ознаменовались опубликова-нием в одной из газет серии статей репрессивного толка по разным видам искусства. Это был последний аккорд официально санкционированного окончательного разгрома авангарда.

Таким образом, главной причиной исчезновения конструктивизма в 30-е годы стала изменившаяся политическая ситуация, то есть причина внешняя, не связанная с внутренними, профессиональными проблемами. Развитие конструктивизма было остановлено искусственно.

Конструктивисты считали, что в объемно-пространственной структуре человек должен видеть не некий символ или абстрактную художественную композицию, а прочитать в архитектурном образе, прежде всего, функциональное назначение здания, его социальное содержание. Все это привело к такому направлению как технологический функционализм, который получил широкое применение в проектировании. Большое количество промышленных предприятий, рассредоточен-ных по городу, и строительство различных объектов в виде целых комплексов – все это спровоцировало возникновение в городе конструктивистских построек, от промышленных предприятий до жилых комплексов.

Это доказывает, что конструктивизм может присутствовать и в градостроительном проектиро-вании. Только надо подходить к этой задаче ответственно, так как ошибки в масштабе градостроительства просто губительны для города, и исправить их гораздо сложнее, чем предотвратить. В варианте отдельно стоящего здания этот стиль более приемлем, так как его некоторая массивность и монолитность выглядят не так тяжело, как в масштабе целого комплекса.

Подводя итог рассмотрению конструктивизма, для лучшего понимания его основных характеристик и принципов к выше изложенному могут быть добавлены пять отправных точек этого стиля, сформулированных Ле Корбюзье.

Все эти принципы хоть и относятся к конструктивизму, тем не менее, могут полноценно являться помощником при проектировании архитектурных объектов в стиле неоконструктивизм. Несмотря на то, что он продвинулся вперед в технологическом и композиционном планах, все равно является продолжением своего предшественника. А значит мы имеем относительно полную информацию об этом направлении и можем с уверенностью использовать его в проектировании в дальнейшем развитии города.

Очень точно отражает взгляды неоконструктивистов на прошлое и настоящее архитектуры высказывание известного французского архитектора Кристиана де Портзампарка: «Мы воспитаны на наследии русского авангарда, оно обладает громадной силой и важностью. Они – авангардисты – сознательно порвали с прошлым и строили новый мир. Даже в среде искусства принялась эта идея, что ничто уже не возвратится на прежние рельсы. Если бы сегодня кто-нибудь утверждал, что мы на пути к новому миру, он нашел бы скромный отклик. Но если мы обращаемся к конструктивистам, к ВХУТЕМАСу, говорим о тогдашней архитектуре, обо всех тех эскизах и проектах, это потому, что сейчас мы в процессе своеобразного обучения, потому, что мы сами осваиваем изменившийся мир, мир, претерпевший значительные преобразования».

Новый метод коренным образом перевооружает зодчего. Он дает здоровое направление его мыслям, неизбежно устремляя их от главного к второстепенному, заставляя его отбрасывать ненужное и искать художественную выразительность в самом важном и необходимом.

Католический конструктивизм. Проходящая в Венеции архитектурная биеннале спровоци-ровала целую серию экспозиций, так или иначе, с ней связанных. В итальянской Виченце открылась выставка «Другие модернисты», посвященная творчеству Ханса ван дер Лаана и Рудольфа Шваца. Мощно выраженной на биеннале этике социального служения эта выставка противопоставляет традиционную христианскую этику. Оба архитектора – католические авангардисты.

Название этой выставки – «Другие модернисты» – близко России, потому что здесь были те модернисты, относительно которых эти – другие. Они пронзительно похожи на русский авангард и одновременно задают прямо противоположный ему ракурс существования архитектуры.

Оба представленных архитектора поражают биографией. Оба убежденные сторонники новой архитектуры, но оба строили только для церкви. Голландец Ханс ван дер Лаан и немец Рудольф Шварц – из протестантских стран, но оба – страстные католики. Рудольф Шварц, близкий друг теолога Романа Гвардини, одного из вдохновителей католических реформ 60-х годов. Его архитектура, собственно, и является его позицией в этой дискуссии. Ван дер Лаан вообще монах-бенедектинец. Бывают архитекторы-авангардисты – это из XX века, бывают архитекторы-

монахи – это из Средних веков, бывают модернисты-протестанты – это из сегодняшней Северной Европы, бывает католическое искусство, но все это бывает по отдельности.

Не менее невозможными на первый взгляд кажутся и их работы. Вы входите в темный зал базилики, шедевр Андреа Палладио и главный выставочный зал Виченцы, и первое, что видите, – характерная советская рабочая одежда 20-х годов. Конструктивистский дизайн, которым увлекались в свое время Степанова, Попова, Родченко, – супрематизмы Малевича, надетые на людей. В Виченце – то же самое, только с крестами. Что не меняет аутентичности впечатления – у Малевича среди его супрематических композиций часто встречается крест. Эта рабочая одежда – конструктивистские облачения монахов-бенедектинцев, которые проектировал ван дер Лаан.

Столь же удивительны проекты. Характерные рисунки конструктивизма 20-х гг., сочетающие рваную эскизную линию и проработку теней в объемах, простота геометрии, экспрессивные силуэты башен, взлетающих конструкций, консолей, контрфорсов. Характерные детали Мельникова, лаконичные объемы Леонидова – так, будто перед тобой студенческие работы младших конструктивистов. Только все это – храмы.

Шварц и ван дер Лаан начали проектировать в конце 20-х гг., но основные их постройки приходятся уже на послевоенное время, после реформ папы Иоанна XXIII, когда католическая церковь одновременно провозгласила идею очищения церкви и открытости миру. Самая известная работа ван дер Лаана – аббатство в Ваальсе – большой комплекс. Шварц построил десятки храмов, лучший – церковь Марии во Франкфурте. Предельно чистая форма – неф в форме параболы вырывается из спокойного объема, как в упражнениях студентов ВХУТЕМАСа на тему «динамическая композиция». Глаз специалиста приучен к богоборческой природе конструкти-визма, поэтому обнаружить его в церковном строительстве по меньшей мере странно. Потом, при ближайшем рассмотрении, вдруг становится ясно, что эти работы идеально проявляют природу конструктивистской архитектуры.

Две несущие смысловые конструкции этой архитектуры – предельное очищение формы и стремление проникнуть на некий новый уровень реальности. То же происходит во всех проектах русского авангарда, будь то институт Ленина работы Леонидова или проект здания «Ленинградской правды» Весниных. Но здесь это очищение и тяга к запредельному вдруг обретают свой первичный смысл. Дерзания авангарда – это попытка сконструировать некий новый храм. Католический конструктивизм возвращается в храм старый.

Здесь язык архитектуры XX века достигает чистоты и озаренности. Не то что бы эти храмы лучше древних. В Италии, где едва ли не каждая церковь – хрестоматийный шедевр, поэтому утверждение о превосходстве нового над старым как-то не звучит. Но каждый молится на том языке, на котором умеет, и степень искренности обращения к Богу сильно зависит от того, насколько язык, на котором ты обращаешься, кажется тебе не фальшивым.

Наверное, если бы русские архитекторы могли сегодня строить храмы так, как им кажется возможным, они развернули бы наследие авангарда к церковной культуре, как это сделали Шварц и ван дер Лаан. Этого, однако, не произошло и не произойдет в России, где в подавляющем большинстве случаев строят храмы в духе эклектики XIX века.

Персональный модерн

В начале 20в. в рамках отдельных реформистских направлений на основе возможностей новых строительных материалов и конструкций начали возникать архитектурные формы, характер которых был совершенно отличен от прежних эстетических вкусов. Теории рационалистов 19 в. были доведены до программных принципов в духе Земпера и породили интерес к простым композициям из группы объемов, форма и членения которых производны от назначения и конструкций сооружения.

В этот период опять возник вопрос создания нового стиля в архитектуре, элементы которого старались определить, исходя, прежде всего из решения рациональных задач архитектуры. Богатое декоративное убранство перестало рассматриваться как средство эстетического воздействия. Его стали искать в целесообразности формы, в пространстве, пропорциях, масштабах и в гармоничном сочетании материалов.

Это новое архитектурное течение нашло свое проявление в работах ведущих творческих личностей того времени – О. Вагнера, П. Бернса, Т. Гарнье, А. Лооса, А. Пере, в Америке- Ф.Л.Райта, в Скандинавии- Э.Сааринена и Р.Эстберга, в Чехосовакии – Я. Котеры и Д. Юрковича, которые несмотря на общую программу архитектурного творчества сумели различным способом проявить свою художественную и идейную индивидуальность. Еще сильнее различия в архитектуре архитекторы следующего поколения, среди которого нужно выделить Ле Коробюзье, Мисс Ван дер Роэ и В. Гропнуса. Новаторские произведения этих архитекторов, которые означали рождение совершенно новой архитектуры в первые 15 лет 20 века, обычно объединяются под общим названием «персональный модерн». Его принципы возникли после 1900г. И к концу второго десятилетия были подхвачены и получили развитие представителями авангардистской архитектуры.

Появление железобетона в архитектуре

Важным событием в истории архитектуры стало изобретение железобетона, запатентованного французским садовником Ж.Моньев в 1867 г., который уже за десять лет до этого конструировал трубы металлической сетки, обмазанным цементным раствором. Подобную технологию пропагандировал и экспериментально, и теоретически проверяли французские конструкторы Ф.Куанье, Контамен, Ж.Л. Ламбо и американец Т.Хьятт.

В конце 19 века наблюдаются попытки определить принципы создания конструкций и их расчета. Большую роль здесь сыграл Ф.Геннебик, который создал монолитную конструктивную систему, включающую опоры, прогоны, балки и плиты перекрытия, а в 1904 году запроектировал жилой дом «Бурж ля Рен» с наружным ограждением на консолях, плоской крышей и эксплуатируемыми террасами. Одновременно железобетон применил Анатоль де Бодо в изящной конструкции трехнефного храма Сен Жанна Монмартре в Париже(1897), формы которого, однако, еще напоминают неоготику. Возможности железобетона в создании новых конструкций и форм подтверждают в начале 20 века в ранних работах Т. Гарнье и А.Пере. лионский архитектор Т.Гарнье далеко определил свое время проектом «Индустриального города», где предложил функциональное зонирование города и новые архитектурные решения отдельных зданий. Он сформировал принципы, которые нашли признание в градостроительстве и архитектуре только в 20-30-х годах, в том числе проекты железобетонных зданий плоскими крышами без карнизов и ленточными окнами предвосхитили особенности функционалистой архитектуры.

В то время как ранние представления Ганье о современной архитектуре остались только в проектах, А.Пере удалось осуществить строительство первых сооружений, имевших железобетонную каркасную конструкцию. Они стали также с точки зрения архитектуры одним из наиболее значительных примеров модерна. Об этом свидетельствует жилой дом на улице Понтье (1905) в Париже. В 1916 году Пере впервые применил тонкостенное железобетонное сводчатое перекрытие (доки в Касабланке), которое снова повторил в соборах в Монманьи (1925), где, кроме того, оставил естественную поверхностную структуру железобетона.. Каркасную систему он использует в театре на Елисейских полях (1911-1914), архитектура которого свидетельствует об ориентации Пере на классические выразительные и композиционные средства.

Конструктивные преимущества железобетона использовались в начале 20 века и при создании инженерных сооружений. В 1910 году при строительстве склада в Цюрихе швейцарский инженер Р.Майяр впервые применил систему грибовидных столбов. Еще более известен как конструктор железобетонных арочных мостов, включая мост через Рейн (1905). Выдающимся историческим произведением были сборные железобетонные параболические ангары в аэропорту Орли в Париже, сооруженные по проекту Э.Фрейссине, и павильон Века во Фроцлаве (М.Берг), купол которого имел диаметр 65метров.

Вскоре после1900года в Чехии появляются новые первые сооружения из железобетона. Число демонстративное значение имел мостик на этнографической выставке в Праге – А.В.Велфлик (1895). Более широкое применение железобетонных конструкций было связанно с именами теоретиков Ф. Клокнера и С.Бехине. последний был автором грибовидной конструкции здания завода «Прага» и рамовой конструкцией дворца «Люцерна» в Праге. Другими примерами применения являются универсальный магазин в Яромержи и лестница Градце Кралове.

Неорганическое материаловедение

За последние десятилетия создано много новых материалов. Но наряду с ними техника, конечно, будет и в дальнейшем широко использовать старые, заслуженные материалы – цемент, стекло, керамику. Ведь освоение новых материалов никогда не отвергает полностью старых, которые лишь потеснятся, уступая какие-то области своего применения.

Например, сейчас во всем мире в год производится примерно 800 тонн портландцемента. И хотя уже давно в практике строительства внедрены пластики, нержавеющая сталь, алюминий, цемент по-прежнему сохраняет прочные позиции и, насколько можно судить, сохранит их в предвидимом будущем. Главная причина состоит в том, что цемент более дешев. Его производство требует менее дефицитного сырья, небольшое число технологических операций. И энергии на это производство в результате тоже затрачивается меньше тонн. Для производства же 1 метра кубического полистирола нужно в 6 раз больше энергии, а в 1 метре кубическом нержавеющей стали – в 30 раз больше. В наше время, когда обращается большое внимание на снижение энергоёмкости производств, это приобретает большое значение. Ведь производство материалов, как для строительства, так и для изготовления прочей продукции потребляет ежегодно во все мире около 800 тонн условного топлива, что соответствует примерно 15%потребления энергии или всему потреблению природного газа. Отсюда интерес ученых к цементу и другим силикатным материалам, хотя в своем настоящем виде они по многим параметрам существенно уступают металлу и пластикам. Впрочем, у силикатных материалов есть и свои преимущества: они не горят, как пластики, не подвергаются столь легкой коррозии на воздухе, как железо.

После второй мировой войны велось много исследований по получению неорганических полимеров, например на основе кремния, подобных органическим полимерам, которые в то время начали широко внедрять. Однако синтезировать неорганические полимеры не удалось. Лишь силиконы (вещества, основу которых составляют цепи из чередующихся атомов кремния и кислорода) оказались конкурентны органическим материалам. Поэтому сейчас внимание ученых обращено в большей степени на природные неорганические полимеры и подобные им по строению вещества. При этом разрабатываются методы модификации их структуры, которые повысили бы технологические характеристики материалов. Кроме того, большие усилия исследователей направлены на то, чтобы производить неорганические материалы из максимально дешевого сырья, желательно промышленных отходов, например, делать цемент из металлургических Планков.

