ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

Возможно, одни положения покажутся мифологам-теоретикам общеизвестными и не требующими специальных доказательств, другие же наблюдения и замечания, напротив, высказанными слишком бегло и бездоказательно. Но автор, естественно, не мог в одной, сравнительно небольшой статье дать глубокое исследование шумерского материала. В его задачу входило скорее привлечь внимание, в первую очередь специалистов-шумерологов, к особенностям этого весьма нетривиального шумерского текста. Как мне кажется, он проливает свет не только на некоторые грани постижения мира шумерийцами, но и на общие законы человеческого мышления. Мой учитель Игорь Михайлович Дьяконов, который отчасти был знаком с изложенной ниже интерпретацией текста, полемизировал со мною по многим вопросам. И все же мне хочется посвятить его памяти именно эту работу – памяти удивительного человека и замечательного ученого, кто ушел от нас, все свои силы отдав служению науке, способности мыслить и созидать, без чего он не представлял себе полноценной жизни и глубоко уважал такое же стремление в других.

Считается, что шумерийцы не оставили нам произведений, специально посвященных идеям происхождения мира, законов мироустройства, таких, скажем, как вавилонская поэма « Энума элиш» (« Когда вверху» ). Шумерские космогонические представления, как правило, содержатся в прологах-запевках, предваряющих почти каждое крупное литературное произведение, а также во многих этиологических мифах или диалогах-спорах о преимуществах. Из этих источников извлекаются и сопоставляются эти представления, и таким образом реконструируется весьма фрагментарная картина шумерских представлений о мироздании.
Одним из источников, восполняющих наши пробелы в знании шумерской космогонии, является и большой пролог к сказанию о Гильгамеше, Энкиду и подземном мире на что в свое время и указал один из основных его издателей С.Н. Крамер . Но знакомство исследователей с этим произведением практически началось не с начальной, а с заключительной части поэмы, которая была присоединена к аккадскому эпосу о Гильгамеше в виде двенадцатой таблицы, скорее всего в I тыс. до н. э. Последнее обстоятельство вызывало всяческие недоумения, ибо текст, как будто бы, совсем не был связан с предыдущим содержанием: так, Энкиду, умерший, согласно седьмой таблице эпоса, вновь оказывается живым и умирает уже совсем другой смертью. Когда после полной публикации шумерской версии текста стало ясно, что двенадцатая таблица представляет собой просто перевод части шумерского сказания, на нее в контексте всего эпоса перестали обращать серьезное внимание и иногда даже вовсе игнорировали .
Полное издание текста было осуществлено в 1963 г. израильским ученым Аароном Шэффером . Таким образом, подготовленный к публикации трудами многих исследователей памятник, что особенно характерно именно для шумерологии, дает возможность для новой интерпретации произведения .
Краткое содержание текста. Сказание, начинающиеся в традиционной шумерской манере о создании всего сущего на земле, сразу же переходит к рассказу об истории некоего дерева хулуппу (наиболее частный перевод его – « ива» или « тополь» ), чьи корни повреждаются водами Евфрата, на берегу которого оно растет. Евфрат же взволнован порывами Южного ветра и, возможно, бурным плаванием бога Энки, несущегося в ладье в подземный мир (или объезжающего подземный мир). Дерево спасает некая жена, идущая вдоль берега. Она вырывает дерево и пересаживает в « сад цветущий Инанны» , который находится в Уруке. Из дальнейшего повествования выясняется, что жена эта и есть Инанна. Она заботливо ухаживает за деревом, намереваясь впоследствии сделать из него священны трон (престол) и священное ложе. Но в дереве заводятся некие существа, враждебные намерениям Инанны: в корнях – « змея, не знающая заклятья» , в середине – дева Лилит, в ветвях, то есть на верхушке, орлоподобная птица Анзуд выводит птенца. Инанна рыдает и обращается к брату, богу солнца Уту, с просьбой помочь ей. Тот на ее мольбы не отзывается. Тогда она обращается к Гильгамешу, урукскому герою. Гильгамеш, облачившись в дорожное одеяние и вооружившись, убивает змею, а Лилит и Анзуд исчезают сами – Лилит бежит в пустыню, орел хватает своего птенца и улетает в горы. Гильгамеш с помощью своих сограждан срубает дерево, ствол отдает Инанне, а из корней делает пукку и микк у (к значению этих предметов мы еще вернемся). С пукку и микк у связано много странных событий, и они по проклятью жительниц Урука падают в подземный мир. Все попытки Гильгамеша до них добраться тщетны, и тогда слуга его Энкиду, видя горе господина, вызывается их достать. Гильгамеш учит Энкиду, как он должен вести себя в подземном мире, чтобы суметь вернуться оттуда невредимым. Энкиду не выполняет наставления господина, поступая как раз наоборот, и остается в подземном мире. По мольбам и просьбам Гильгамеша Энлиль приказывает богу Уту открыть дыру в подземном мире, чтобы дух Энкиду мог свидеться с другом. Гильгамеш задает ему вопросы об участи умерших людей под землею. К сожалению, именно эта часть рассказа наиболее фрагментарна и почти не восстанавливается.
Обращает на себя внимание почти строго пропорциональное трехчастное деление поэмы, хотя оно не сразу бросается в глаза из-за буквальных повторов больших частей текста, изложенных на языке эме-саль (так называемом « женском» языке, на котором излагались речи богинь и существ женского пола, главным образом в литургических и отчасти в литературных текстах).
Примерное распределение частей рассказа объемом в 303 строки таково: первая часть – строки 1 – 90, вторая – строки 91 – 205, третья – строки 206 – 303, т.е. девяносто, сто одиннадцать и девяносто сто семь строк; это не совсем точно, потому что одна часть истории плавно переходит в другую. Тем не менее содержание рассказа соответствует его структуре, ибо первая часть посвящена делам небесным, вторая – земным и третья – жизни подземного мира. Рассмотрим каждую часть подробно.