Как можно сделать цемент (бетон) более прочным? Для ответа на этот вопрос необходимо поставить другой вопрос: а от чего он малопрочен? Оказывается, причиной тому поры в цементе, размеры которых колеблются размеров порядка атомных до нескольких миллиметров. Суммарный объём таких пор – около четверти всего объёма затвердевшего цемента. Главный вред цементу наносят именно крупные поры. От них-то и стремятся избавится исследователи, работающие над совершенствованием этого материала. На этом пути имеются значительные успехи. Уже созданы экспериментальные образцы цемента, свободного от макродефектов, прочность алюминия. В одном из зарубежных журналов была помещена фотография пружины в сжатом состоянии и отпущенном состоянии, изготовленной из такого цемента. Согласитесь, что для цемента весьма необычно.

Совершенствуется и техника армирования цемента. Для этого применяют, например, органические волокна. Ведь цемент затвердевает при низких температурах, поэтому термостойких волокон здесь не нужно. Кстати, такое волокно стоит недорого по сравнению с термостойким. Получены уже образцы цементных, армированных волокон пластин, которые можно сгибать, как пластины из металла. Из такого цемента пробуют делать даже чашки и блюдца, словом, цемент будущего обещает обещает быть совсем непохожим на цемент настоящего.

Архитектура конца ХIХ – начала ХХ века. Истоки развития архитектуры ХХ века следует искать в развитии науки и техники середины и конца ХIХ в. В это время традиционные архитектурные формы вступают в противоречие с новыми функциональными и конструктивными задачами строительства зданий. Не имея общих принципиальных взглядов на пути дальнейшего развития зодчества, архитекторы начинают механически копировать формы различных исторических стилей. Со второй половины XIX в. в архитектуре господствовала эклектика . Архитекторы используют приемы и формы эпох ренессанса, барокко и классицизма. Это – или стилизация под какие-то известные исторические архитектурные произведения, или смешение в одном здании приемов и деталей различных стилей. Например, здание Парламента в Лондоне (1840-1857 гг.) было построено в стиле «готического романтизма».

В связи с бурным развитием капитализма в этот период увеличилась потребность в утилитарных зданиях: вокзалах, биржах, сберегательных кассах и т.п. В постройках зданий подобного назначения конструкции из стекла и металла часто оставались открытыми, создавая новый архитектурный облик. Эта тенденция была особенно заметна в инженерных сооружениях (мостах, башнях и др.), в которых декор полностью отсутствовал. Важнейшими вехами в утверждении этой новой архитектуры, основанной на технических достижениях века, стали такие строения как Хрустальный дворец в Лондоне (1851 г.) и два крупнейших сооружения Парижской всемирной выставки 1889 г. - Эйфелева башня (Г. Эйфель ) и Галерея машин (М. Дютер ). Их влияние на последующую архитектуру было огромным, хотя в XIX в. подобные здания были единичными, являясь плодом инженерной деятельности.

Своей основной задачей большинство архитекторов считали архитектурно-художественную разработку проектов, рассматривая её как декорирование конструктивной основы. В гражданском строительстве внедрение новой строительной техники шло медленно, и в большинстве случаев металлический каркас, ставший уже распространенной конструктивной основой зданий, скрывался под кирпичной кладкой. Нарастало противоречие между передовыми техническими устремлениями и традициями, основанными на кустарных методах. Только к концу XIX столетия стал намечаться поворот наиболее прогрессивной части архитекторов в сторону освоения передовой строительной техники, поиску форм, отвечающих новым конструкциям и новому функциональному содержанию зданий.

Этому повороту предшествовало развитие прогрессивных теорий, частности, французского архитектора Виолле-ле-Дюка (1860-70-е гг.). Главным принципом архитектуры он считал рационализм, который требовал единства формы, назначения и конструктивных методов (это было выражено формулой - «камень должен быть камнем, железо - железом, а дерево - деревом» ). По его словам «современная металлическая конструкция открывает совершенно новую область для развития архитектуры». Практическое воплощение рационалистических принципов архитектуры впервые было осуществлено в США представителями так называемой «Чикагской школы», лидером которой был Луис Салливен (1856 – 1924 гг.). Наиболее ярко их творчество проявилось в строительстве многоэтажных конторских зданий в Чикаго. Суть новой метода строительства заключалась в отказе от облицовки металлического каркаса массивом стены, в широком использовании крупных остекленных проемов, в сведении декора к минимуму. Л. Салливен последовательно воплотил эти принципы в здании универмага в Чикаго (1889-1904 гг.). Конструкция здания полностью подтверждало сформулированный Салливеном тезис: «Форма должна соответствовать функции» . Архитектор стоял у истоков развития строительства высотных зданий в США, которое широко развернулось в XX веке.

Стиль модерн. Поиски новых форм в архитектуре европейских стран рубежа XIX-XX вв. способствовали становлению своеобразного творческого направления, получившего название стиля модерн . Основная задача этого направления - «осовременить» средства и формы архитектуры, предметы прикладного искусства, дать им живую и динамичную пластику, которая больше отвечала духу времени, чем застывшие каноны классицизма.

В архитектуре конца ХIХ - начала XX в. модерн характеризовался рядом типичных для этого направления особенностей. Архитекторы широко использовали новые строительные материалы - металл, листовое стекло, обливную керамику и др. Живописная многообъемность и пластика построенных зданий сочеталась со свободной трактовкой их внутреннего пространства. При оформлении интерьеров основу составлял характерный для модерна затейливый орнамент, который часто напоминал линии стилизованных растений. Орнамент использовался в живописи, изразцовой технике и особенно часто - в сложных по рисунку металлических решетках. Глубокий индивидуализм композиций - одна из наиболее характерных черт модерна. Среди выдающихся архитекторов модерна можно назвать в России - Ф. О. Шехтеля (1859- 1926); в Бельгии - В. Орта (1861 - 1947); в Германии - А. Ван де Вельде (1863- 1957); в Испании - А. Гауди (1852 - 1926) и др.

В начале XX в. модерн начинает терять свое значение, но многие достижения архитекторов этого направления оказали свое влияние на последующее развитие архитектуры. Главное значение стиля «модерн» состоит в том, что он, как бы «расковал цепи» академизма и эклектики, которые долгое время стесняли творческий метод зодчих.

Творческие устремления прогрессивных архитекторов европейских стран начала XX в. были направлены в сторону поиска рациональных форм строительства. Они стали изучать достижения Чикагской школы архитектуры. Внимательнее присматривались к рациональным решениям промышленных зданий, инженерных сооружений и к новым формам общественных зданий, полученным на основе металлических конструкций. Среди представителей этого направления нужно выделить немецкого архитектора Петера Беренса (1868 - 1940), австрийцев Отто Вагнера (1841-1918) и Адольфа Лооса (1870 - 1933), французов Огюста Перре (1874 - 1954) и Тони Гарнье (1869 - 1948). Например, Огюст Перре своим творчеством показал широкие эстетические возможности, таящиеся в конструкциях из железобетона. «Техника, поэтически выраженная, претворяется в архитектуру» , - вот формула, которой следовал Перре. Эта творческая программа оказала огромное воздействие на архитектуру последующего периода. Из мастерской этого мэтра вышло много известных архитекторов, в том числе один из выдающихся лидеров архитектуры ХХ века - Ле Корбюзье.

Одним из первых, кто понял необходимость активного участия архитекторов в промышленном строительстве, был Петер Беренс . Он становится во главе крупного предприятия электрической компании - АЭГ, для которой проектирует ряд зданий и сооружений (1903-1909 гг.). Все здания, построенным по проекту Беренса, отличаются целесообразностью инженерных решений, лаконичностью форм, наличием больших оконных проемов, а также продуманным планом, который отвечает производственной технологии. В этот период стремительно увеличивается интерес художников и архитекторов к индустрии и промышленной продукции. В 1907 г. в Кёльне был организован немецкий «Веркбунд» (союз производителей), целью которого было преодоление разрыва между кустарными и промышленными изделиями, придание последним высоких художественных качеств. В деятельности этой организации принимал активное участие и П. Беренс. В его мастерской воспитывались архитекторы, которые после первой мировой войны станут во главе мировой архитектуры, и направят ее развитие в совершенно новое русло. Архитектура 1920-1930-х годов. Первая мировая война стала важным рубежом в развитии всего мира. В послевоенный период индустрия, освободившаяся от заказов военного характера, предоставила архитекторам и строителям возможность широко использовать машины для производства строительных работ, конструкций зданий и благоустройства быта. Методы индустриального строительства, удешевляющие возведение зданий, все более привлекают внимание архитекторов. Железобетонный каркас, отличающийся простотой форм и относительной легкостью изготовления, широко исследуется архитекторами на предмет его типизации и стандартизации. Одновременно проводятся творческие эксперименты в области эстетического осмысления этой конструкции в членениях фасадов.

Наиболее последовательно новые принципы формообразования строений были разработаны одним из крупнейших основоположников современной архитектуры Ле Корбюзье (1887-1965). В 1919 г. в Париже он организовал и возглавил международный журнал «Эспри Нуво» (Новый дух), который стал трибуной для творческого и теоретического обоснования необходимости пересмотра традиционных принципов художественного творчества. Главный принцип, который пропагандируется на его страницах - использование новой техники. Образцом эстетической выразительности стал проект, который на чертеже выглядит как прозрачный остов жилого дома в виде шести легких железобетонных опор и трех горизонтальных плит, соединенных между собой динамичной лестницей (он получил название «Домино»,1914-1915). Эта архитектурная конструкция на основе каркаса допускала трансформирующие перегородки помещений, что предполагало гибкую планировку квартир. «Домино» стал своего рода архитектурным «кредо» архитектора. Данная система варьировалась и развивалась мастером практически во всех его постройках 20 - 30-х годов.

Ле Корбюзье выступает с новаторской архитектурной программой, сформулированной в виде тезисов: 1. Поскольку несущие и ограждающие функции стен разделены, дом должен быть поднят над уровнем земли на столбах, освобождая первый этаж для зелени, стоянки автомашин и т.п. и усиливая тем самым связь с пространством окружающей среды. 2. Свободная планировка, допускаемая каркасной конструкцией, дает возможность в каждом этаже давать различное расположение перегородок и в случае необходимости изменять их в зависимости от функциональных процессов. 3. Свободное решение фасада, создаваемое благодаря отделению от каркаса стены-мембраны, несет в себе новые композиционные возможности. 4. Наиболее целесообразная форма окон - горизонтальная ленточная, логически вытекающая из конструкции и условий зрительного восприятия человеком окружающего мира. 5. Крыша должна быть плоской, эксплуатируемой, что дает возможность увеличить полезную площадь дома.

В ряде построенных зданий 20-30-х годов Ле Корбюзье в основном следует провозглашенным тезисам. Ему принадлежит фраза - «Крупные проблемы современного строительства могут быть решены только с применением геометрии» . Постройки этого периода проникнуты стремлением геометризировать формы построек, используя правило «прямого угла», уподобить облик дома некой машине, приспособленной для обслуживания человека. Корбюзье - сторонник «духа серийности» в архитектуре, ее машинной организованности. Его лозунгом стало выражение - «Техника - носитель нового лиризма» .

Поиски новых архитектурных форм ведутся в 20 - 30-х годах на основе внимательного учета разнообразных функциональных задач, которые начинают все более диктовать композиционное решение, как внутренней организации пространства, так и внешнего облика зданий и комплексов. Постепенно функционализм становится ведущим направлением европейской архитектуры.

Особая роль в его развитии принадлежит архитектору Вальтеру Гропиусу (1883-1969) и основанному им в 1919 г., в Германии «Баухаузу» (Дом строительства). Эта организация просуществовала с 1919 до 1933 г. Деятельность Баухауза охватывала «создание вещей и зданий, как заранее спроектированных для промышленного производства », так и современного жилища, начиная с предметов домашнего обихода и кончая домом в целом. В этом случае изыскивались новые материалы и конструкции, вводились индустриальные методы и стандарт. Разрабатывается новое понимание роли архитектора. В.Гропиус писал, что «Баухауз стремится в своих лабораториях создать новый тип мастера - одновременно техника и кустаря, одинаково владеющего и техникой, и формой». В соответствии с основными задачами Баухауза была организована подготовка архитекторов и художников прикладного искусства. Метод преподавания строился на неразрывном единстве теории и практики.

Принципы функционализма в градостроительстве были закреплены в работе и документах международной организации архитекторов (CIAM ). В 1933 г. этой организацией была принята так называемая «Афинская хартия», где была сформулирована идея жесткого функционального зонирования городских территорий. Основным типом городского жилища объявлялся «многоквартирный блок». Пять основных разделов: «Жилище», «Отдых», «Работа», «Транспорт» и «Историческое достояние городов» должны были формировать город в зависимости от функционального назначения. В конце 20-30-х годов средства и приемы функционализма стали абсолютизироваться, что сказалось на качестве архитектурной практики. Появлялись каноны и штампы, схематизировавшие форму. Проработка функциональных и технических сторон проектирования часто шла в ущерб эстетической стороне. Крупные зодчие, исходя из функциональных принципов, искали новые пути формообразования.

Органическая архитектура . Совершенно другое, во многом противоположное функционализму, архитектурное направление представлено выдающимся американским архитектором Франком Ллойдом Райтом (1869-1959). Органическая связь здания с природой стала одним из ведущих принципов его деятельности. Он писал, что «современная архитектура есть естественная архитектура, исходящая из природы, и приспособленная к природе» . Технические достижения рассматривались им в качестве источника расширения творческих методов архитектора. Он выступал против подчинения их индустриальному диктату, стандартизации и унификации. Широко использовал в своей деятельности традиционные материалы - дерево, естественный камень, кирпич и др. Его творчество началось с создания небольших домов, так называемых «домов прерий» . Он располагал их среди природных ландшафтов или на окраинах городов. Эти дома отличала уникальность конструкции, материалов, горизонтальная протяженность зданий.

В скандинавских странах под воздействием этих идей сложились национальные школы архитектуры. Наиболее последовательно они проявились в Финляндии, в творчестве А. Аалто (1898-1976). Для его творческого метода характерны тесная связь с природным ландшафтом, свободная трактовка пространственной композиции строений, использование кирпича, камня, дерева. Все эти элементы стали особенностью финской архитектурной школы. Таким образом, в 20-30 годах основным архитектурным направлением оставался функционализм. Благодаря функционализму архитектура стала использовать плоские крыши, новые типы домов, например, галерейные, коридорные, дома с двухэтажными квартирами. Появилось понимание необходимости рационального планирования интерьера (например, звукоизоляции, передвижных перегородок и т.п.).

Наряду с функционализмом существовали и другие направления: архитектурный экспрессионизм (Э.Мендельсон ), национальный романтизм (Ф. Хёгер ), органическая архитектура (Ф.Л. Райт, А. Аалто ). В этот период для архитектуры характерно применение железобетонных и металлических каркасов, распространение панельного домостроения. Постоянный поиск новых форм приводил к преувеличению роли техники и определенной фетишизации техницизма в современном мире.

Основные тенденции развития архитектуры второй половины ХХ века. Колоссальные разрушения в Европе времен Второй мировой войны обострили потребность реконструкции разрушенных городов и сделали необходимым массовое жилищное строительство. Начавшаяся НТР и последующее развитие строительной техники предоставили архитекторам новые материалы и средства строительства. Появился термин индустриальное строительство , сначала распространившийся в массовой жилищной застройке, а затем, в промышленной и общественной архитектуре. В основу строительства была положена каркасная модульная сборная железобетонная панель.Она имела ограниченное число типов, которые в композиции зданий сочетаются весьма разнообразно, а это, в свою очередь, подчеркивает сборный характер конструкций. Архитекторы вырабатывают основные принципы строительства: типизация, унификация и стандартизация зданий. Появляется промышленный сборный каркас, панели перекрытия в сочетании с мелкоразмерными элементами стен, перегородок и т.п.

Распространению индустриального метода способствуют идеи функционализма . Функциональный аспект получает широкое распространение при планировке квартир, жилых и общественных зданий, при архитектурном планировании и организации жилых территорий. Основной планировочной единицей становится микрорайон, основанный на разработанных еще «Афинской хартией» принципах. В послевоенный период каркас и панели начинают применять при строительстве высотных зданий.

После Второй мировой войны центром архитектурной мысли стали Соединенные Штаты Америки. Это объяснялось тем фактом, что в период распространения фашизма из Европы в США эмигрировали многие крупные архитекторы (В. Гропиус, Мис ван дер Роэ и др.). В 50-е годы лидирующие положение заняли работы Мис ван дер Роэ в США. Все его творчество – это поиск идеальной по простоте прямоугольной структуры из стекла и стали – «стеклянной призмы », которая в дальнейшем стала своего рода «визитной карточкой» стиля «Миса». Работы американского архитектора породили множество подражаний в США и странах Европы, что привело к тиражированию конструктивной идеи и, в конечном счете, утрате гармонии, превратившись в однообразный архитектурный штамп. Из-за своего повсеместного распространения функционализм часто еще называют «интернациональным стилем» . С формальной точки зрения, функционализм привел к абсолютизации прямого угла и сведению всех средств архитектуры к «великим элементарным формам»: параллелепипеду, сфере, цилиндру и обнаженным конструкциям из бетона, стали и стекла.

В этот период многие архитекторы и инженеры продолжают искать новые формообразующие конструкции с учетом последних технических достижений НТР. Появляются здания на основе вантовых, пневматических конструкций. Итальянский архитектор-инженер П.Л.Нерви изобретает армоцемент , благодаря которому жесткость конструкции достигается самой геометрической формой в сочетании с ребрами, складками, которые используются и как средство художественной выразительности (здание ЮНЕСКО в Париже (1953-1957), Дворец труда в Турине (1961)).

Мексиканский архитектор Ф.Кандела разработал новых принцип перекрытий - гипары . Здания с их использованием представляют собой тонкостенную конструкцию, напоминающую какую-либо природную структуру (например, ресторан в Сочимилко (1957) напоминает раковину). Творческий метод Ф.Канделы – следование природным формам, что предвосхищает возвращение к идеям органической архитектуры в начале 60-х годов таких известных мэтров от архитектуры, как Ле Корбюзье (капелла в Роншане , 1955 г.) и Ф.Л. Райта ( музей Гугенхейма в Нью-Йорке, 1956–1958 гг.).

Среди наиболее ярких национальных архитектурных школ и их лидеров, следует особое место отвести творчеству бразильского архитектора Оскара Нимейера . Ему, пожалуй, единственному из современников, представилась возможность воплотить мечту архитекторов ХХ века – полностью спланировать и построить новый город, спроектированный с учетом последних архитектурных идей и достижений технического прогресса. Таким городом стала столица Бразилии – Бразилиа. О. Нимейер использовал в строительстве новые конструктивные принципы: опора плиты на перевернутые арки (Дворец рассвета), перевернутые пирамида и полусфера (Задание Национального конгресса). Этими приемами он достигал необычайной архитектурной выразительности строений.

На азиатском континенте большие успехи делает Япония, где выделяется творчество крупнейшего архитектора страны Восходящего Солнца, К.Танге . Его стилю свойственны опора на традиции национальной архитектуры в сочетании с поиском выразительности самой структуры постройки (например, спортивный комплекс Йойоги в Токио, Радиоцентр и издательство «Яманаси» в Кофу). К. Танге стоял у истоков формирования нового направления, названного структурализм . Оно получило свое развитие в 60-х годах XX века. В 70-е годы техницизм этого направления приобретает черты некоторой изощренности. Яркий пример тому, построенный в 1972-1977 гг. в Париже Центр искусств им. Ж. Помпиду (арх. Р.Пиано и Р.Роджерс). Это здание можно считать программным, положившем начало целому направлению в архитектуре. Это направление сформировалось на американской почве в конце 70-х годов и получило название «хай-тек ».

Постмодернизм . На рубеже 70-х годов наметился кризис функционализма в его наиболее упрощенной и распространенной форме. Широко растиражированные прямоугольные коробки «интернационального стиля», построенные из стекла и бетона, плохо вписывались в сложившийся веками архитектурный облик многих городов. В 1966 году американский архитектор и теоретик Р.Вентури опубликовал книгу «Сложность и противоречия в архитектуре», где впервые поднял вопрос о переоценке принципов «новой архитектуры». Вслед за ним, многие из ведущих архитекторов мира заявили о решительном изменении архитектурной мысли. Так появилась теория « постмодернизма ». Определение было введено в широкое употребление с 1976 года, когда оно было растиражировано журналом «Ньюсуик» применительно ко всем постройкам, которые не походили на прямоугольные коробки «интернационального стиля». Таким образом, любое здание с забавными странностями объявлялось построенным в стиле «постмодерна». Отцом постмодернизма стали считать А. Гауди . В 1977 году на свет появилась книга Ч.Дженкса «Язык архитектуры постмодернизма» , которая стала манифестом нового направления. Основные характеристики постмодернизма в архитектуре сформулированы им следующим образом. Во-первых, историзм – основа и прямое обращение к историческим стилям прошлых столетий. Во-вторых, новое обращение к местным традициям. В-третьих, внимание к конкретным условиям места строительства. В-четвертых, интерес к метафоре, придающей выразительность языку зодчества. В-пятых, игровое, театрализованное решение архитектурного пространства. В-шестых, постмодернизм – это кульминация идей и приемов, т.е. радикальный эклектизм.

Самая интересная и многосторонняя из европейских школ, архитекторы которой работают в русле постмодернизма, это – «Тальер де Аркитектура» (Архитектурная Мастерская). В 80-е годы имела проектные отделения в Барселоне и Париже. Французские комплексы Тальер получили название «вертикальных городов-садов», «жилых стен», «обитаемых монументов». Обращение к старым стилям происходит не с целью воскрешения прошлого, а для использования старой формы, как наиболее чистой, вырванной из всякого исторического и культурного контекста. Например, жилище – виадук или жилище - триумфальная арка. Несмотря на очевидный эклектизм, работы Тальер 80-х годов все же можно назвать наиболее удачным подходом к использованию классических стилистических источников.

Пестрота и многообразие тенденций – отличительная особенность современной архитектуры западных стран. В развитии стилевых форм наблюдается так называемый радикальный эклектизм. С одной стороны, он понимается широко, как период бесстилья, отсутствия конфронтации между течениями, стилистических альтернатив, принятия искусством «поэтики любого типа». С другой стороны – эклектика трактуется как метод работы, распространенный среди многих современных художников и отражающий их скептическое отношение к стилистическим «табу и запретам» авангарда. Современными критиками отмечается, что нынешнее состояние искусства, в частности, архитектуры, отличает возможность появления « нео-все-что-угодно», когда художник свободен странствовать по истории, выбирая любые средства для выражения своих замыслов. В архитектуре – это работа одновременно в нескольких временных периодах и культурах. В настоящее время мировая архитектура постоянно находится в стадии эксперимента. Появляются необычайные проекты, часто напоминающие здания из фантастических романов. Поистине, фантазии архитекторов неисчерпаемы.

Церкви были главным образом сделаны из дерева.

Первой каменной церковью Киевской Руси была Десятинная церковь в Киеве, строительство которой относят к 989 году. Церковь строилась в качестве кафедрального собора неподалеку от княжеского терема. В первой половине XII в. церковь перенесла значительный ремонт. В это время был полностью перестроен юго-западный угол храма, перед западным фасадом появился мощный пилон, подпирающий стену. Эти мероприятия, вероятнее всего, являлись восстановлением храма после частичного обрушения вследствие землетрясения.

Владимиро-Суздальская архитектура (XII-XIII вв.)

В период феодальной раздробленности роль Киева как политического центра начинает ослабевать, в феодальных центрах появляются значительные архитектурные школы. В XII-XIII веках важным культурным центром становится Владимиро-Суздальское княжество. Продолжая византийские и киевские традиции, архитектурный стиль видоизменяется, приобретает собственные, индивидуальные черты.

Одним из наиболее выдающихся памятников зодчества владимиро-суздальской школы является церковь Покрова на Нерли, построенная в середине XII века. От храма XII века без существенных искажений до нашего времени сохранился основной объём - небольшой, слегка вытянутый по продольной оси четверик и глава. Храм крестовокупольного типа, четырёхстолпный, трёхапсидный, одноглавый, с аркатурно-колончатыми поясами и перспективными порталами. В составе объекта «Белокаменные памятники Владимира и Суздаля » церковь входит в список всемирного наследия ЮНЕСКО.

Светская архитектура Владимиро-Суздальской земли мало сохранилась. До двадцатого столетия, только Золотые Ворота Владимира, несмотря на большие восстановительные работы XVIII века, могли быть расценены как подлинный памятник предмонгольского периода. В 1940-ых годах, археолог Николай Воронин обнаружил хорошо сохранившиеся остатки дворца Андрея Боголюбского в Боголюбово (-).

Новгородско-Псковская архитектура (конец XII-XVI вв.)

Формирование новгородской архитектурой школы относят к середине XI века, времени строительства Софийского собора в Новгороде. Уже в данном памятнике заметны отличительные черты новгородской архитектуры - монументальность, простота, отсутствие излишней декоративности.

Храмы Новгорода эпохи феодальной раздробленности уже не поражают огромными размерами, однако в них сохраняются основные черты данной архитектурной школы. Они отличаются простотой и некоторой тяжеловесностью форм. В конце XII века были построены такие храмы как церковь Петра и Павла на Синичьей горе (1185), церковь Уверения Фомы на Мячине (1195) (на ее фудаменте в 1463 году построена новая церковь с тем же именем). Выдающимся памятником, завершившим развитие школы в XII веке, стала церковь Спаса на Нередице (1198). Построена за один сезон при новгородском князе Ярославе Владимировиче. Храм одноглавый, кубического типа, четырёхстолпный, трёхапсидный. Фресковые росписи занимали всю поверхность стен и представляли собой один из уникальных и наиболее значительных живописных ансамблей России.

Псковская архитектура очень близка к новгородской, тем не менее в зданиях Пскова появилось немало специфических черт. Одним из лучших храмов Пскова периода расцвета стала церковь Сергия с Залужья (1582-1588). Также известны церковь Николы со Усохи (1371), Василия на Горке (1413), Успенья на Пароменье со звонницей (1521), Кузьмы и Демьяна с Примостья (1463).

Зданий светской архитектуры Новгородской и Псковской земель известно немного, среди них наиболее монументальным зданием являются Поганкины палаты в Пскове, построенные в 1671-1679 годы торговыми людьми Поганкиными. Здание является своеобразным дворцом-крепостью, его стены, высотой в два метра, сложены из камней.

Архитектура Московского княжества (XIV-XVI вв.)

Подъем московской архитектуры принято связывать с политическими и экономическими успехами княжества в конце XV века, во времена правления Ивана III . В 1475-1479 годах итальянским архитектором Аристотелем Фиораванти был построен Московский Успенский собор. Храм шестистолпный, пятиглавый, пятиапсидный. Построен из белого камня в сочетании с кирпичом. В росписи принимал участие известный иконописец Дионисий. В 1484-1490 годах псковскими зодчими был построен Благовещенский собор. В 1505-1509 годах под руководством итальянского архитектора Алевиза Нового был построен близкий к Успенскому Архангельский собор. В это же время получает развитие гражданское строительство, в Кремле строится ряд зданий - палат, самой известной из которых является Грановитая палата (1487-1496).

В 1485 году началось строительство новых кремлевских стен и башен, оно закончилось уже при правлении Василия III в 1516 году. К этой эпохе относят также активное строительство других крепостных сооружений - укрепленных монастырей, крепостей, кремлей. Были построены кремли в Туле (1514), Коломне (1525), Зарайске (1531), Можайске (1541), в Серпухове (1556) и т. д.

Архитектура Русского царства (XVI в.)