ЧАСТЬ 1. ДЕЛА НЕБЕСНЫЕ

Строки 1 – 16 . Сотворение и устроение мира. Это и есть тот знаменитый пролог-запевка предваряющий все произведение. В нем говорится; а) о выявлении всего сущего через сияние (т.е. светом) и о зазывании всего сущего по имени, причем не просто назывании, но « нежно, ласково» (так в нашем толковании, см. подробно « От начала начал» , стк. 414, с. 1 – 5); б) о сотворении элементов цивилизации – начали печь хлеб и выплавлять металл, но пока еще не в реальном воплощении (сткк. 6 – 7); в) об отделении небес от земли (сткк. 8 – 9); г) о назывании имени человека, что должно восприниматься как акт, предшествующий его реальному физическому сотворению. О последнем в этом произведении не упоминается (сткк. 10); д) о разделе мира между высшими силами: Ан забирает себе небо, Энлиль – землю, богиню Эрешкигаль « дарят» подземному миру, Куру (к сожалению, интерпретация этого абзаца до сих пор остается спорной), а Энки отправляется в плавание, видимо, объезжая океан подземных пресных вод, чьим хозяином он выступает в большинстве шумеро-вавилонских сказаний (сткк. 11 – 16).
Строки 17 – 26 – плавание Энки. Тут действие как будто отрывается от своей космической огромности и неожиданно переходит к подробному рассказу о том, как Энки плыл в своей ладье, отправляясь в подземный мир. Не совсем понятно, почему именно этому событию уделено так много внимания. Рассмотрению и толкованию этого загадочного отрывка посвящены две моих специальных статьи, к которым и отсылаю читателя , здесь же вкратце хочу отметить: прием, который очень удобно назвать кинематографическим термином « наплыв» , характерен для шумерской литературы. Он состоит как раз в том, что после окончания глобальных событий автор неожиданно выделяет какую-то деталь, как бы укрупняя ее, подводя к нашим глазам и рассматривая во всей конкретности. Далее, именно рассказ о плавании Энки становится завязкой развития последующих событий, таким образом осуществляя переход к последующей части – судьбе дерева хулуппу .
Строки 27 – 31 . Этот важный пассаж вводится формулой « тогда» , « в те дни» (u4-ba), т.е. так, как обычно начинается новый рассказ. Главный герой – дерево. Дерево было (так буквально), и оно было в своем роде единственным, т.е. неповторимым. Оно было кем-то посажено на берегу Евфрата, питалось его водами и вдруг подверглось неожиданной опасности.
Строки 32 – 39 . Ввод еще одного персонажа и новая тема – жена, « покорная словам Анна и Энлиля» . В чем покорная? Можно предположить, что все происходящее благословлено Аном и Энлилем и даже то, что Инанна выполняет приказ верховных богов. Инанна вносит дерево в свой « цветущий сад» и как-то особенно заботливо ухаживает за ним, сопровождая свой уход определенными действиями, возможно ритуальными (сткк. 36 – 37), и мечтая сделать из него священные предметы. Следовательно, в начале истории дерево представляло собою молодой побег, саженец.
Строки 40 – 46 . Завязка нового действия – дерево выросло, но в нем завелись существа, чье появление препятствует возможности его срубить. Это вышеупомянутые змея, Лилит, Анзуд со своим птенцом. Строки 47 – 51 . Обращение Инанны за помощью к своему брату, солнечному богу Уту. Строки 52 – 89 – повторение рассказа на « женском языке» , причем интересно, что в строках 52 – 53 суммировано содержание первых семи строк пролога и оно, это содержание обобщено весьма выразительно: « …в те предвечные дни, когда присуждали Судьбы, когда изобилие излилось над Страною» , т.е. Шумером. Следовательно, главное, что сообщил нам пролог, – это определение Судеб мира, благодаря чему Шумер наполнился изобилием. В последней строке этой первой части содержится очень важный момент – Уту не отвечает на просьбы Инанны, он молчит, но это обстоятельство никак не объясняется и почему-то не вызывает никаких гневных эмоций Инанны, что необычно для ее поведения, если судить по другим литературным текстам.
На этом, по нашему мнению, кончается история « дел небесных» и начинаются « дела земные» . Но сразу же встает вопрос – на каком основании мы разделили текст именно таким образом, когда в первой части говорится и о плавании Энки по вполне конкретной реке Евфрату, и о реальном городе Уруке, где в саду богиня выращивает свое дерево. Где же происходит действие – на земле, в Шумере или еще где-то? Это действительно очень важно, и можно было бы оправдаться разъяснением, что в этой части сказания действуют боги, но ничего не говорится о людях. Но есть и другое, более существенное обстоятельство. Не только в этом сказании, но и в других шумерских литературных памятниках часто в первый момент непонятно, где происходят события. С одной стороны, как будто на земле: в Уруке, на Евфрате и т.д. Но вот в сказании об Энки и Сутях, увезенных Инанной, где также говорится об Уруке и об Евфрате, уже недвусмысленно сказано, что Инанна ведет « небесную ладью» или « ладью небес» , из чего следует, что эта ладья и двигаться должна была бы по небу, но в тексте одновременно перечисляются реальные пристани на Евфрате. Создается впечатление, что Инанна движется сразу как бы в двух плоскостях – по небу и по земле, так же как в другом сказании она одновременно уходит из нескольких своих храмов. Поэтому действия, происходящие как бы в « небе-земле» , в нашей истории следует, как мне думается, воспринимать как относящиеся в первую очередь к « делам небесным» .

ЧАСТЬ 2. ДЕЛА ЗЕМНЫЕ

Они начинаются очень конкретной, чисто земной деталью – « на рассвете, когда небосвод озарился, когда на рассвете защебетали птицы, Уту из опочивальни вышел» . Вот только что бог Уту упоминался в рассказе, как молчаливый слушатель Инанны, а вот он уже солнце и озаряет землю с неба, и это показано одним словесным образом – пением птиц на рассвете. И на этом основании мы думаем, что начинается действие уже в Уруке земном, куда, конечно же, есть доступ богине Инанне, ибо мы находимся во временах, когда боги общались с людьми. Инанна обращается к Гильгамешу и слово в слово повторяет ему тот рассказ, который она изложила Уту (сткк. 96 – 133).
Дела земные в первую очередь связаны с подвигом Гильгамеша, который, как и подобает герою, совершает его в полном соответствии с эпической традицией. Строки 134 – 139 . Подготовка к подвигу – снаряжение к походу и вооружение Гильгамеша с подчеркиванием неимоверно богатырской силы героя . Строки 140 – 148 . Подвиг Гильгамеша, причем, судя по краткости описания, он дается ему с необычайной легкостью; судьба срубленного дерева, которое он отдает Инанне для ее поделок. Строки 149 – 176 . История пукку и микку . Происходят удивительные события, имеющие ключевое значение не только для второй части повествования, не только для всего сказания в целом, но и тесно связанные с другими произведениями, в частности с началом аккадского эпоса о Гильгамеше. Что же такое эти пукку и микку ? В тексте сказано, что Гильгамеш сделал их из корней и ветвей дерева хулуппу . Наиболее частый перевод – барабан и барабанные палочки . Но поскольку абсолютно твердой уверенности в подобном значении этих предметов не было, недавно появилась новая трактовка израильского ассириолога Якоба Клейна, принятая многими западными коллегами. Клейн считает, что речь идет об игре типа конного поло с деревянным мячом и палкой, погоняющей этот мяч. Роль коня, по мнению Клейна, исполняли те самые молодые люди, о которых, как в шумерском тексте, так и в аккадском эпосе сказано, что Гильгамеш их к чему-то принуждал и тем самым мучил . Несмотря на то что идея о барабане и палочках ныне как будто вовсе отрицается, я осмелюсь остаться при прежнем толковании за неимением более убедительного: свои возражения я высказала в публикации, посвященной, в частности, интерпретации двух отрывков из разбираемого ныне памятника . Основной смысл моих возражений тот, что несмотря на все приведенные контексты, трактовка Клейна остается остроумной гипотезой, и не более, к тому же достаточно социологизированной. С моей точки зрения, предметы, изготовленные из волшебного дерева, обладают некими магическими свойствами, причем скорее всего это именно музыкальные инструменты. Строки, рассказывающие о том, что происходит, в моем переводе звучат следующим образом:
149. Он же из корней барабан себе сделал волшебный. Пукку .
150. Из ветвей барабанные палочки сделал волшебные. Микку .
151. Барабан громкоговорливый, он барабан на просторные улицы выносит.
152. Громкоговорливый, громкоговорливый, на широкую улицу его он выносит.
153. Юноши его града заиграли на барабане.
154. Они, отряд из детей вдовьих, что без устали скачут,
155. « О горло мое, о бедра мои» , – так они громко плачут.
156. Тот, кто мать имеет – она сыну еду приносит.
157. Кто сестру имеет – она воду изливает брату.
158. Когда же наступит вечер.
159. Там, где стоял барабан, он место то пометил.
160. Он барабан перед собой воздел, он в дом его внес.
161. Когда же наступило утро, там, где они плясали,
162. От проклятий, от вдовьих,
163. От воплей маленьких девочек: « О, Уту!» ,
164. Барабан вместе с палочками барабанными к жилью подземного мира упал.
О чем же плачет и кричит этот « отряд детей вдовьих» ? « О бедра мои, о горло мое!» . Почему их жалоба направлено конкретно на бедра и на горло? И почему их родные, причем именно женщины (мать и сестры) приносят им пищу и еду? Да потому, что они поют и пляшут, истощая свои силы до бесконечности и не могут остановиться. А не могут они остановиться потому, что скорее всего этот барабан волшебный – надо знать заклятье, чтобы он перестал играть, и тогда человек может считаться хозяином и властителем неких магических сил. Но они не знают формулы заклинания – это ясно из всего контекста, поэтому-то женщины издают проклятие, которое отправляет волшебный барабан в подземный мир. А почему мы так уверены в этом? Потому, что перед нами предстает мотив хорошо известный по сказочному мировому фольклору . Так пляшет морской царь в сказании о русском богатыре Садко – он пляшет и не может остановиться до тех пор, пока Садко не прекратит своей игры на гуслях, так пляшет или подвергается избиению любой похититель волшебных предметов (гусли-самогуды, волшебный барабан, дубинка и т.д.), которое он хитростью отнял у героя, получившего их волшебным путем, очень часто связанным с пребыванием последнего в подземном царстве. Ведь юноши явно заиграли на барабане, не спросив Гильгамеша. Строки 165 – 169 . Волшебные предметы не просто провалились в подземный мир, они лежат пред ним, в дыре, они видимы. Но недостижимы. Гильгамеш тянет « руку и ногу» , но не может их достать. Строки 170 – 176 . Довольно загадочные жалобы Гильгамеша в его неописуемо страстной тоске по волшебному барабану, как мен кажется, вполне объясняются при нашей интерпретации, но непонятны, если речь идет об игре в мяч . Строки 177 – 180 . Появление помощника – слуга Гильгамеша Энкиду готов спуститься в подземный мир и достать волшебные предметы, очутившиеся там по волшебству (заклятию-проклятию). Строки 181 – 205 . Наставления Гильгамеша. Он дает Энкиду строгие наказы, суть которых в том, что Энкиду должен постараться проскочить подземный мир, стараясь быть там как можно незаметнее, и, главное, не уподобляться умершим, уже попавшим туда. Только в этом случае у него будет шанс вернуться обратно .