Русская архитектура XVII века

Начало XVII века в России ознаменовалось сложным смутным временем, что привело к временному упадку строительства. Монументальные здания прошлого века сменились небольшими, иногда даже «декоративными» постройками. Примером подобного строительства может служить церковь Рождества Богородицы в Путинках, выполненная в характерном для того периода стиле русского узорочья. После завершения строительства храма, в 1653 году, Патриарх Никон прекратил строительство каменных шатровых храмов на Руси, что сделало церковь одной из последних выстроенных с применением шатра.

В данный период развивается тип бесстолпного храма. Одним из первых храмов такого типа принято считать Малый собор Донского монастыря (1593). Прототипом бесстолпных храмов XVII века является Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Рубцове (1626). Это небольшой храм с единым внутренним пространством, без опорных столбов, перекрытый сомкнутым сводом, увенчанный снаружи ярусами кокошников и световой главкой, с примыкающим в виде отдельного объема алтарем. Храм поднят на подклет, имеет приделы по бокам и окружен с трех сторон открытой галереей - сенями. Лучшими примерами памятников середины XVII века также принято считать церковь Троицы Живоначальной в Никитниках в Москве (1653), Троицкую церковь в Останкине (1668). Им присуще изящество пропорций, сочная пластика форм, стройность силуэта и красивая группировка внешних масс.

Развитие архитектуры в XVII веке не ограничивалось Москвой и Подмосковьем. Своеобразный стиль вырабатывался и в других русских городах, в частности, в Ярославле. Одним из наиболее известных ярославских храмов является Церковь Иоанна Предтечи (1687). Прекрасное сочетание массивного храма и колокольни, изящество цветов, прекрасные росписи делают его одним из наиболее выдающихся памятников своего времени. Другим известным памятником ярославской архитектуры является Церковь Иоанна Златоуста в Коровниках (1654).

Большое количество оригинальных памятников архитектуры XVII века сохранилось и в Ростове. Наиболее известны Ростовский кремль (1660-1683), а также церкви Ростовского Борисоглебского монастыря. Отдельного внимания заслуживает Церковь Иоанна Богослова Ростовского кремля (1683). Храм внутри не имеет столпов, стены покрыты превосходными фресками. Данная архитектура предвосхищает стиль московского барокко.

Деревянная архитектура

Деревянная архитектура, безусловно, является древнейшим видом архитектуры на территории России. Самой главной областью применения дерева в качестве строительного материала стало русское национальное жилище, а также хозяйственные и прочие постройки. В культовом строительстве дерево активно вытеснялось камнем, вершин развития деревянная архитектура достигла на Русском Севере.

Одним из наиболее примечательных шатровых храмов является Успенская церковь в Кондопоге (1774). Основной объём церкви - два восьмерика с повалом, поставленные на четверик, с прямоугольным алтарным прирубом и двумя висячими крыльцами. Сохранился иконостас в стиле барокко и иконописный потолок -небо. Небо кондопожской церкви Успения - единственный образец композиции «Божественная литургия» в действующей церкви.

Оригинальным памятником церквей шатрового типа является Воскресенская церковь в Кевроле Архангельской области (1710). Центральный четвериковый объем покрыт шатром на крещатой бочке с пятью декоративными главками и окружен прирубами с трех сторон. Из них северный интересен тем, что он в уменьшенных формах повторяет центральный объем. Внутри сохранился замечательный резной иконостас. В деревянной шатровой архитектуре известны случаи использования нескольких шатровых конструкций. Единственный в мире пятишатровый храм - Троицкая церковь в селе Нёнокса. Помимо шатровых храмов в деревянном зодчестве встречаются и кубоватые храмы, название которых идет от покрытия «кубом», то есть пузатой четырехскатной кровлей. Примером подобного строения может служить Преображенская церковь в Турчасово (1786).

Особый интерес представляют также деревянные многоглавые храмы. Одним из самых ранних храмов этого типа считается Храм Покрова Божией Матери под Архангельском (1688). Наиболее известным деревянным многоглавым храмом является Преображенская церковь на острове Кижи. Она увенчана двадцатью двумя главами, размещенными ярусами на кровлях прирубов и восьмериков, имеющих криволинейную форму типа «бочки». Также известны девятиглавая Покровская церковь в Кижах, двадцатиглавый храм Вытегорского посада и др.

Деревянное зодчество получило развитие и в дворцовой архитектуре. Наиболее известным ее примером является загородный дворец царя Алексея Михайловича в селе Коломенском (1667-1681). Наиболее крупные коллекции деревянного зодчества России находятся в музеях под открытым небом. Помимо известного музея в Кижах существуют также такие музеи как Малые Корелы в Архангельской области, Витославлицы в Новгородской области, деревянная архитектура Сибири представлена в музее Тальцы в Иркутской области, деревянное зодчество Урала - в Нижне-Синячихинском музее-заповеднике деревянного зодчества и народного искусства.

Эпоха Российской империи

Русское барокко

Первый этап развития русского барокко относится еще к эпохе Русского царства, с 1680-х по 1700-е годы получает развитие московское барокко. Особенностью данного стиля является его тесная связь с уже существовавшими русскими традициями и влияние украинского барокко вкупе с прогрессивными технологиями, пришедшими с Запада.

Самобытную страницу елизаветинского барокко представляет творчество московских архитекторов середины XVIII века - во главе с Д. В. Ухтомским и И. Ф. Мичуриным.

Классицизм

Здание Адмиралтейства в Санкт-Петербурге

В 1760-х годах на смену барокко в русской архитектуре постепенно приходит классицизм. Яркими центрами русского классицизма стали Санкт-Петербург и Москва. В Петербурге классицизм сложился как завершенный вариант стиля в 1780-х годах, его мастерами были Иван Егорович Старов и Джакомо Кваренги. Таврический дворец работы Старова является одним из наиболее типичных классицистических зданий Петербурга. Центральный двухэтажный корпус дворца с шестиколонным портиком увенчан плоским куполом на невысоком барабане; гладкие плоскости стен прорезаны высокими окнами и завершены антаблементом строгого рисунка с фризом из триглифов. Главный корпус объединён одноэтажными галереями с боковыми двухэтажными корпусами, ограничивающими широкий парадный двор. Среди работ Старова также известны Троицкий собор Александро-Невской лавры (1778-1786), Князь-Владимирский собор и др. Творения итальянского архитектора Джакомо Кваренги стали символом петербургского классицизма. По его проекту были построены такие здания как Александровский дворец (1792-1796), (1806), здание Академии наук (1786-1789) и др.

Казанский собор в Санкт-Петербурге

В начале XIX века в классицизме происходят существенные изменения, появляется стиль ампир. Его появление и развитие в России связывают с именами таких архитекторов как Андрей Никифорович Воронихин, Андреян Дмитриевич Захаров и Жан Тома де Томон. Одним из лучших произведений Воронихина является Казанский собор в Петербурге (1801-1811). Могучие колоннады собора охватывают полуовалом площадь, открытую на Невский проспект. Другим известным произведением Воронихина является здание (1806-1811). Примечательна дорическая колоннада огромного портика на фоне суровых стен фасада, со скульптурными группами по бокам портика.

К существенным творениям французского архитектора Жана Тома де Томона принято относить здание Большого театра в Петербурге (1805), а также здание Биржи (1805-1816). Перед зданием архитектор установил две ростральные колонны со скульптурами, символизирующими великие русские реки: Волгу, Днепр, Неву и Волхов.

Шедевром архитектуры классицизма XIX века принято считать построенный по проекту Захарова комплекс зданий Адмиралтейства (1806-1823). Идеей нового облика уже существовавшего тогда здания стала тема морской славы России, могущества русского флота. Захаров создал новое, грандиозное (протяжённость главного фасада 407 м) сооружение, придав ему величественный архитектурный облик и подчеркнув его центральное положение в городе. Крупнейшим архитектором Петербурга после Захарова был Василий Петрович Стасов. К числу его лучших произведений относят Спасо-Преображенский собор (1829), Нарвские триумфальные ворота (1827-1834), Троице-Измайловский собор (1828-1835).

Дом Пашкова в Москве

Последней крупной фигурой, работавшей стиле ампир стал российский архитектор Карл Иванович Росси. По его проекту были построены такие здания как Михайловский дворец (1819-1825), Здание Главного штаба (1819-1829), Здание Сената и Синода (1829-1834), Александринский театр (1832).

Московская архитектурная традиция в целом развивалась в тех же рамках, что и петербургская, но имела и ряд особенностей, в первую очередь связанных назначением строившихся зданий. Крупнейшими московскими архитекторами второй половины XVIII века принято считать Василия Ивановича Баженова и Матвея Фёдоровича Казакова, сформировавших архитектурный облик Москвы того времени. Одним из самых известных классицистических зданий Москвы считается Дом Пашкова (1774-1776), предположительно построенный по проекту Баженова. В начале XIX века в московской архитектуре также начинает преобладать ампир. К крупнейшим московским архитекторам данного периода относят Осипа Ивановича Бове, Доменико Жилярди и Афанасия Григорьевича Григорьева.

Русский стиль в архитектуре XIX-XX веков

В середине XIX и начале XX веков возрождение интереса к древнерусскому зодчеству породило семейство архитектурных стилей, часто объединяемых под названием «псевдорусский стиль» (также «русский стиль», «неорусский стиль»), в котором на новом технологическом уровне происходило частичное заимствование архитектурных форм древнерусского и византийского зодчества.

В начале XX века получает развитие «неорусский стиль». В поисках монументальной простоты архитекторы обратились к древним памятникам Новгорода и Пскова и к традициям зодчества русского Севера. В Санкт-Петербурге «неорусский стиль» нашел применение главным образом в церковных постройках Владимира Покровского, Степана Кричинского, Андрея Аплаксина, Германа Гримма, хотя в этом же стиле строились и некоторые доходные дома (характерный пример - дом Купермана, построенный архитектором А. Л. Лишневским на Плуталовой улице).

Архитектура начала XX века

В начале XX века в архитектуре отражаются тенденции господствовавших в это время архитектурных течений. Помимо русского стиля появляются модерн, неоклассицизм, эклектика и др. Стиль модерн проникает в Россию из Запада и быстро находит своих сторонников. Наиболее выдающимся российским архитектором, работавшим в стиле модерн является Фёдор Осипович Шехтель. Известнейшая его работа - особняк С. П. Рябушинского на Малой Никитской (1900) - основан на причудливом контрасте геометричной тектоники и беспокойного декора, как бы живущего собственной ирреальной жизнью. Также известны его работы, выполненные в «неорусском духе», такие как павильоны русского отдела на Международной выставке в Глазго (1901) и московский Ярославский вокзал (1902).

Свое развитие неоклассицизм получает в работах Владимира Алексеевича Щуко. Его первый практический успех в неоклассике - постройка в 1910 году двух доходных домов в Санкт-Петербурге (№ 65 и 63 по Каменноостровскому проспекту) с применением «колоссального» ордера и эркеров. В том же 1910 г. Щуко проектировал русские павильоны на международных выставках 1911 года: Изящных искусств в Риме и Торгово-промышленной в Турине.

Послереволюционный период

Архитектура послереволюционной России характеризуется отказом от старых форм, поиском нового искусства для новой страны. Развитие получают авангардные течения, создаются проекты фундаментальных строений в новых стилях. Примерами такого рода работ является творчество Владимира Евграфовича Татлина. Им создается проект т. н. Башни Татлина, посвященной III Интернационалу. В этот же период Владимиром Григорьевичем Шуховым устанавливается знаменитая Шуховская башня на Шаболовке.

Стиль конструктивизм стал одним из лидирующих архитектурных стилей 1920-х годов. Важной вехой в развитии конструктивизма стала деятельность талантливых архитекторов - братьев Леонида, Виктора и Александра Весниных. Они пришли к осознанию лаконичной «пролетарской» эстетики, уже имея солидный опыт в проектировании зданий, в живописи и в оформлении книг. Ближайшим соратником и помощником братьев Весниных был Моисей Яковлевич Гинзбург, который был непревзойдённым теоретиком архитектуры первой половины XX века. В своей книге «Стиль и эпоха» он размышляет о том, что каждый стиль искусства адекватно соответствует «своей» исторической эпохе.

Вслед за конструктивизмом развитие получает и авангардный стиль рационализм. Идеологи рационализма, в отличие от конструктивистов, много внимания уделяли психологическому восприятию архитектуры человеком. Основоположником стиля в России был Аполлинарий Каэтанович Красовский. Лидером течения был Николай Александрович Ладовский. Для воспитания «подрастающего поколения» архитекторов Н. Ладовский создал мастерскую «Обмас» (Объединённые мастерские) при ВХУТЕМАСе.

После революции широко востребованным оказался и Алексей Викторович Щусев. В 1918-1923 годы он руководил разработкой генерального плана «Новая Москва», этот план стал первой советской попыткой создать реально исполнимую концепцию развития города в духе большого города-сада. Известнейшим произведением Щусева стал Мавзолей Ленина на Красной площади в Москве. В октябре 1930 года было возведено новое здание из железобетона, облицованное естественным камнем гранити лабрадоритом. В его форме можно видеть органичный сплав архитектуры авангарда и декоративных тенденций, ныне называемых стилем ар-деко.

Несмотря на значительные успехи советских архитекторов в создании новой архитектуры, заинтересованность властей в их работе постепенно начинает угасать. Рационалистов, как и их оппонентов конструктивистов, обвинили в «следовании буржуазным взглядам на архитектуру», «в утопичности их проектов», «в формализме ». С 1930-х годов авангардные течения в советской архитектуре утихают.

Сталинская архитектура

Стиль сталинской архитектуры сформировался в период проведения конкурсов на проекты Дворца Советов и павильоны СССР на Всемирных выставках 1937 года в Париже и 1939 года в Нью-Йорке. После отказа от конструктивизма и рационализма было решено перейти к тоталитарной эстетике, характеризующейся приверженностью монументальным формам, часто граничащим с гигантоманией, жёсткой стандартизацией форм и техник художественного представления.