ЧАСТЬ 3. ДЕЛА ПОДЗЕМНОГО МИРА

Строки 206 – 221в . Полное нарушение запретов Гильгамеша. Энкиду поступает как раз наоборот. Почему? Может быть, он думает, что, уподобившись мертвым, он станет незаметнее? Как бы то ни было, он остается в Куре, подземном царстве. Его схватил « вопль подземного мира» , т.е., видимо, так обозначается то обстоятельство, что он стал заметным, как бы новым пришельцем. Строки 221 г – 221 ж . Идет подробное объяснение, почему он не может подняться – его не забрал Намтар (« судьба» ), его не схватил демон болезни Азаг, он не пал на поле брани, его схватила Земля. Строки 222 – 225 . попытки Гильгамеша спасти своего слугу, обращения к богам безрезультатны, пока он не взывает к Энки . Тот приказывает богу солнца Уту открыть дыру подземного мира и порывом ветра Энкиду (а точнее, его дух, так прямо говорится в аккадском эпосе) выводит из земли. Строки 246 – 303 . Одна из самых важных частей сказания – законы подземного мира. К сожалению, это наиболее фрагментарная часть рассказа, однако из сохранившихся строк видно, что она построена не хаотично, но имеет весьма четкое концептуальное строение.
В том виде, в котором сохранились эти отрывки, можно обозначить три ясные группы.
1. Роль потомства в посмертной жизни человека. Строки 255 – 278 . Гильгамеш задает Энкиду вопрос об участи людей, имеющих одного, затем двух, трех-четырех и так до семи сыновей, и мы видим, как начиная с числа четырех улучшается участь живущего в подземном мире. Один сын – как бы не сын, его отец под землей « перед колышком, в стену вбитым, горько рыдает» . Зато отец семи сыновей, « словно друг богов сидит в кресле, музыкой танцев наслаждается» . А тот, кто не имеет вовсе наследников, находится в самом гибельном положении. Также ужасна участь дворцового евнуха, нерожавшей женщины, молодого человека и юной девушки, умерших, не успев узнать любви и соответственно произвести на свет потомства.
2. Следующая тема – способ смерти человека. Сохранившиеся строки 290 – 303. Речь идет об участи воинов, павших в битве, и погибших от всевозможных несчастных случаев: человека, сбитого сваями, юноши, умершего во цвете лет, не успевшего родиться или родившегося мертвым младенца и т.д. К этой теме мы еще вернемся.
3.Наконец, судя по одной из версий, изложенной во фрагменте И16878, заключительная часть текста содержала личные конкретные истории отдельных людей, ибо Гильгамеш в нем спрашивает о судьбе своих родителей, снова о своих нерожденных младенцах, о « сынах Гирсу» , о шумерийцах, об аккадцах. Думается, что здесь обязательно должен был звучать этический мотив, ибо спрашивается о судьбе и тех, кто не чтил отца и мать, кто был проклят отцом и матерью, кто нарушил клятвы, клялся ложною клятвою, и т.д. Это очень важный момент, ибо, хотя в большинстве случаев из-за поврежденного текста мы не имеем ответа, какова же была участь этих людей, все же по сохранившимся обрывкам можно сделать предположение о жестокости их посмертной участи: « воду горечи пьет, насыщения не получает» (о проклятом отцом и матерью).
Таким образом, перед нами оказывается произведение, где создана стройная и цельная картина представлений об устройстве и установлении миропорядка, об основных законах жизни. При этом принцип трехчастности преобладает не только в основном членении темы (верх – середина – низ), но заметно тяготение к нему по всему ходу действия, в более мелком ее членении в каждой части рассказа.
Уже первые три строки пролога

как бы задают тон, подчеркивая важность этой трехчастности не только как стилевого поэтического приема, но и стремлением выразить глубокую суть событий, ибо этими словами сотворятся Время, тогда как последующими строками сотворяется Пространство. Далее Время и Пространство конкретизируется и уточняются. Но мы настаиваем на том, что речь идет пока только о назывании действия, о « становлении имени человеков» , т.е. о некоторых идеальных состояниях, предшествующих последующему воплощению. Поэтому « вкушение хлеба в домах» и создание плавильных тиглей я предполагаю понимать точно таким же образом, как создание на « Горе Небес и Земли» Зерна-Ашнан и Овцы-Лахар, чьи продукты первоначально предназначались для богов Ануннаков и только потому, что они не смогли их усвоить, были переданы людям .
Возможно, по современному впечатлению, идеи эти выражены несколько наивно, но это отнюдь не младенческий лепет, хотя перед нами логика, не отделяющая конкретного от абстрактного, символа от символизируемой реальности или идеи от образа. Это как раз та логика, которую мы называем поэтической, и в ней осознание значимости всего происходящего дано достаточно четко и определенно в образах, для древнего шумерийца не нуждающихся в дополнительных объяснениях и толкованиях. То же можно сказать и о последующих описаниях событий, составляющих пролог.
Далее, как мы видели, появляется дерево, и теперь, после рассмотрения всего сказанного, невозможно отрицать, что оно играет здесь роль медиатора, соединенного звена между мирами, их объединяющего начала. В своей книге « Архаические мифы востока и Запада» Игорь Михайлович Дьяконов яростно выступал против приписывания В.Н. Топоровым дереву хулуппу роли « мирового древа и центра вселенной» ; однако нельзя не увидеть, что именно этот мотив соединяет, с одной стороны первую и вторую, а с другой – вторую и третью части сказания. Бесспорно и то, что три создания, поселившиеся в деревне, делят его вертикальную горизонталь на три структурные части. Другое дело, что из всего этого роли мирового древа все же не получается, так как дерево срубают, более того, оно как бы и растет специально для срубания, к этому подготовлено.
Так же, хотя как будто и традиционны, но достаточно загадочны существа, поселившиеся в деревне, точнее их функции. Змея – корни – подземный мир – почему мы с такой уверенностью утверждаем, что речь идет о зле? В тексте она названа змеей, « не знающей заклятья» , и это определение наталкивает нас на знакомую ассоциацию Псалма 57, стихи 5 – 6, где говорится о глухом аспиде, который не слышит голоса колдуна-заклинателя. То есть это змея, не поддающаяся волшебным заклинаниям и, следовательно, обладающая большой колдовской силой. Далее, дева Лилит, описанная в тексте как крайне легкомысленное существо, возможно, проститутка. И, наконец, Анзуд со своим птенцом, который по шумерским текстам в отличие от аккадских отнюдь не злое, но крайне могущественное создание, тот, кому Энлиль дал решать Судьбы и благоволящий к смертным, во всяком случае, к отцу Гильгамеша Лугальбанде. Следовательно, зло этих существ только в том, что они завелись в дереве, необходимом Инанне для создания культовых предметов? Но не будем торопиться с выводами. Целый ряд шумерских литературных текстов, связанных с именем божества Нинурты, помогают раскрытию эпизода. Это сказание « Владыка в сиянии великом…» , рассказ о возвращении Нинурты в Ниппур, отрывок из цилиндра А. Гудеа, а также ряд шумеро-аккадских памятников . Все они связаны с восхвалением шумерского божества Нинурты – « Ангим» (подобный Ану/небу), он назван победителем Кура и далее рассказывается, как он украшает свою повозку трофеями битвы, в числе которых Анзуд, дерево хулуппу , семиголовая змея и другие существа, которыемогут быть разделены на три категории: мифические животные и чудовища, персонифицированные минералы и персонифицированные деревья, поскольку в остальных текстах, дающих некоторые варианты перечисления в иных последовательностях, говорится и о других деревьях .
Тут для нас важны два момента: 1) Нинурта – победитель змеи, Анзунда и дерева, т.е., по-видимому, на какой-то стадии произошло замещение одного героя другим ; 2) роль дерева хулуппу (халуб ). Как мы видим, из нашего контекста и из приведенных других никак не проистекает роль « мирового дерева» , несмотря на столь соблазнительное и абсолютно бесспорное трехчастное деление мирового пространства по вертикали, и по горизонтали, равно как и на связующие его функции в тексте. Все предметы-трофеи Нинурты являются в той или иной мере носителями зла, что подчеркивается неоднократно его эпитетами героя, победителя зла. После их умерщвления они становятся предметами, отгоняющими зло, как о том, также недвусмысленно говорится в текстах. Значит, Игорь Михайлович был абсолютно прав в той части своей критики, где он возражал против приписывания дереву хулуппу роли мирового древа и где призывал исследователей к крайней осторожности в выводах.
Однако ясно и то, что и само дерево, и предметы, из него изготовленные, обладали некоей волшебной силой и магическими свойствами. И тогда оказывается, что очень важную часть человеческой жизни, « дел земных» составляют героические подвиги, с одной стороны, и магические действия, может быть, даже попросту занятия колдовством, как чем-то весьма сомнительным, с другой. Намеки и недоговоренности аккадского эпоса становятся еще более понятны после нашей интерпретации шумерского отрывка с Пукку и Микку . Понятна и ненависть к этим предметам со стороны женщин и молодых девушек. Может быть, даже и понятен молчаливый отказ Уту – ведь он бог справедливости, очищения и правды, судья людей. Суть действий, совершаемых Гильгамешем, принуждающим к этому своих товарищей, противоположна идеям материнства и плодородия, как я пыталась показать в ряде своих работ . Змея и Анзуд, да и дева Лилит, также тесно связаны с этой темой, равно как и с поисками путей власти над миром, с действами и формами их проявлений, недостойных правителя. Может быть, именно поэтому Гильгамеш в шумерских сказаниях смертен и по смерти своей становится судьей подземного мира, но не получает « вечной жизни» , к которой он так стремится и которой добивается его антипод Зиусудра-Атрахасис.
В « земной части сказания» , таким образом, звучат три основные темы: а) изгнание злых волшебных сил, освобождение от них; б) подвиг героя; в) беды от неуправляемого волшебства, от магии. В какой мере связана с этими событиями смерть Энкиду, если судить только по содержанию нашего текста, сказать трудно, хотя тема смерти от нарушения запретов, тема удерживания его землей или Куром очень важна в этой третьей части сказания, опять-таки (в который раз!) членящейся на три части: 1) наказы Гильгамеша; 2) мольбы и сетования Гильгамеша. Просьбы о свидании с другом; 3) рассказ о порядках подземного мира.
Советы Гильгамеша, как надо себя вести в подземном царстве, интересны для нас в связи с другим текстом – « Девушка и гир » . Gir5 значит « путник, странник» , букв. « идущий» (в контексте произведения он оказывается духом мертвых). В наказах Гильгамеша говорится, что Энкиду не должен одеваться в светлую одежду, дабы не быть принятым за этого гира . Удивительным образом поведение Энкиду в нарушении наказов и девушки в сказании, готовящейся к приходу блуждающего гира, совпадают. Девушка готовит жертвенное масло (елей), и Энкиду умащается жертвенным маслом. Девушка готовит для пришедшего некоторые предметы (поводья, кнут, головную повязку, и т. д.), а Энкиду берет в руки копье и кизиловый жезл. Но девушка готовится, как выясняется из дальнейшего контекста, к похоронам, она должна похоронить этот блуждающий дух, чтобы он успокоился. Этот текст, являющийся одной из частей серии погребальных плачей, близко связан с погребальным обрядом . А наш текст? Не является ли эта часть завуалированным описанием погребального обряда? Если это так, ее присутствие в нашем произведении было более чем уместно, однако не берусь считать мое предположение доказанным.
Когда говорят о шумеро-аккадских взглядах на посмертное существование, как правило, ссылаются на описание подземного мира в поэме о нисхождении Иштар и соответственном отрывке из эпоса о Гильгамеше, подчеркивая чувство уныния, ужаса и безнадежного однообразия, которое в них сквозит . Первая часть рассказа Энкиду в нашей истории вполне совпадает с такими представлениями, может быть, даже усугубляется развертыванием описания страданий бесплотных людей, равно как и неожиданно погибших, не в бою, но при несчастных и, может быть, без совершения по ним погребального обряда (« …духа того, о ком позаботиться некому, видел?» ).
Но вот три положения, на которые хотелось бы обратить особое внимание: участь умершего в расцвете лет, сил, участь нарожденных (мертворожденных) младенцев и сгоревшего в огне. У того, кто сгорел, нет духа призрака, только дым его возносится к небу. Это в отличие от всех бродящих духов, призраков, полутеней. Какое удивительное знание о духах, такое, как если бы человек мог совершенно явно наблюдать и исследовать это явление – духа-призрака. Далее, тот, кто умер в расцвете лет и, видимо, беспорочным (он чем-то отличается от отрока и девушки, упомянутых в строках 275 – 277, хотя бы тем, что те перечислены в контексте бесплодия), лежит там, « где ложе богов» , а младенцы мертвые (или еще нерожденные) резвятся « вокруг стола из злата и серебра, где мед и прекрасные оливки» . Еще одна, и какая глубокая мифологема, и сколько ощущений, чаяний за ней, и какая могучая концепция, пусть не сформулированная теоретически, но выраженная интуицией поэта, позволяющей закончить произведение именно этими положениями!
И уже становится понятным, почему аккадские жрецы (или жоец-составитель) сочли необходимым именно эту третью часть шумерского сказания присоединить к столь важному мировоззренческому произведению, каким был аккадский эпос о Гильгамеше, не посчитавшись с некоторыми сюжетными неувязками и не решившись отредактировать ее соответственно внешней логике событий: другая внутренняя логика и отнюдь не идейно-политические соображения руководили ими, но более глубокие причины – в данном случае шумерский текст должен был ими восприниматься как священный.