Вторая половина XX века

4 ноября 1955 года выходит Постановление ЦК КПСС и СМ СССР «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве », положившее конец стилю сталинской архитектуры. Уже начатые стройки были заморожены или закрыты. Стилобат с так и не построенной восьмой сталинской высотки был использован при строительстве гостиницы «Россия » На смену сталинской пришла функциональная типовая архитектура. Первые проекты по созданию массовых дешевых жилых зданий принадлежат инженеру-строителю Виталию Павловичу Лагутенко. 31 июля 1957 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли постановление «О развитии жилищного строительства в СССР», положивший начало новому жилищному строительству, положившее начало массовому строительству домов, получивших название «хрущёвки » по имени Никиты Сергеевича Хрущёва.

В 1960 году при поддержке Хрущева начинается строительство Государственный Кремлёвский дворец по проекту архитектора Михаила Васильевича Посохина. В 1960-х годах вновь появляются здания, символизирующие будущее и технический прогресс. Одним из ярких примеров такого рода сооружений является Останкинская телебашня в Москве, созданная по проекту Николая Васильевича Никитина. С 1965 по 1979 проходило строительство Белого дома в Москве, по конструкции схожее со зданиями начала 1950-х годов. Типовая архитектура продолжала свое развитие вплоть до распада СССР, а в меньших объемах существует и в современной России.

Современная Россия

После распада СССР многие строительные проекты были заморожены или отменены. Однако теперь не существовало государственного контроля над архитектурным стилем и высотой здания, что давало значительную свободу архитекторам. Финансовые условия позволяли заметно ускорить темпы развития архитектуры. Активно идет заимствование западных образцов, впервые появляются современные небоскрёбы и футуристические проекты, такие как Москва-Сити. Также используются традиции строительства из прошлого, в частности сталинская архитектура в Триумф-Палас.

См. также

Литература

• Лисовский В. Г. Архитектура России. Поиски национального стиля. Изд.: Белый Город, Москва, 2009
• «Architecture: Kievan Rus and Russia» in Encyclopædia Britannica (Macropedia) vol. 13, 15th ed., 2003, p. 921.
• William Craft Brumfield, Landmarks of Russian Architecture: A Photographic Survey. Amsterdam: Gordon and Breach, 1997
• John Fleming, Hugh Honour, Nikolaus Pevsner. «Russian Architecture» in The Penguin Dictionary of Architecture and Landscape Architecture , 5th ed., 1998, pp. 493–498, London: Penguin. ISBN 0-670-88017-5 .
• Russian art and architecture , in The Columbia Encyclopedia, Sixth Edition, 2001-05.
• Russian Life July/August 2000 Volume 43 Issue 4 «Faithful Reproduction» an interview with Russian architecture expert William Brumfield on the rebuilding of Christ the Saviour Cathedral
• William Craft Brumfield, A History of Russian Architecture. Seattle and London: University of Washington Press, 2004. ISBN 0-295-98393-0
• Стефанович П. С. Некняжеское церковное строительство в домонгольской Руси: Юг и Север //Вестник церковной истории. 2007. № 1(5). С. 117-133.

Примечания

Ссылки

Страны Европы: Архитектура
Зависимые территории
Азорские острова Аландские острова Гернси Гибралтар Джерси Остров Мэн Фарерские острова Шпицберген Ян-Майен
Непризнанные и частично признанные государства
Республика Абхазия¹ Республика Косово Приднестровская Молдавская Республика

Русская архитектура конца 19 – начала 20 века.

Интересные и оригинальные решения предложили в конце 19 века - начале 20 русские архитекторы.

Абрамцево.

Усадьба – отца знаменитых славянофилов братьев Аксаковых с 1843 г. Сюда приезжали, актер. В 1870 г. усадьбу приобрел Савва Иванович Мамонтов - представитель крупной купеческой династии, промышленник и тонкий ценитель искусства. Он собрал вокруг себя выдающихся художников. Здесь жили, . Они ставили домашние спектакли, рисовали и собирали предметы крестьянского быта, стремились возродить народные промыслы. В 1872 г. архитектор Гартман построил здесь деревянный флигель «Мастерская», украшенный прихотливой резьбой. Так начались поиски новых форм национальной архитектуры. В 1881 – 1882 г по проекту Васнецова и Поленова здесь была построена церковь Спаса Нерукотворного. Прототипом для нее стал новгородский храм Спаса на Нередице. Церковь одноглавая, из камня, с резным входом – порталом, облицована керамической плиткой. Стены намеренно сделаны кривовато, как у древнерусских построек, возводившихся без чертежей. Это тонкая стилизация, а не копирование, как у эклектиков. Храм стал первой постройкой в стиле русского модерна.

Талашкино под Смоленском.

Имение княгини Тенишевой. Ее целью было создание музея древнерусской старины. В сопровождении художников, археологов, историков она ездила по русским городам и селам и собирала предметы декоративно-прикладного искусства: ткани, вышитые рушники, кружева, платки, одежду, глиняную посуду, деревянные прялки, солонки, вещи, украшенные резьбой. В усадьбе гостили, М. А Врубель, скульптор. Сюда приезжал. В 1901 г. по заказу Тенишевой художник Малютин спроектировал и оформил деревянный домик «Теремок». Он напоминает игрушки местных мастерских. В то же время его деревянный сруб, маленькие «слепые» оконца, двускатная крыша и крыльца повторяют крестьянскую избу. Но формы слегка скривлены, намеренно скособочены, что напоминает сказочный терем. Фасад домика украшен резным наличником с диковинной Жар-птицей, Солнцем-Ярилой, коньками рыбками и цветами.

– 1926)

Один из наиболее ярких представителей стиля модерн в русском и европейском зодчестве

Строил частные особняки, доходные дома, здания торговых фирм, вокзалы. В Москве есть целый ряд замечательных произведений Шехтеля. Лейтмотивом образных концепций Шехтеля было чаще всего средневековое зодчество, романо-готическое либо древнерусское. Западное Средневековье с налётом романтической фантастики доминирует в первой крупной самостоятельной работе Шехтеля - особняке на Спиридоновке (1893 г.)

Особняк Рябушинского () на Малой Никитской – одно из наиболее значительных произведений мастера. Он решен в принципах свободной асимметрии: каждый фасад самостоятелен. Здание построено как бы уступами, оно нарастает, подобно тому как нарастают органические формы в природе. Формы особняка Рябушинского впервые в его творчестве были полностью освобождены от реминисценций исторических стилей и представляли собой интерпретации природных мотивов. Подобно растению, пускающему корни и врастающему в пространство, вырастают крыльца, эркеры, балконы, сандрики над окнами, сильно выступающий карниз. При этом архитектор помнит, что строит частный дом – подобие маленького замка. Отсюда ощущение монолитности и устойчивости. В окнах – цветные витражи. Здание опоясано широким мозаичным фризом с изображением стилизованных ирисов. Фриз объединяет разнохарактерные фасады. Извивы прихотливых линий повторяются в рисунке фриза, в ажурных переплетах оконных витражей, в узоре уличной ограды, балконных решеток, в интерьере. Мрамор, стекло, полированное дерево – все создает единый мир как бы смутного спектакля, наполненного символическими загадками.

Это не случайно. В 1902 году Шехтель перестроил старое здание театра в Камергерском переулке. Это здание МХАТа, сконструировал сцену с вращающимся полом, осветительные приборы, мебель из темного дуба. По замыслу Шехтеля оформлен и занавес со знаменитой белой чайкой.

К русскому модерну близок и «неорусский стиль». Но в отличие от эклектики предшествующего периода, архитекторы не копировали отдельные детали, а стремились постичь сам дух Древней Руси. Таково здание Ярославского вокзала работы Шехтеля на площади Трех вокзалов в Москве. В здании сочетаются массивные кубические граненые и цилиндрические башни, полихромные изразцы. Оригинально шатровое завершение левой угловой башни. Кровля гиперболически высока и сочетается с «гребешком» наверху и нависающим козырьком внизу. Создается впечатление гротесковой триумфальной арки.

В первые годы 20 в. Шехтель пробует создавать здания в различных архитектурных стилях: простота и геометризм форм характерны для доходного дома Строгановского Художественно-промышленного Училища (1904- 1906), соединение приёмов модерна с идеями рационализма определили и облик таких произведений мастера, как Типография "Утро России" и дом Московского Купеческого Общества. В самом конце 1900-х годов Шехтель пробовал свои силы в неоклассицизме. Наиболее характерным произведением этого периода стал его собственный особняк на Садовой – Триумфальной улице в Москве.

После революции Шехтель проектировал новые сооружения, но почти все его произведения этих лет остались нереализованными.

(1873 – 1949)

Одна из наиболее известных его построек до революции – здание Казанского вокзала . Сложная группа объемов, расположенная вдоль площади, воспроизводит ряд одновременно возникших хором. Главная башня постройки довольно близко воспроизводит башню царицы Сююмбеки в Казанском кремле. Это должно напоминать о цели пути отправляющихся с Казанского вокзала. Подчеркнутая сказочность фасада вокзала, конечно, противоречит его чисто практическим задачам и деловому интерьеру, что тоже входило в планы архитектора. Другая постройка Щусева в Москве – здание собора Марфо-Мариинской обители, воспроизводящее в несколько гротесковой форме черты псковско-новгородского зодчества: нарочито неровные стены, тяжелый купол на барабане, приземистое здание.

После революции перед откроется огромное поле деятельности.

Но «неорусский стиль» замыкался в диапазоне немногих архитектурных форм: церковь, башня, терем, что привело к его быстрому угасанию.

В Петербурге получил развитие другой вариант русского модерна – «неоклассицизм», главным представителем которого стал. Влияние классицистического наследия в Петербурге было столь велико, что оно сказалось и на поисках новых архитектурных форм.

Часть архитекторов (Жолтовский ) видела для себя образцы в итальянском Возрождении, другие (Фомин, братья Веснины) в московском классицизме. Аристократичность «неоклассицизма» привлекала к нему буржуазных заказчиков. Для миллионера Половцева в Петербурге на Каменном острове Фомин возвел особняк. Рисунок фасада определяется сложным ритмом колонн, одиночных или объединенных в пучки, создается ощущение динамики, экспрессии, движения. Внешне здание представляет собой вариацию на темы московского особняка 18 – 19 веков. Основной корпус расположен в глубине торжественного и одновременно парадного двора. Но обилие колонн, сама стилизация выдают принадлежность этого здания к началу 20 века. В 1910 – 1914 г. Фомин разработал проект застройки целого острова в Петербурге – острова Голодай. В основе его композиции – парадная полукруглая площадь, окруженная пятиэтажными доходными домами, от которой тремя лучами расходятся магистрали. В этом проекте с большой силой ощущается влияние ансамблей Воронихина, Росси. В советское время, после завершения авангардного проекта, архитекторы неоклассицизма будут особо востребованы.

Московская архитектура

В те же годы Москва украсилась зданиями Гостиницы «Метрополь» (арх. Валькотт). Эффектное здание с затейливыми башенками, волнообразное завершение фасадов, сочетание различных отделочных материалов: цветная штукатурка, кирпич, керамика, красный гранит. Верхние части фасадов украшены майоликовыми панно «Принцесса Греза» работы Врубеля и других художников. Ниже проходит скульптурный фриз «Времена года» скульптора.

В стиле «неоклассицизма» в Москве архитектор Клейн построил Музей изящных искусств (ныне Государственный музей изобразительных искусств имени). Его колоннада почти полностью повторяет детали Эрехтейона на Акрополе, но фризовая лента беспокойна и явно вызвана к жизни эпохой модерна. В открытии музея огромную роль сыграл профессор Иван Владимирович Цветаев, отец Марины Цветаевой. Клейн построил магазин «Мюр и Мерилиз», известный как ЦУМ . Здание воспроизводит детали готического сооружения в сочетании с крупными стеклами.

Скульптура конца 19 – начала 20 века в России.

Русское искусство отражает позднебуржуазную эпоху развития.

Реализм начинает утрачивать свои позиции

Идет поиск новых форм, способных отразить необычную действительность.

Скульптура

В русской скульптуре заметно сильное течение импрессионизма. Крупный представитель данного течения Паоло Трубецкой.

(1866 – 1938)

Детство и юность провел в Италии, откуда приехал сложившимся мастером. Замечательный скульптурный портрет Левитана 1899 г. Вся масса скульптурного материала как бы приведена в движение нервным, быстрым, словно мимолетным прикосновением пальцев. На поверхности оставлены живописные мазки, вся форма кажется овеянной воздухом. При этом ощутим жесткий костяк, остов формы. Фигура сложно и свободно развернута в пространстве. По мере обхода скульптуры нам открывается то артистическая, и небрежная, то вычурная поза Левитана. То мы видим некоторую меланхоличность размышляющего художника. Наиболее значительным произведением Трубецкого в России стал памятник Александру III , отлитый в бронзе и установленный в Петербурге на площади рядом с Московским вокзалом. Автор сумел передать косную неподвижность тяжелой массы материала, словно угнетающего своей инертностью. Угловаты грубые формы головы, рук, торса всадника, как будто примитивно обтесанных топором. Перед нами прием художественного гротеска. Памятник превращается в антитезу знаменитому творению Фальконе. Вместо «гордого коня», устремленного вперед – бесхвостая неподвижная лошадь, которая еще и пятится назад, вместо свободно и легко восседающего Петра – «толстозадый солдафон», по выражению Репина, как бы проламывающий хребет упирающегося коня. Вместо знаменитого лаврового венка – круглая как бы прихлопнутая сверху шапка. Это уникальный в своем роде памятник в истории мирового искусства.

Н. Андреев

Памятник в Москве 1909 г.

Оригинальный. Лишенный черт монументальности памятник сразу привлек к себе внимание современников. Об этом памятнике ходила остроумная эпиграмма: «Промучился он две недели и создал Гоголя из носа и шинели». Фриз памятника населен скульптурными изображениями персонажей писателя. По мере движения слева направо разворачивается как бы картина гоголевского творческого пути: от «Вечеров на хуторе близ Диканьки» к «Мертвым душам». Меняется и облик самого писателя, если смотреть на него с различных сторон. То кажется, что он улыбается, глядя на персонажей своего раннего творчества, затем хмурится: внизу персонажи «Петербургских повестей», самое мрачное впечатление производит Гоголь, если смотреть на фигуру справа: в ужасе завернулся от в шинель, виден только острый нос писателя. Внизу персонажи «Мертвых душ». Памятник стоял до 1954 г. на Гоголевском бульваре. Теперь он во дворе того дома, где писатель сжег вторую часть «Мертвых душ» и закончил свой земной путь.