В. К. Афанасьева

С.Н. Крамер издал первую часть поэмы в 1958 г. под условным названием «Гильгамеш и дерево хулуппу » (см. Kramer S.N. Gilgames and the huluppu-tree // AS. 1938. № 10). О шумерской космогонии, в том числе и в публикуемом тексте, см. idem . Sumerian Mythology. Philadelphia, 1944. P. 30 f.; idem . History begins at Sumer. N. Y., 1959. P. 171.

Перевод шумерского варианта второй (практически третьей) части поэмы выполнен Гэддом (Gadd C. J. Epic of Gilgamesh, tablet XII // RASS. XXX. P. 127 – 143). Отдельные отрывки издавал также Лэнгдон (Langdon St. The Sumerian Epic of Gilgamesh // JRAS. 1932. P. 911 – 948).

Так, И. М. Дьяконов в первом издании полного текста эпоса о Гильгамеше пишет, что таблица XII «представляет дословный перевод части древней шумерской песни «Гильгамеш и ива», механически присоединенный к тексту «ниневийской версии» эпоса (уже после заключения, каковым первоначально была в этой версии концовка XI песни)» (Эпос о Гильгамеше (о все видавшем) / Пер. с акк. И.М. Дьяконова. М. – Л., 1961. С. 119), и далее присоединяется к мнению ряда исследователей, что добавление это было сделано в конце VIII в. неким ассирийским жрецом Набузукупкену, известным собирателем и переписчиком литературных и религиозных текстов (там же, с. 123, прим. 10). На этом основании при последующих изданиях текста И.М. Дьяконов опускал XII таблицу (см.., например, Библиотека всемирной литературы. Т. I. Поэзия и проза древнего Востока. М.. 1973 или «Я открою тебе сокровенное слово»: Литература Вавилонии и Ассирии / Пер. с акк., сост. В.К. Афанасьева и И.М. дьяконов. М., 1981. С. 194), чего, однако, не допускали другие публикаторы эпоса.

Shafer A. Sumerian Sources of Tablet XII of the Epic of Gilgames. Diss. Oriental Studies. Univ. of Pennsylvania. 1963. Ann Arbor, Microfilms 63 – 7085.

Частично и достаточно конспективно интерпретация памятника изложена мною в комментариях к поэтическому переводу текста, см. «От начала начал». Антология шумерской поэзии / Пер., коммент., словарь В.К. Афанасьевой. Спб., 1997. Дальнейшие ссылки на текст приводятся по этому изданию. Публикация первой части поэмы с транскрипцией и грамматическим комментарием см. Афанасьева В.К. Одна шумерская песня о Гильгамеше и ее иллюстрация в глиптике // ВДИ. 1962. № 1. С. 74 – 93.

Крамер предполагал, что Энки отправляется в плаванье на борьбу с Куром, чудовищем-змеем, персонификацией подземного мира, для освобождения Эрешкигаль (см. AS. 10. C. 3 – 4, 37 см., а также Kramer. Sumerian Mythology… P. 38 – 78 и т.д.), но в дальнейшем он на этой интерпретации не настаивал.

Афанасьева В.К. К проблеме толкования шумерских литературных текстов // Эрмитажные чтения. Памяти В.Г. Луконина. Спб., 1996. С. 114 – 120; Afanasieva V. Rationales und Irrationales in Antiken Denken oder aus dem Blickwinkel des Dichters // Intellectual Life of the Ancient Near East. Papers presented at the 43th. RAI. Prague, July 1 – 5, 1996. Prague, 1998. C. 19 – 28. Основной смысл данного отрывка в том, что поэт с помощью выразительных и очень точных метафор показывает, как быстро и бурно несется ладья Энки по водам, оставляя вокруг себя, спереди и сзади большие буруны-круги и маленькие бурунчики, рассыпающиеся «как черепахи» и свирепствующие у носа и у кормы ладьи, словно волк и лев. Никаких аналогий с камнями-идолами и демонами-гала , как я предполагала в первом своем издании текста (см. ВДИ. 1962. № 1. С. 89. Прим. 13), тут нет.

Характерно, что Инанна вводится в историю точно так же, как и Энки, без называния по имени, которое раскрывается в последующих строках текста. Энки – «Он, Отец» и потом уже только Энки; Инанна – «жена, Ана словам покорная». Типичный стилистический прием шумерской литературы.

Так, пояс, который надевает на себя Гильгамеш, весит 50 мин, т.е. 25 кг, далее – «50 мин он сделал, как 30 сиклей», т.е. это вооружение для него очень легко, он носит его как бы играючи; бронзовый топор Гильгамеша весит «7 гу и 7 мин», т.е. более 350 кг.

С. Смит предполагал, что пукку и микку – музыкальные инструменты, скорее всего духовные (см. Smith S . // RASS. XXX. P. 153). Значение «барабан и барабанные палочки» было предложено С.Н. Крамером (Sumerian Mythology… P. 34: также JAOS. 64. P. 20), и это мнение было принято многими коллегами, в частности И.М. Дьяконовым.

Klein J. A New Look at the «Opression of Uruk» Episode in Gilgamesh Epic // Memorial Volume fur Jacobsen (in print). Клейн в своей работе, приводя начальный пассаж аккадского эпоса, справедливо сомневается, что прежние предположения о праве первой ночи, узурпированном Гильгамешем, более чем сомнительны. Однако его перевод фразы ina pukkisu teburu -usu – «on account of his ball (game) his companions are (constantly) aroused» («Эпос о Гильгамеше», табл. I, II, 10) представляется мне еще более сомнительным. Поэтому я предпочитаю придерживаться прежнего – «Все его товарищи встают по барабану» (см. «Эпос о Гильгамеше», с. 8).

Не исключено, Пукку и Микку имена собственные волшебных предметов, так же как, например, Шарур – имя Нинурты, обладающего чудесными магическими свойствами.

Одно из моих возражений Клейну: места, связанные с упоминанием пукку и микку , темны, они словно окутаны тайной, как в шумерском сказании, так и в аккадском эпосе, в них присутствует какая-то недоговоренность. В тех случаях, когда в шумерских текстах речь идет о занятиях спортом, о разного рода состязаниях, например, как в тексте Шульги: «Я царь, с материнской утробы герой…», о его спортивном рекорде в беге рассказано не просто открыто, но со вкусом, с приведением многих красочных и выразительных подробностей (см. «От начала начал»: «Я царь, с материнской утробы герой!», с. 247 – 250).

Cooper J.S. The Return of Ninurta to Nippur. Roma, 1978. Appendix A: The Trophies of Ninurta, где подробнейшим образом. В том числе и в таблицах, переписаны и сгруппированы существа и вещества, чьим победителем объявлен Нинурта.

Скорее всего Гильгамеш заместил Нинурту, и не только потому, что замещение бога героем – традиционная трансформация сюжета, но и из-за возможности датировать сказания о Нинурте (Гудеа? – 2123 г. до н.э.), в то же время представляется, что замена героя, а также и составление шумерского текста «Гильгамеш и Энкиду» произошли в период III династии Ура.