Представьте, что вы отправились в путешествие в другую страну. Без культурной программы и туристических маршрутов не обойтись, иначе какой смысл вообще куда-то ехать. Можно, конечно, закрыться в отеле на время всего отпуска и отлично проводить дни, традиционно лежа в кровати..

Если же вы заранее подготовитесь к поездке и изучите традиции страны, в которую отправляетесь, то чужая культура станет намного понятнее. Как насчет того, чтобы научиться отличать архитектурные стили и поставить еще одну галочку в список своего самообразования? Помимо этого, вы сможете произвести впечатление на девушек, и это будет намного эффективнее, чем, например, навык отличать сорта пива с закрытыми глазами.

Вообще, архитектурные стили – довольно запутанная и сложная тема для новичка, и если вы не хотите изучать скучную литературу, мы предлагаем вам упрощенный гайд по мировой архитектуре (да простят нас профессиональные архитекторы).

1. Классицизм

Классицизм – это оплот симметричности, строгости и выпрямленности. Если видите что-то похожее, да еще и с круглыми длинными колоннами – это классицизм.

2. Ампир

Ампир – это когда классицизм решил стать пафосным до невозможности, да еще и стремится быть выше.

3. Сталинский ампир

Конечно же, вождю всех народов – товарищу Сталину – в обычном ампире недоставало пафоса и торжественности, и, чтобы показать мощь СССР во всей красе, этот стиль был возведен в куб. Так появился сталинский ампир — архитектурный стиль, который пугает своей колоссальностью.

4. Барокко

Барокко – это когда здание похоже на пироженку со взбитыми сливками, часто украшенную золотом, каменными скульптурами и витиеватой лепниной, которая отчетливо говорит свое «фи!» классицизму. Этот архитектурный стиль распространился по всей Европе, в том числе был перенят русскими архитекторами.

5. Рококо

Если вам показалось, что здание проектировала женщина, и на нем присутствует много всяких рюшечек и бантиков, покрытых золотом – это рококо.

6. Ультрабарокко

Если вы смотрите на здание и от обилия лепнины и скульптур перестаете понимать, что происходит вокруг, то можете быть уверены – это ультрабарокко. Главное – не потерять сознание при созерцании такой красоты.

7. Русское барокко

Русское барокко – это уже не пироженка, это настоящий торт, расписанный под хохлому.

8. Псевдорусский стиль

Псевдорусский стиль – это когда попытался «закосить» под древность, но перестарался и слишком богато все украсил.

9. Неоготика

Неоготика – это когда боишься порезаться о здание от одного взгляда на него. Тонкие длинные шпили, оконные проемы и боязнь уколов.

10. Готика

Если смотришь на здание и опасность порезаться меньше, а в центре у него круглое окно или витраж с башнями по бокам – это готика. На лепнине таких зданий в архитектурном стиле часто любят помучить всяких грешников и прочих асоциальных личностей.

11. Ар-деко

Ар-деко – это когда при взгляде на здание в голове у вас заиграли старые американские песни, исполненные Фрэнком Синатрой, а по улицам начали ездить воображаемые автомобили из 60-х годов.

12. Модернизм

Здесь все просто. Модернизм в архитектурном стиле – это дом из будущего, но построен с нотками ностальгии по прошлому.

13. Модерн

По модерну в архитектуре можно изучать античную историю. Очень много мелочей и проработанных деталей, которые в совокупности представляют собой цельную композицию.

14. Конструктивизм

Конструктивизм в архитектурном стиле – это когда любители цилиндров и других строгих геометрических фигур начинают строить дома. Ставят какую-нибудь трапецию или цилиндр и прорезают в ней окна.

15. Деконструктивизм

Если вы смотрите на здание и видите, что его совсем-совсем сломали, изогнули и сморщили – это деконструктивизм. Настоящий геометрический ад для перфекциониста.

16. Хай-тек

Хай-тек архитектура включает в себя постройки, где много стекла, бетона, все прозрачное, зеркальное и блестит на солнце. Максимум геометричности, строгости и угловатости.

17. Постмодернизм

Постмодернизм – это когда смотришь на здание, как на «Черный квадрат» Малевича и не понимаешь, что хотел сказать автор, как ему разрешили это построить и почему не лечили от наркотической зависимости. Впрочем, в таких причудливых формах тоже есть свои плюсы.

Конечно, профессиональные архитекторы могут посчитать такой топ архитектурных стилей кощунственным и вообще обидеться, но сделайте скидку тем, кто не так хорош в истории и определении стилей. В конце концов, автомобильный механик тоже будет снисходительно улыбаться, глядя на то, как архитектор пытается определить, с какой стороны подойти к коленчатому валу.

Тема традиции в современной архитектуре, как правило, сводится к вопросу стиля, притом, в сознании едва ли не большинства - стиля «лужковского». Но даже безупречные исторические стилизации воспринимается сегодня пустыми оболочками, мертвыми копиями, тогда как их прототипы были наполнены живым смыслом. Они и сегодня продолжают о чем-то говорить, притом, чем старше памятник - тем более важным кажется его немой монолог.
Принципиальная несводимость феномена традиции к вопросу стиля стала лейтмотивом прошедшей в Санкт-Петербурге научно-практической конференции «Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени».

Предыстория

Но сначала о самом проекте. «MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ» в переводе с итальянского означает «монументальность и современность». Проект возник спонтанно в 2010 году, под сильным впечатлением увиденной в Риме «муссолиниевской» архитектуры. Помимо меня, у его истоков стояли архитектор Рафаэль Даянов, итальянский филолог-русист Стефано Мариа Капилупи и искусствовед Иван Чечот, который и придумал наш красивый девиз.
Результатом совместных усилий стала конференция «Архитектура России, Германии и Италии “тоталитарного” периода», которая получилась с отчетливым «итальянским привкусом». Но уже тогда нам стало ясно, что оставаться в границах зон главных диктаторских режимов бессмысленно - тема межвоенной и послевоенной неоклассики куда шире.
Поэтому следующая конференция проекта была посвящена «тоталитарному» периоду в целом («Проблемы восприятия, интерпретации и сохранения архитектурно-художественного наследия “тоталитарного” периода», 2011 года). Однако и эти рамки оказались тесными: хотелось сделать не только горизонтальный, но и вертикальный срез, проследить генезис, оценить дальнейшие трансформации.

В конференции-2013 были раздвинуты не только географические, но и хронологические границы: она называлась «Классическая традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени».
Надо сказать, что несмотря на практическое отсутствие бюджета, наши конференции привлекали каждый раз около 30 докладчиков из России, СНГ, Италии, США, Японии, Литвы, не говоря уже о заочных участниках. Больше всего гостей традиционно приезжает из Москвы. За прошедшее время соорганизаторами наших мероприятий становились поочерёдно Санкт-петербургский государственный университет (Смольный институт), Российская христианская гуманитарная академия, Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-петербургский государственный архитектурно-строительный университет. А главное - нам удалось создать положительно заряженное поле насыщенного и непринужденного профессионального общения, где в одной аудитории обменивались опытом теоретики и практики.
Наконец, темой последней конференции стал феномен традиции как таковой, поскольку термин «классическая» прочно ассоциируется с колоннами и портиками, тогда как традиция, как известно, бывает и безордерной.

Таким образом, двигаясь от частного к общему, мы подошли к вопросу о самой сути традиции, и главной задачей стал перевод темы из категории стиля в категорию смысла.

Конференция «Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени» в рамках проекта «MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ». 2015. Фото предоставлено Ириной Бембель

Итак, конференция-2015 получила название «Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени». К неизменным организаторам - журналу «Капитель» в моем лице и Совету по культурному и историческому наследию Союза архитекторов Санкт-Петербурга в лице Рафаэля Даянова - добавился Научно-исследовательский институт теории и истории архитектуры и градостроительства, который представляла специально приехавшая из Москвы ученый секретарь Диана Кейпен-Вардиц.

Традиция и контр-традиция

Тема традиции в современности столь же актуальна, сколь и неисчерпаема. Сегодня у меня есть ощущение поставленного вопроса, который начал приобретать хотя и расплывчатые, но все же видимые очертания. И к этой глыбе начали прикасаться с разных сторон: что есть традиция в изначальном философском смысле? Как ее понимали и понимают в контексте современности? Как стилистику или как фундаментальную ориентацию на вневременное, вечное? Какие проявления традиции в ХХ веке нуждаются в переоценке? Какие мы видим сегодня, какие считаем наиболее интересными и осмысленными?
Для меня принципиальный антагонизм двух суперстилей - традиции и модернизма - это вопрос фундаментальных этических и эстетических ориентиров. Культура традиции была ориентирована на идею Абсолюта, выражаемую понятиями истины, добра и красоты. В культуре традиции этика и эстетика стремились к тождеству.

По мере размывания идеи Абсолюта, начавшейся в Новое время, пути этики и эстетики все дальше расходились, пока традиционные представления о красоте не превратилась в мертвую оболочку, отслоившуюся личину, наполненную множеством секулярных, рациональных смыслов. Все эти новые смыслы лежали в материальной плоскости линейного прогресса, сакральная вертикаль исчезла. Произошел переход из мира сакрального, качественного, в мир прагматический, количественный. К началу ХХ века новая парадигма сознания и промышленный способ производства взорвали изнутри ставшие чуждыми формы - возник авангард как искусство отрицания.

Изображение предоставлено Ириной Бембель

Во второй половине ХХ века картина усложнилась: отказавшись от идеи Абсолюта как невидимого камертона и даже авангардной антиориентации на него в качестве отправной точки, культура существует в бесформенном поле субъективности, где каждый может выбрать себе личную систему координат. Ставится под вопрос сам принцип системности, само понятие структурности, критикуется сама возможность существования уникального объединяющего центра (постструктурализм в философии). В архитектуре это нашло выражение в постмодернизме, деконструктивизме, нелинейности.

Изображение предоставлено Ириной Бембель

Мягко говоря, не все коллеги принимают мою точку зрения. Наиболее близкой мне показалась позиция нашей заочной участницы Г.А. Птичниковой (Москва), говорящей о ценностной сути традиции, о ее вертикальном стержне, «бомбардируемом» «горизонтальными» новациями.
О сакральной основе традиции пишет в своём заочном докладе И.А. Бондаренко. Однако он отвергает идею контртрадиции: переход от сущностной ориентации на недостижимый идеал к вульгарно-утопической идее вычислить и воплотить его здесь и сейчас он называет абсолютизацией традиции (с моей точки зрения - это абсолютизация отдельных формальных проявлений традиции в ущерб ее сути, а в период модернизма и вовсе традиция наизнанку, то есть именно контртрадиция). Помимо этого, Игорь Андреевич с оптимизмом смотрит на современный архитектурно-философский релятивизм, видя в нем некий гарант невозврата к недолжной абсолютизации относительного. Мне кажется, что подобная опасность никак не может оправдать забвение по-настоящему Абсолютного.

Значительная часть исследователей вовсе не видит антагонизма между традицией и современностью, считая, что архитектура бывает лишь «плохая» и «хорошая», «авторская» и «подражательная», что мнимое противоречие классики и модернизма есть нерасторжимое диалектическое единство. Мне приходилось сталкиваться с мнением, что Ле Корбюзье является прямым продолжателем идей античной классики. На нынешней нашей конференции В.К. Линов, в продолжение тезисов 2013 года, вычленял фундаментальные, стержневые черты, присущие «хорошей» архитектуре любой эпохи.
Своего рода параллелью прозвучал доклад И.С. Заяц, сосредоточившейся на функционально-практических («польза - прочность»), базисных проявлениях архитектуры всех времен. Лично мне было жаль, что из этого анализа изначально была изъята витрувианская «красота», всецело относимая автором к частной сфере вкуса, - главная тайна и неуловимая интрига традиции. Жаль и того, что, даже стремясь осмыслить глобальные архитектурные процессы, исследователи чаще всего игнорируют параллельные явления в философии - опять же, вопреки Витрувию…

Конференция «Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени» в рамках проекта «MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ». 2015. Фото предоставлено Ириной Бембель

У меня давно складывается ощущение, что все то новое в современной архитектуре, что имеет созидательный смысл, - это хорошо забытое старое, искони присущее архитектуре традиционной. Новым оно стало лишь в контексте модернизма. Сейчас для этих осколков утраченной сути изобретаются новые названия, из них выводятся новые направления.
- Феноменологическая архитектура как попытка уйти от диктата абстрактной рациональности в ущерб чувственному опыту и субъективному переживанию пространства.
- Институциональная архитектура как поиск базовых, внестилевых оснований различных традиций.
- Жанр метаутопии в архитектуре как проявление сверхидеи, «метафизики архитектуры» - отзвук хорошо забытых платоновских эйдосов.
- Органическая архитектура в ее старых и новых разновидностях как утопическая попытка человека вернуться в разрушаемое им лоно природы.
- Новый урбанизм, полицентризм как стремление опереться на домодернистские градостроительные принципы.
- Наконец, классический ордер и другие формально-стилевые признаки традиции…
Список можно продолжать.

Все эти рассыпавшиеся, фрагментарные смыслы сегодня противопоставляются друг другу, тогда как изначально они находились в живом, диалектическом единстве, естественно рождаясь, с одной стороны, из базовых, цельных представлений о мире как о сакральном иерархическом космосе, а с другой - из местных задач, условий и способов производства. Иными словами, традиционная архитектура современным ей языком выражала вневременные ценности. Невероятно многообразная, она объединена генетическим родством.
Современные апелляции к традиции, как правило, демонстрируют обратный подход: в них различные (как правило, расколотые, частные) современные смыслы выражаются с помощью элементов традиционного языка.
Представляется, что поиск полноценной альтернативы модернизму - это вопрос смысла традиции, а не тех или иных ее форм, вопрос ценностной ориентации, вопрос возврата в абсолютную систему координат.