Афанасьева В.К. Магия в древневосточных обрядах плодородия // Эрмитажные чтения памяти Б.Б. Пиотровского. Спб., 1998. С. 3 – 9; Afanasieva V. Rationales und Irrationales… (см. библиографию) и ряд др. Очень кратко повторю некоторые положения. Я уже высказала предположение, основываясь на фольклорных источниках и ассоциациях, что барабан этот – волшебный и те, кто пляшет под него, не могут остановиться, потому, что не знают формул заклятья, т.е. не имеют над ним власти, которую, очевидно, имеет Гильгамеш. Это предположение уже тем самым водит нас в круг магических обрядов и идеи власти колдовства, колдовской силы. Участники этого обряда безусловно находятся в состоянии экстаза, и это-то в первую очередь и беспокоит их близких. Но такие состояния, как правило, связаны с оригинальными действиями, и мы можем предположить, что речь идет о каком-то оригинальном обряде, о таком, о котором есть какая-то неестественность. Такие действия производятся для достижения тайной силы, сокровенного знания», достижения такого особого состояния, когда человек «выходит» из своего физического тела и начинает видеть себя со стороны, что представляет собой начальный этап овладения своей психофизической структурой и приобретения власти над высшими силами природы и сверхъестественных знаний. Обычно этим обрядам сопутствуют и ненормальные половые отношения, когда задача сходящихся – не трата энергии на зачатие, но некое «самовозгорание», вывод сексуальной энергии в другую сферу. И мне кажется, что именно об этом явлении не столько говорят, сколько умалчивают и проговариваются шумерское сказание и аккадский эпос, отсюда и поношение Иштар и такая ненависть к ней (недаром Гильгамеш обвиняет ее в магических превращениях ее любовников – в коня, паука, льва, птицу). Все эти действия не столько не свойственны обрядам плодородия и завету «плодитесь и размножайтесь», сколько противоположны и враждебны им, отсюда и тревога и ненависть к барабану.

Kramer S.N. The GIR5 and Ki-sikil, A New Sumerian Elegy // ANES in Memory of J.J. Finkelstein. 1977. P. 139 – 142.

Как показал Б. Альстер, этот текст представляет собою часть серии погребальных плачей «Эдинна, Усагга» (см. Alster B. Edin-na-u-sag-ga. Keilschritliche Literatur. B., 1986. S. 19 – 37).

См. «Я открою тебе сокровенное слово» (с. 92), «Нисхождение Иштар» и строки 34 – 45 табл. VII «Эпоса о Гильгамеше» (с. 162 – 163), повторяющие первое описание почти буквально. Такое же клише мы встречаем и в сказании о Нергале и Эрешкигаль (с. 82), и в ряде других произведений, что указывает на прочно установившуюся традицию.

Текст воспроизведен по изданию: Афанасьева В.К. Сказание о Гильгамеше, Энкиду и подземном царстве в свете космогонических представлений шумерийцев // Вестник Древней Истории № 2, 2000, С. 53 – 63.

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Эпос о Гильгамеше

О всё видавшем

Эпос о Гильгамеше, написанный на вавилонском литературном диалекте аккадского языка, является центральным, важнейшим произведением вавилоно-ассирийской (аккадской) литературы.

Песни и легенды о Гильгамеше дошли до нас записанными клинописью на глиняных плитках – «таблицах» на четырех древних языках Ближнего Востока – шумерском, аккадском, хеттском и хурритском; кроме того, упоминания о нем сохранились у греческого писателя Элиана и у средневекового сирийского писателя Теодора бар-Коная. Самое раннее известное нам упоминание Гильгамеша старше 2500 г. до н. э., самое позднее относится к XI в. н. э. Шумерские былины-сказки о Гильгамеше сложились, вероятно, еще в конце первой половины III тысячелетия до н. э., хотя дошедшие до нас записи восходят к XIX–XVIII вв. до н. э. К тому же времени относятся и первые сохранившиеся записи аккадской поэмы о Гильгамеше, хотя в устной форме она, вероятно, сложилась еще в XXIII–XXII вв. до н. э. На такую более древнюю дату возникновения поэмы указывают ее язык, несколько архаичный для начала II тысячелетия до н. э., и ошибки писцов, свидетельствующие о том, что, быть может, они уже и тогда ее не во всем ясно понимали. Некоторые изображения на печатях XXIII–XXII вв. до н. э. явно иллюстрируют не шумерские былины, а именно аккадский эпос о Гильгамеше.

Уже древнейшая, так называемая старовавилонская, версия аккадского эпоса представляет новый этап в художественном развитии месопотамской литературы. В этой версии содержатся все главнейшие особенности окончательной редакции эпоса, но она была значительно короче ее; так, в ней отсутствовали вступление и заключение позднего варианта, а также рассказ о великом потопе. От «старовавилонской» версии поэмы до нас дошло шесть-семь не связанных между собою отрывков – сильно поврежденных, написанных неразборчивой скорописью и, по крайней мере в одном случае, неуверенной ученической рукой. По-видимому, несколько иная версия представлена аккадскими фрагментами, найденными в Мегиддо в Палестине и в столице Хеттской державы – Хаттусе (ныне городище близ турецкой деревни Богазкёй), а также фрагментами переводов на хеттский и хурритский языки, тоже найденными в Богазкёе; все они относятся к XV–XIII вв. до н. э. Эта так называемая периферийная версия была еще короче «старовавилонской». Третья, «ниневийская» версия эпоса была, согласно традиции, записана «из уст» Син-лике-уннинни, урукского заклинателя, жившего, по-видимому, в конце II тысячелетия до н. э. Эта версия представлена четырьмя группами источников: 1) фрагменты не моложе IX в. до н. э., найденные в г. Ашшуре в Ассирии; 2) более ста мелких фрагментов VII в. до н. э., относящихся к спискам, которые когда-то хранились в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала в Ниневии; 3) ученическая копия VII–VIII таблиц, записанная под диктовку с многочисленными ошибками в VII в. до н. э. и происходящая из школы, находившейся в ассирийском провинциальном городе Хузирине (ныне Султан-тепе); 4) фрагменты VI (?) в. до н. э., найденные на юге Месопотамии, в Уруке (ныне Варка).

«Ниневийская» версия текстуально очень близка «старовавилонской», но пространнее, и язык ее несколько подновлен. Есть композиционные отличия. С «периферийной» версией, насколько пока можно судить, у «ниневийской» текстуальных схождений было гораздо меньше. Есть предположение, что текст Син-лике-уннинни был в конце VIII в. до н. э. переработан ассирийским жрецом и собирателем литературных и религиозных произведений по имени Набузукуп-кену; в частности, высказано мнение, что ему принадлежит идея присоединить в конце поэмы дословный перевод второй половины шумерской былины «Гильгамеш и дерево хулуппу» в качестве двенадцатой таблицы.

Из-за отсутствия проверенного, научно обоснованного сводного текста «ниневийской» версии поэмы переводчику часто самому приходилось решать вопрос о взаимном расположении отдельных глиняных обломков. Следует учесть, что реконструкция некоторых мест поэмы до сих пор является нерешенной проблемой.

Публикуемые отрывки следуют «ниневийской» версии поэмы (НВ); однако из сказанного выше ясно, что полный текст этой версии, составлявший в древности около трех тысяч стихов, пока не может быть восстановлен. Да и другие версии сохранились только в отрывках. Переводчик восполнял лакуны НВ по другим версиям. Если же какой-либо отрывок не сохранился полностью ни в одной версии, но лакуны между сохранившимися кусками невелики, то предполагаемое содержание досочинялось переводчиком стихами же. Некоторые новейшие уточнения текста в переводе не учтены.

Аккадскому языку свойственно распространенное и в русском тоническое стихосложение; это позволило при переводе попытаться максимально передать ритмические ходы подлинника и вообще именно те художественные средства, которыми пользовался древний автор, при минимальном отступлении от дословного смысла каждого стиха.

Текст предисловия приводится по изданию:

Дьяконов М.М., Дьяконов И.М. «Избранные переводы», М., 1985.

Таблица I

О все видавшем до края мира,
О познавшем моря, перешедшем все горы,
О врагов покорившем вместе с другом,
О постигшем премудрость, о все проницавшем
Сокровенное видел он, тайное ведал,
Принес нам весть о днях до потопа,
В дальний путь ходил, но устал и смирился,
Рассказ о трудах на камне высек,
Стеною обнес Урук1
Урук – город на юге Месопотамии, на берегу Евфрата (ныне Варка). Гильгамеш – историческая фигура, царь Урука, правивший городом около 2600 г. до н. э.

Светлый амбар Эаны2
Эана – храм бога неба Ану и его дочери Иштар, главный храм Урука. В Шумере храмы были обычно окружены хозяйственными постройками, где держали урожай с храмовых имений; эти постройки сами считались священными.

Священной.-
Осмотри стену, чьи венцы, как по нити,
Погляди на вал, что не знает подобья,
Прикоснись к порогам, лежащим издревле,
И вступи в Эану, жилище Иштар3
Иштар – богиня любви, плодородия, а также охоты, войны, покровительница культуры и Урука.

Даже будущий царь не построит такого, -
Поднимись и пройди по стенам Урука,
Обозри основанье, кирпичи ощупай:
Его кирпичи не обожжены ли
И заложены стены не семью ль мудрецами?

На две трети он бог, на одну – человек он,
Образ его тела на вид несравненен,

Стену Урука он возносит.
Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,

Все его товарищи встают по барабану!
По спальням страшатся мужи Урука:
«Отцу Гильгамеш не оставит сына!

Гильгамеш ли то, пастырь огражденного Урука,
Он ли пастырь сынов Урука,
Мощный, славный, все постигший?


Часто их жалобу слыхивали боги,
Боги небес призвали владыку Урука:
«Создал ты буйного сына, чья глава, как у тура, подъята,
Чье оружье в бою не имеет равных, -
Все его товарищи встают по барабану,
Отцам Гильгамеш сыновей не оставит!
Днем и ночью буйствует плотью:
Он ли – пастырь огражденного Урука,
Он ли пастырь сынов Урука,
Мощный, славный, всё постигший?
Матери Гильгамеш не оставит девы,
Зачатой героем, суженой мужу!»
Часто их жалобу слыхивал Ану.
Воззвали они к великой Аруру:
«Аруру, ты создала Гильгамеша,
Теперь создай ему подобье!
Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,
Пусть соревнуются, Урук да отдыхает».
Аруру, услышав эти речи,
Подобье Ану создала в своем сердце
Умыла Аруру руки,
Отщипнула глины, бросила на землю,
Слепила Энкиду, создала героя.
Порожденье полуночи, воин Нинурты,
Шерстью покрыто все его тело,
Подобно женщине, волосы носит,
Пряди волос как хлеба густые;
Ни людей, ни мира не ведал,
Одеждой одет он, словно Сумукан.



Человек – ловец-охотник
Перед водопоем его встречает.
Первый день, и второй, и третий
Перед водопоем его встречает.
Увидел охотник – в лице изменился,
Со скотом своим домой вернулся,
Устрашился, умолк, онемел он,
В груди его – скорбь, его лик затмился,
Тоска проникла в его утробу,
Идущему дальним путем стал лицом подобен.4
«Идущий дальним путем» – мертвец.

Охотник уста открыл и молвит, вещает он отцу своему:
«Отец, некий муж, что из гор явился, -

Как из камня с небес крепки его руки, -




Я вырою ямы – он их засыплет,



Отец его уста открыл и молвит, вещает он охотнику:
«Сын мой, живет Гильгамеш в Уруке,
Нет никого его сильнее,
Во всей стране рука его могуча,

Иди, лицо к нему обрати ты,
Ему расскажи о силе человека.
Даст тебе он блудницу – приведи ее с собою.
Победит его женщина, как муж могучий!
Когда он поит зверье у водопоя,

Увидев ее, приблизится к ней он -
Покинут его звери, что росли с ним в пустыне!»
Совету отца он был послушен,
Охотник отправился к Гильгамешу,
Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,
Пред лицом Гильгамеша промолвил слово.
«Некий есть муж, что из гор явился,
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки!
Бродит вечно по всем горам он,
Постоянно со зверьем к водопою теснится,
Постоянно шаги направляет к водопою.
Боюсь я его, приближаться не смею!
Я вырою ямы – он их засыплет,
Я поставлю ловушки – он их вырвет,
Из рук моих уводит зверье и тварь степную, -
Он мне не дает в степи трудиться!»
Гильгамеш ему вещает, охотнику:
«Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою,
Когда он поит зверей у водопоя,
Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет, -
Ее увидев, к ней подойдет он -
Покинут его звери, что росли с ним в пустыне.»
Пошел охотник, блудницу Шамхат увел с собою,
Отправились в путь, пустились в дорогу,
В третий день достигли условленного места.
Охотник и блудница сели в засаду -
Один день, два дня сидят у водопоя.
Приходят звери, пьют у водопоя,
Приходят твари, сердце радуют водою,
И он, Энкиду, чья родина – горы,
Вместе с газелями ест он травы,
Вместе со зверьми к водопою теснится,
Вместе с тварями сердце радует водою.
Увидала Шамхат дикаря-человека,
Мужа-истребителя из глуби степи:
«Вот он, Шамхат! Раскрой свое лоно,
Свой срам обнажи, красы твои да постигнет!
Увидев тебя, к тебе подойдет он -
Не смущайся, прими его дыханье,
Распахни одежду, на тебя да ляжет!
Дай ему наслажденье, дело женщин, -
Покинут его звери, что росли с ним в пустыне,
К тебе он прильнет желанием страстным».
Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,
Не смущалась, приняла его дыханье,
Распахнула одежду, и лег он сверху,
Наслажденье дала ему, дело женщин,
И к ней он прильнул желанием страстным.
Шесть дней миновало, семь дней миновало -
Неустанно Энкиду познавал блудницу.
Когда же насытился лаской,
К зверью своему обратил лицо он.
Увидав Энкиду, убежали газели,
Степное зверье избегало его тела.
Вскочил Энкиду, – ослабели мышцы,
Остановились ноги, – и ушли его звери.
Смирился Энкиду, – ему, как прежде, не бегать!
Но стал он умней, разуменьем глубже, -
Вернулся и сел у ног блудницы,
Блуднице в лицо он смотрит,
И что скажет блудница, – его слушают уши.
Блудница ему вещает, Энкиду:
«Ты красив, Энкиду, ты богу подобен, -
Зачем со зверьем в степи ты бродишь?
Давай введу тебя в Урук огражденный,
К светлому дому, жилищу Ану,

И, словно тур, кажет мощь свою людям!»
Сказала – ему эти речи приятны,
Его мудрое сердце ищет друга.
Энкиду ей вещает, блуднице:
«Давай же, Шамхат, меня приведи ты
К светлому дому святому, жилищу Ану,
Где Гильгамеш совершенен силой
И, словно тур, кажет мощь свою людям.
Я его вызову, гордо скажу я,
Закричу средь Урука: я – могучий,
Я один лишь меняю судьбы,
Кто в степи рожден, – велика его сила!»
«Пойдем, Энкиду, лицо обрати к Уруку, -
Где бывает Гильгамеш – я подлинно знаю:
Поедем же, Энкиду, в Урук огражденный,
Где гордятся люди царственным платьем,
Что ни день, то они справляют праздник,
Где кимвалов и арф раздаются звуки,
А блудницы. красотою славны:
Сладострастьем полны, – сулят отраду -
Они с ложа ночного великих уводят.
Энкиду, ты не ведаешь жизни, -
Покажу Гильгамеша, что рад стенаньям.
Взгляни на него, в лицо погляди ты -
Прекрасен он мужеством, силой мужскою,
Несет сладострастье всё его тело,
Больше тебя он имеет мощи,
Покоя не знает ни днем, ни ночью!
Энкиду, укроти твою дерзость:
Гильгамеш – его любит Шамаш5
Шамаш – бог Солнца и правосудия. Его жезл – символ судейской власти.