Теория и практика

В этом году круг активных практиков, принявших участие в нашей конференции, стал еще шире. Во взаимном общении искусствоведов, проектировщиков, историков архитектуры, а также представителей смежных искусств (правда, пока редких) разрушаются устойчивые стереотипы, уходят представления об искусствоведах как о сухих, дотошных снобах, не имеющих понятия о реальном процессе проектирования и строительства, и об архитекторах как о самодовольных и ограниченных бизнесменах от искусства, которых интересует лишь мнение заказчиков.

Помимо попыток осмысления фундаментальных процессов в архитектуре, множество докладов конференции было посвящено конкретным проявлениями традиции в архитектуре Новейшего времени, начиная с неизменного «тоталитарного» периода и заканчивая сегодняшним днем.
Довоенная архитектура Ленинграда (А.Е. Белоножкин, СПб), Лондона (П. Кузнецов, СПб), Литвы (М. Пташек, Вильнюс), градостроительство Твери (А.А. Смирнова, Тверь), точки соприкосновения авангарда и традиции в градостроительстве Москвы и Петрограда-Ленинграда (Ю. Старостенко, Москва), генезис советского ар деко (А.Д. Бархин, Москва), сохранение и приспособление памятников (Р.М. Даянов, СПб, А. и Н. Чадовичи, Москва) - эти и другие «исторические» темы плавно переходили в проблематику сегодняшнего дня. Вопросам внедрения новой архитектуры в исторический центр нашего города были посвящены доклады петербуржцев А.Л. Пунина, М.Н. Микишатьева, отчасти В.К. Линова, а также М.А. Мамошина, поделившегося собственным опытом работы в историческом центре.

Конференция «Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени» в рамках проекта «MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ». 2015. Фото предоставлено Ириной Бембель

О примерах неформального, сущностного раскрытия традиции в современной японской архитектуре рассказали московские докладчицы Н.А. Рочегова (с соавтором Е.В. Барчуговой) и А.В. Гусева.
Наконец, примеры формирования новой среды обитания с опорой на традицию продемонстрировали из собственной практики москвич М.А. Белов и петербуржец М.Б. Атаянц. При этом если подмосковный поселок Михаила Белова явно рассчитан на «сливки общества» и доселе пустует, то «Город набережных» для эконом-класса в Химках Максима Атаянца наполнен жизнью и представляет собой исключительно дружественную человеку среду.

Вавилонское смешение

Удовольствие от общения с коллегами и общее профессиональное удовлетворение от яркого события не помешали, однако, сделать важное критическое наблюдение. Его суть не нова, но по-прежнему актуальна, а именно: углубляясь в частности, наука стремительно утрачивает целое.
О кризисе раздробленной, по сути позитивистской, механически-количественной науки уже в начале ХХ века во весь голос заявляли философы-традиционалисты Н. Бердяев, Рене Генон. Еще раньше - крупнейший богослов и ученый-филолог митрополит Филарет (Дроздов). В 1930-е годы феноменолог Гуссерль призывал вернуться на новом уровне к донаучному, синкретическому взгляду на мир. И этот объединяющий способ мышления «должен выбрать свойственную жизни наивную манеру речи и при этом пользоваться ей соразмерно тому, как это требуется для очевидности доказательств».

Этой «наивности речи», ясно излагающей ясные мысли, сегодня, на мой взгляд, остро не хватает архитектуроведческой науке, изобилующей новыми терминами, но нередко страдающей размытостью смысла.
В итоге, углубляясь в тексты докладов и докапываясь до сути, удивляешься, насколько на разных языках люди говорят порой об одних и тех же вещах. Либо, наоборот, вкладывают совершенно разный смысл в одни и те же термины. В итоге опыт и усилия лучших специалистов не только не консолидируются, но нередко и вовсе остаются закрытыми для коллег.

Конференция «Традиция и контр-традиция в архитектуре и изобразительном искусстве Новейшего времени» в рамках проекта «MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ». 2015. Фото предоставлено Ириной Бембель

Не могу сказать, что на конференции удалось полностью преодолеть эти языковые и смысловые барьеры, однако сама возможность живого диалога представляется важной. Поэтому одной из важнейших задач проекта мы, организаторы, считаем поиск формата конференции, максимально направленного на активное слушание и дискуссию .
В любом случае, трехдневный интенсивный обмен мнениями стал необыкновенно интересным, приятно было слышать слова благодарности коллег и пожелания дальнейшего общения. С.П. Шмаков пожелал, чтобы докладчики больше времени уделяли современной петербургской архитектуре «с переходом на личности», это еще теснее сблизит представителей единой, но расколовшейся на обособленные звенья профессии.

Комментарии коллег

С.П. Шмаков, заслуженный архитектор РФ, член-корреспондент МААМЭ:
«По теме прошедшей конференции, посвященной «традиции и контртрадиции», могу подтвердить, что тема актуальна во все времена, так как затрагивает огромный пласт творчества, мучительно решающего вопрос взаимоотношений традиций и новаторства в искусстве вообще и в архитектуре в частности. На мой взгляд, эти два понятия суть две стороны одной медали, или инь и ян из восточной мудрости. Это диалектическое единство, где одно понятие плавно перетекает в другое и наоборот. Новаторство, поначалу отрицавшее традиции историзма, вскоре само становится традицией. Однако, пробыв долгий период в его одеждах, затем стремится обратно в лоно историзма, что можно квалифицировать как новое и смелое новаторство. Сегодня можно найти такие примеры, когда, устав от засилья стеклянной архитектуры, вдруг видишь обращение к классике, которое так и хочется назвать новым новаторством.

Теперь уточню свою мысль по возможной форме подобной конференции. Чтобы архитекторы-практики и искусствоведы-критики не существовали в параллельных мирах, можно было бы себе представить их очное столкновение, когда к докладывающему свои работы архитектору-практику присоединяется в виде оппонента искусствовед-критик и они пытаются в дружеском споре родить истину. Даже если роды пройдут неудачно, все равно это будет полезно для аудитории. Таких пар можно было бы собрать много, а участники-зрители этих баталий могли бы поднятием руки (почему бы нет?) принимать позиции того или другого».

М.А. Мамошин, архитектор, вице-президент СПб СА, профессор IAA, академик МААМ, член-корреспондент РААСН, руководитель ООО «Архитектурная мастерская Мамошина»:
«Прошедшая конференция, посвященная теме «традиции - контртрадиции в архитектуре Новейшего времени», привлекла к участию не только профессиональных искусствоведов, но также и практикующих архитекторов. Впервые получился симбиоз практики и искусствоведческой информации в контексте данной темы, что приводит к мысли о необходимости возрождения подобных практических (в прямом смысле слова!) конференций. Преодоление этого барьера между архитекторами-практиками и архитектурными теоретиками - идея не новая. В 30-50-е годы в Академии архитектуры основной задачей ставили объедение теории и практики текущего момента. Это был расцвет теории и практики в их единстве. Эти две сущностные вещи дополняли друг друга. К сожалению, в возрожденной Академии (РААСН) мы видим, что блок искусствоведов (теория) и архитекторов-практиков разделён. Происходит изоляция, когда теоретики поглощены внутренней проблематикой, а практики не анализируют текущий момент. Полагаю, что дальнейшее движение в сторону сближения теории и практики - одна из главных задач. Выражаю признательность организаторам конференции, сделавшим шаг на этом пути».

Д.В. Кейпен-Вардиц, кандидат искусствоведения, ученый секретарь НИИТИАГ:
«Прошедшая четвёртая конференция в рамках проекта MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ оставила впечатление необычайно насыщенных дней. Плотная программа более чем из 30 докладов прямо во время заседаний дополнялась незапланированными развёрнутыми выступлениями по теме, а начатая во время обсуждения докладов дискуссия плавно переходила в неформальное оживлённое общение участников и слушателей в перерывах и после заседаний. Очевидно, что не только заявленная организаторами тема конференции о проблеме генезиса и соотношения традиции и контртрадиции, но и сам формат её организации и проведения привлекли множество разных участников и слушателей: профессоров вузов (Заварихин, Пунин, Вайтенс, Лисовский), архитекторов-практиков (Атаянц, Белов, Мамошин, Линов и др.), исследователей (Микишатьев, Конышева, Гусева и др.), реставраторов (Даянов, Игнатьев, Заяц), аспирантов архитектурных и художественных вузов. Лёгкость, с которой люди из одного цеха, но разных взглядов, занятий, возрастов находили общий язык, несомненно, стала заслугой организатора и ведущей конференции, главного редактор журнала «Капитель» И.О. Бембель. Сведя вместе интересных и заинтересованных темой участников и сумев создать очень непринуждённую обстановку, она и её коллеги, ведшие заседания, неизменно профессионально и дипломатично направляли общую дискуссию по нужному пути. Благодаря этому наиболее животрепещущие темы (новое строительство в исторических городах, проблемы реставрации памятников) удавалось обсудить с учётом всех точек зрения, в обычной профессиональной жизни имеющих мало шансов или желания быть взаимно услышанными. Пожалуй, конференцию можно было бы сравнить с архитектурным салоном, где любой может высказаться и любой может открыть для себя что-то новое. И это самое главное качество конференции и главная точка её притяжения.

Создание постоянной площадки для ведения профессиональной дискуссии, идея преодоления внутрицеховой разобщённости между теоретиками и практиками, историками и новаторами для всестороннего обсуждения проблем архитектуры в широком контексте культуры, общества, политики и экономики - огромное достижение. Необходимость такой дискуссии очевидна даже по тому количеству идей и предложений по «улучшению» жанра и формата конференции, которые участники выдвинули на последнем круглом столе. Но и при условии сохранения масштаба и формата конференции и энтузиазма её организаторов и участников её ждет прекрасное будущее.»

М.Н. Микишатьев, историк архитектуры, старший научный сотрудник НИИТИАГ:
«К сожалению, удалось прослушать и посмотреть не все сообщения, но общий тон выступлений, который в какой-то степени задал и автор этих строк, - удручающее состояние, если не гибель современной архитектуры. То, что мы видим на улицах нашего города, - это уже не произведения архитектуры, а продукты некоего дизайна, причём даже и не рассчитанные на долгую жизнь. Известный теоретик А.Г. Раппапорт так же, как и мы, отмечает «постепенное сближение архитектуры и дизайна», указывая при этом непреодолимое расхождение этих форм создания искусственной среды обитания, «ибо дизайн принципиально ориентирован на мобильные сооружения, а архитектура на стабильные», и более того - дизайн по самой природе своей предполагает «планируемое моральное старение вещей и их ликвидацию, а архитектура унаследовала интерес если не к вечности, то к большому времени». Однако А.Г. Раппапорт не теряет надежды. В статье «Масштабная редукция» он пишет: "Однако не исключено, что возникнет и общедемократическая реакция, и новая интеллигенция, которая возьмёт на себя ответственность за коррекцию этих тенденций, и архитектура будет востребована новой демократической элитой как профессия, способная вернуть мир к его органической жизни".

Последний день конференции, в котором прозвучали выступления практикующих зодчих Михаила Белова и Максима Атаянца, показал, что такой поворот событий - не просто надежда и мечта, а реальный процесс, который разворачивается в современном отечественном зодчестве. М. Атаянц рассказал об одном из создаваемых им в Подмосковье городов-спутников (см. «Капитель» № 1 за 2014 год), где на небольшом пространстве сконцентрированы образы Петербурга как Нового Амстердама. Дыхание Стокгольма и Копенгагена здесь тоже вполне ощутимо. Как, наверное, утешно его реальным обитателям, вернувшись со службы из сумасшедшей столицы, испоганенной всеми этими плазами и хай-теками, миновав МКАДы и рокады, оказаться в своём гнезде, с отражёнными в каналах гранитными набережными, арочными мостами и фонарями, с красивыми и разнообразными кирпичными домами, в своей уютной и не слишком дорогой квартирке… Вот только мечта, даже осуществлённая, оставляет толику страха, воспитанного фантазиями Достоевского: а не улетит ли весь этот «измышленный», весь этот сказочный городок, как видение, - вместе со своими домами и дымами - в высокое подмосковное небо?..»

Р.М. Даянов, соорганизатор проекта MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ, почётный архитектор РФ, руководитель проектного бюро «Литейная часть-91», председатель совета по культурному и историческому наследию СПб СА:
«Четвертая конференция в рамках проекта MONUMENTALITÀ & MODERNITÀ позволила увидеть путь, пройденный нами за эти четыре года.
Когда мы начинали этот проект, предполагалось, что речь пойдёт о сохранении и изучении объектов и культурных явлений определённого периода, ограниченного 1930-1950 годами. Но, как во всякой вкусной еде, аппетит к четвёртому блюду разыгрался! И неожиданно практики примкнули к научному кругу. Есть надежда, что они и в дальнейшем будут активно внедряться в этот процесс, чтобы совместно с искусствоведами и историками архитектуры вырабатывать взгляд не только на происходившее 70-80 лет тому назад, но и на явления вчерашние, сегодняшние и завтрашние.

Подводя итог, хочется пожелать, чтобы проект получал более весомую, всестороннюю и системную поддержку со стороны архитектурного цеха.

[...] Облик жилых домов часто представляет собою насыщенные колоннадами грандиозные дворцы-жилища, с мощными рустами, колоссальными карнизами. При этом архитектор игнорирует специфические требования современного человека. Это один из серьезных недостатков нашей архитектурной практики.

Сам факт серьезного изучения классического наследия в области архитектуры знаменует большой сдвиг в сторону преодоления влияний конструктивизма. Но, вместо того чтобы изучить метод работы мастеров прошлого, мы часто переносим в наше жилищное строительство заимствованный в прошлом образ здания.

Мы еще очень плохо изучили архитектуру XIX века, хотя серьезный анализ ее может дать многое для определения современных моментов в жилищном строительстве. [...]

[...] Изучение метода работы великих мастеров прошлого открывает основную их сущность - умение выражать образ сооружения на основе конструктивных возможностей своего времени и учета потребности современников. Познание метода такого мастера гораздо важнее формального изучения ордера с его деталями или фанатического перенесения отдельных формальных приемов. [...]

* Из статьи «Архитектура жилого дома» в газете «Советское искусство», 1937, 11 июня.

Подлинное искусство прогрессивно. И это прежде всего относится к архитектуре, сложнейшему из искусств.

Не покажется ли противоестественным, если современный паровоз войдет в вокзал, построенный в классических формах греческих храмов?

Что почувствует советский человек, высадившийся с самолета перед зданием аэропорта, который напомнит своим обликом о далеком прошлом?

С другой стороны, можем ли мы сбросить со счетов все достижения архитектуры прошлых веков и начинать все снова?

Вот вопросы, вокруг которых в течение ряда лет шли горячие дискуссии, оставившие вещественные следы.

Часто забывают, что архитектурное сооружение может быть создано только для определенного общества, что оно призвано отвечать мировоззрению и чувствам этого общества. Мы обязаны изучать методы работы великих мастеров прошлого, творчески воспринимать их принципы. Все это далеко от механического перенесения старых элементов архитектуры в нашу эпоху. [...]

* Из статьи «Заметки архитектора» в газете «Ленинградская правда», 1940, 25 августа.

[...] В Ленинграде существует большая тяга к устойчивому образу, к устойчивым деталям и недоверие к творческим выдумкам. Как это ни странно, наличие в Ленинграде прекрасного архитектурного прошлого создает большую опасность отрыва от поставленных нами на сегодня задач. [...]

* Из выступления на творческой встрече архитекторов Москвы и Ленинграда 22-24 апреля 1940 г. Опубликовано в журнале «Архитектура СССР», 1940, № 5.

[...] Произведения архитектуры, призванные стоять в веках, должны быть выше моды, в них должны быть заложены те общечеловеческие начала, которые никогда не отмирают, подобно трагедиям Шекспира.

Но часто, думается, под новаторство подводят то, что менее всего может быть к нему отнесено. Новаторство - это прежде всего не выдумка. [...] Искусство возможно только в традиции, и вне традиции нет искусства. Подлинное новаторство - это прежде всего развитие прогрессивных начал, заложенных в прошлом, но только тех начал, которые свойственны современному человечеству.

Новаторство вправе иметь свою традицию. Понимание новаторства как абстрактного начала вне времени и пространства абсурдно в своей сущности. Новаторство - это развитие идей, заложенных в исторической преемственности. Если говорить о Корбюзье как о новаторе, то выдвинутые и практически осуществленные им идеи, их корни - лежат в обобщении целого ряда примеров, которые использованы в свете новых возможностей. Вариабельное строительство, получившие с легкой руки Мис Ван дер Роэ широкий отклик главным образом в Европе и Америке и докатившееся до нас, имеет тысячелетнюю давность в китайском и японском домах.

Новаторство призвано расширять круг идей. И нам нечего бояться появления предложений, которые несколько выпадают из канонического восприятия и которые, может быть, несколько опережают возможности, ибо они в архитектуре, как правило, возникают в результате разрыва между развитием техники и наличием медленно изменяющихся архитектурных форм. Важно одно - чтобы понятие новаторства исходило из жизненных предпосылок и не было бы абстрактно.

У нас сплошь и рядом переплетаются два термина, полюсных по своему пониманию. Это новаторство и банальность. Мне кажется, что в «банальной» основе может быть иной раз больше новаторства, нежели в самом остром предложении. Недаром Матисс, которого никак нельзя обвинить в отсутствии новаторских предложений, призывал прежде всего не бояться банального. Больше. Мне кажется - то, что мы называем банальным, в руках подлинного художника приближается к современности. Подлинное познание, творчество в высоком понимании этого значения, глубина его - могут быть в развитии банального. Разве Биржа Тома де Томона удивляет своей необычайностью? Но ее величие - в глубочайшем понимании места ее расположения, в трактовке целого и отдельных элементов, в познании художественной целесообразности.

У нас много говорят о традиции. Мне кажется, что вольтеровская фраза о необходимости договориться о терминах, а потом вступать в споры, - здесь вполне уместна. Традиция - это далеко не абстрактное понятие. Но понимание традиции может быть разное. Было время, когда думали, что клетчатые штаны героя пьесы Островского Шмаги - это театральная традиция. Традиция несет в себе прежде всего характер исторической преемственности, известной закономерности.

Но возможно зарождение традиции и на памяти современников. Примеры можно найти в молодом искусстве кино, рожденном в наши дни. Шаляпин, создавший образ Бориса Годунова (вопреки его внешнему историческому облику), положил начало исполнительской традиции. Но важно то, что это начало не замыкалось в формальном внешнем изображении царя Бориса. Шаляпин раскрыл сценический образ силой своих возможностей, определил художественную совокупность образа во внешнем облике, во внутреннем его содержании. Внешний же его облик, сохраненный в настоящем на сцене, - это никак не традиция.

В архитектуре традиция мало имеет общего с омоложенной археологией, так же как в понимании ее как стилистической преемственности. Архитектурные традиции Ленинграда построены не на стилистической преемственности. На Дворцовой площади здания Растрелли, Захарова, Росси, Брюллова органически уживаются не из-за стилистической общности (в понимании стиля как архитектурной концепции).

Архитектурная традиция Ленинграда - в преемственном понимании духа города, его характера, пейзажа, соответственности задания, в благородстве форм, в масштабности, модульности рядом стоящих сооружений. [...]

* Из статьи «О традициях и новаторстве», опубликованной в июне 1945 г. и газете «За социалистический реализм» (орган партбюро, дирекции, профкома, месткома и комитета ВЛКСМ Института им. И. Е. Репина).

[...] Точка зрения, что когда появляются новые материалы, тогда можно переходить к архитектуре, стоящей на их возможностях, надо полагать, больше чем близорука, ибо без идейной подготовки, без постепенного пересмотра ряда положений о тяжести, весе, понятий монументальности и пр. мы окажемся, конечно, в плену у прекрасных снов. [...]

[...] Архитектура покоится на законах, неразрывных от традиций, в которые текущая жизнь вносит свои поправки, свои коррективы. У человека всегда останется чувство измерения, исходящее из его физических свойств, останется чувство восприятия своего времени, так же как ощущения тяжести, легкости, чувство соотношения, соответственности, целесообразности. Но архитектура не всегда обязана сохранять привычную образность, в особенности, когда это входит в противоречие со всеми новейшими техническими возможностями и бытовыми потребностями, поднимающими современного человека выше еще на одну ступень.

Архитектура всегда будет выражать свойства современного общества. И в задачу советского архитектора входит умение полноценно выразить в материалах эти чаяния и устремления.

* Из статьи «К вопросу об архитектурном образовании» в журнале «Архитектура и строительство Ленинграда», 1947, октябрь.

[...] Нужно уметь показать все отрицательные стороны архитектуры модерна, формально оперировавшего современными для него прогрессивными данными науки и техники, уметь отделить одно от другого, а не обходить молча эти сложные вопросы недавнего прошлого архитектуры.

В частности, следует обратить внимание на одну существенную деталь: это утеря в конце XIX и начале XX века чувства пластики, чувства светотени. В этом отношении небезынтересны два примера: один дом, построенный по проекту академика В. А. Щуко в 1910 году на Кировском проспекте в Ленинграде, который явился своего рода реакцией на свойства плоскостного модерна. Здесь взят подлинный большой ордер с сильной светотенью. Теми же свойствами обладал дом академика И. В. Жолтовского, выстроенный в 1935 году в Москве на Моховой улице, который являлся также своеобразной реакцией на плоскостной конструктивизм. И. В. Жолтовский также применил здесь большой ордер, взятый в точных отношениях Lodjia dell Kapitanio Андреа Палладио с его сильной светотенью.

[...] Для того чтобы напомнить, как мы понимаем архитектурные традиции и заложенные в них законы и нормы, я приведу попытки определения прогрессивных традиций петербургской архитектуры.

Мы говорим, что к ним относятся:

1. Учет и умелое использование природных условий города, его плоского рельефа, водных пространств и своеобразного колорита.

2. Решение архитектуры города в целом как комплекса цельных, крупных архитектурных ансамблей, на основе пространственной органической связи как отдельных ансамблей между собой, так и элементов, составляющих каждый данный ансамбль.

3. Организация единства и цельности каждого ансамбля не единством стилевой характеристики отдельных зданий и частей ансамбля, а единством масштаба и модуля основных членений.

4. Достижение большого разнообразия и живописности разной стилевой характеристики зданий, составляющих ансамбль и одновременно сохранение полной индивидуальности творческого лица каждого мастера-зодчего и отражение «духа времени».

5. Создание характерного силуэта города, спокойного и однообразного, отвечающего плоскому рельефу местности и в то же время сдержанно-подчеркнутого и в меру оживленного отдельными вертикалями - башнями, шпилями, куполами.

6. Подчинение частной архитектурной задачи общим градостроительным задачам и соподчинение каждого нового архитектурного сооружения с соседними существующими.

7. Тонкое понимание масштаба города, площади, здания в отношении их к человеку; понимание внутренней архитектонической логики каждого архитектурного сооружения; предельно ясная, четкая композиция здания; экономия выразительных средств с вытекающей из нее сдержанностью и простотой декора; тонкое, глубокое чувство архитектурной детали и ее масштаба. [...]

[...] Последние 50-60 лет, нам наиболее близкие, не изучались, и это в высшей степени странно. [...]

Момент, о котором мы до сих пор не говорили, это самый интересный - об углублении системы.

Если раньше классика конца XVII, начала XIX века могла углублять системы, расширять их, то у нас ни одна система не углубляется, а делается наскоро, быстро проходит, 10-15 лет, и идет к следующему, а система сама по себе становится несколько отвлеченной. Вы видите все творческие усилия последних 60 лет. Мы обновили неуглубленное, отсюда и бросание. [...]

* Из выступления на теоретической конференции архитектурного факультета Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина Академии художеств СССР 23 декабря 1950 г. Стенографический отчет, библиотека Института им. И. Е. Репина.

[...] Думается, что под традицией правильно понимать те прогрессивные начала, которые сыграли свою положительную роль в прошлом и заслуживают развития в настоящем. Из этого мы исходили при решении здания вокзала *. Новаторство же должно быть органически неотъемлемым от традиции понятием. [...]

* Вокзал в г. Пушкине, отмеченный Государственной премией (авторы: И. А. Левинсон, А. А. Грушке. 1944-1950).

[...] Новое в архитектуре прежде всего связано с познанием действительности в ее прогрессивном развитии. Эта закономерность развития науки имеет прямое отношение и к архитектуре.

Борьба за новое будет существовать всегда. Но это «новое» нужно уметь определить, исходя из жизни, а не из абстрактных доктрин, которые, например, имеют столь широкое хождение в архитектуре Запада. Поиски нового там весьма часто исходят из формальных изысканий архитектора или берутся вне жизни народа, его обычаев и традиций. [...]

* Из статьи «Практика архитектора» в сб. «Творческие проблемы советской архитектуры» (Л.-М., 1956).

[...] Архитектура и смежные с ней искусства не рождаются как искусство одного дня. Это сложный, трудный процесс, связанный с фактором времени. А отсюда понимание современности не зиждется только на формальных современных «приемах» и примерах, рождаемых новыми возможностями индустрии, новым пониманием окружающего мира, которые, правда, играют основную роль. Решение в искусстве архитектуры, в которую заложены синтетические начала, - это контроль времени, тот аргумент, который определяет и отбирает подлинное от суррогатов. [...]

[...] Исторические примеры, более близкие нам, могут многое проиллюстрировать. Так, в основном прогрессивное движение в архитектуре, модерн, несмотря на все манифесты своих адептов, из-за отсутствия традиций и неумения найти нужные органические формы перерос в тот декаданс, который весь был построен на декоративных началах и вкусовые качества которого являются и по сегодняшний день разительным примером разрушения архитектурных форм. [...]

* Из доклада «О синтезе» 1958-1962 гг. (архив Е. Э. Левинсон).

[...] Если обратиться к прошлому, то можно проследить, что время от времени взгляды архитекторов обращались к классическим накоплениям в той или иной концепции. Правда, некоторые стремились в своем прогрессивном развитии избавиться от этого влияния, ощущая его силу. В качестве примера можно указать на то, что один из основоположников модерна, его идейный лидер венский архитектор Отто Вагнер, который имел ценную библиотеку по классической архитектуре, продал ее, чтобы она не влияла на его творчество. Но вместе с тем характерно, что его сооружения часто грешили как раз в отношении вкуса.

Естественно возникает мысль, что при несобранности в области теории архитектуры, при недостаче после завершения Отечественной войны строительных материалов, при отсутствии стройиндустрии, архитекторы обратились, подобно опытам Щуко 1910 года и Жолтовского 1935 года, к формам, которые столь привычно укладываются в знакомые кирпичные образования.

Этому способствовала, возможно, и тенденция в первые послевоенные годы вести строительство в городах, там, где имелись в наличии инженерные коммуникации и сооружение достаточно хорошо могло уложиться в окружающий пейзаж, вписаться в ансамбль, проблемам которого мы уделяем всегда много места.

Была еще одна сторона - репрезентативность, дух которой тогда веял во многих отраслях искусства. Возможно, что здесь сыграли известную роль и послевоенные патриотические чувства, те чувства собственного достоинства, которые невольно обратились к великим теням прошлого, - Стасову, Старову и другим.

Позже произошло то, что происходит со всяким направлением, которое, не имея исторически достаточной опоры, изживает себя и переходит в свою противоположность, не имея твердого основания в процессе создания тех архитектурных форм, которые соответствовали росту индустрии, открывающему новые возможности. Архитектурное направление первых послевоенных лет, стремившееся уподоблять свои создания классическим образцам прошлого, перешло в свою противоположность, в данном случае - в сторону украшательства. [...]

[...] Дезориентирующим в конкурсе на проект Дворца Советов было то, что высшей премией были премированы три проекта: проект Иофана, проект Жолтовского, сделанный в классической концепции, и проект молодого американского архитектора Гамильтона, сделанный в американизированном духе *. То обстоятельство, что премированы были проекты, капитально отличавшиеся по своим стилистическим и иным качествам, по сути дела открывало путь поощрения эклектики, ибо если Дворец Советов можно решать в разных планах и стилях, то этот вывод вполне естествен. [...]

** Из статьи «Некоторые вопросы развития советской архитектуры» в ученых записках Института им. И. Е. Репина (вып. 1, Л., 1961).