Ану, Эллиль6
Эллиль – верховный бог.

Вразумили.
Прежде чем с гор ты сюда явился,
Гильгамеш среди Урука во сне тебя видел.
Встал Гильгамеш и сон толкует,
Вещает он своей матери:
„Мать моя, сон я увидел ночью:
Мне явились в нем небесные звезды,
Падал на меня будто камень с неба.
Поднял его – был меня он сильнее,
Тряхнул его – стряхнуть не могу я,
Край Урука к нему поднялся,

Народ к нему толпою теснится,
Все мужи его окружили,
Все товарищи мои целовали ему ноги.
Полюбил я его, как к жене прилепился.
И к ногам твоим его принес я,
Ты же его сравняла со мною“.
Мать Гильгамеша мудрая, – все она знает, – вещает она своему господину,

„Тот, что явился, как небесные звезды,
Что упал на тебя, словно камень с неба, -
Ты поднял его – был тебя он сильнее,
Тряхнул его – и стряхнуть не можешь,
Полюбил его, как к жене прилепился,
И к ногам моим его принес ты,
Я же его сравняла с тобою -
Сильный придет сотоварищ, спаситель друга,
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки, -
Ты полюбишь его, как к жене прильнешь ты,
Он будет другом, тебя не покинет -
Сну твоему таково толкованье“.

„Мать моя, снова сон я увидел:
В огражденном Уруке топор упал, а кругом толпились:
Край Урука к нему поднялся,
Против него весь край собрался,
Народ к нему толпою теснится, -
Полюбил я его, как к жене прилепился,
И к ногам твоим его принес я,
Ты же его сравняла со мною“.
Мать Гильгамеша мудрая, – все она знает, – вещает она своему сыну,
Нинсун мудрая, – все она знает, – вещает она Гильгамешу:
„В том топоре ты видел человека,
Ты его полюбишь, как к жене прильнешь ты,
Я же его сравняю с тобою -
Сильный, я сказала, придет сотоварищ, спаситель Друга.
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки!“
Гильгамеш ей, матери своей, вещает:
„Если. Эллиль повелел – да возникнет советчик,
Мне мой друг советчиком да будет,
Я моему другу советчиком да буду!“
Так свои сны истолковал он».
Рассказала Энкиду Шамхат сны Гильгамеша, и оба стали любиться.

Таблица II

(В начале таблицы «Ниневийской» версии недостает – если не считать маленьких обломков с клинописью – около ста тридцати пяти строк, содержавших эпизод, который в «Старовавилонской версии – так называемой „Пеннсильванской таблице“ – излагается так:

* „…Энкиду, встань, тебя поведу я
* К храму Эане, жилищу Ану,
* Где Гильгамеш совершенен в деяньях.
* А ты, как себя, его полюбишь!
* Встань с земли, с пастушьего ложа!“
* Услыхал ее слово, воспринял речи,
* Женщины совет запал в его сердце.
* Ткань разорвала, одной его одела,
* Тканью второю сама оделась,
* За руку взяв, повела, как ребенка,
* К стану пастушьему, к скотьим загонам.
* Там вокруг них пастухи собралися,
Шепчут они, на него взирая:
„Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем,
Ростом пониже, но костью крепче.
То, верно, Энкиду, порожденье степи,
Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки:
* Молоко звериное сосал он!“
* На хлеб, что перед ним положили,
* Смутившись, он глядит и смотрит:
* Не умел Энкиду питаться хлебом,
* Питью сикеры обучен не был.
* Блудница уста открыла, вещает Энкиду:
* „Ешь хлеб, Энкиду, – то свойственно жизни
* Сикеру пей – суждено то миру!“
* Досыта хлеба ел Энкиду,
* Сикеры испил он семь кувшинов.
* Взыграла душа его, разгулялась,
* Его сердце веселилось, лицо сияло.
* Он ощупал свое волосатое тело,
* Умастился елеем, уподобился людям,
* Одеждой оделся, стал похож на мужа.
* Оружие взял, сражался со львами -
* Пастухи покоились ночью.
* Львов побеждал и волков укрощал он -
* Великие пастыри спали:
* Энкиду – их стража, муж неусыпный.
Весть принесли в Урук огражденный Гильгамешу:

* Энкиду с блудницей предавался веселью,
* Поднял взор, человека видит, -
* Вещает он блуднице:
* «Шамхат, приведи человека!
* Зачем он пришел? Хочу знать его имя!»
* Кликнула, блудница человека,
* Тот подошел и его увидел.
* «Куда ты, о муж, поспешаешь? Для чего поход твой
трудный?»
* Человек уста открыл, вещает Энкиду:
* «В брачный покой меня позвали,
* Но удел людей – подчиненье высшим!
* Грузит город кирпичом корзины,
* Пропитанье города поручено хохотуньям,
* Только царю огражденного Урука
* Брачный покой открыт бывает,
* Только Гильгамешу, царю огражденного Урука,
* Брачный покой открыт бывает, -
* Обладает он суженой супругой!
* Так это было; скажу я: так и будет,
* Совета богов таково решенье,
* Обрезая пуповину, так ему судили!»
* От слов человека
лицом побледнел он.

(Недостает около пяти стихов.)

* Впереди идет Энкиду, а Шамхат сзади,

Вышел Энкиду на улицу огражденного Урука:
«Назови хоть тридцать могучих, – сражусь я с ними!»
В брачный покой преградил дорогу.
Край Урука к нему поднялся,
Против него весь край собрался,
Народ к нему толпою теснится,
Мужи вкруг него собралися,
Как слабые ребята, целуют ему ноги:
«Прекрасный отныне герой нам явился!»
Было в ту ночь для Ишхары постелено ложе,
Но Гильгамешу, как бог, явился соперник:
В брачный покой Энкиду дверь заградил ногою,
Гильгамешу войти он не дал.
Схватились в двери брачного покоя,
Стали биться на улице, на широкой дороге, -
Обрушились сени, стена содрогнулась.
* Преклонил Гильгамеш на землю колено,
* Он смирил свой гнев, унял свое сердце
* Когда унялось его сердце, Энкиду вещает Гильгамешу:
* «Одного тебя мать родила такого,
* Буйволица Ограды, Нинсун!
* Над мужами главою ты высоко вознесся,
* Эллиль над людьми судил тебе царство!»

(Из дальнейшего текста II таблицы в «Ниневийской» версии опять сохранились лишь ничтожные отрывки; ясно лишь, что Гильгамеш приводит своего друга к своей матери Нинсун.)

«Во всей стране рука его могуча,
Как из камня с небес, крепки его руки!
Благослови его быть мне братом!»
Мать Гильгамеша уста открыла, вещает своему господину,
Буйволица Нинсун вещает Гильгамешу:
«Сын мой, ……………….
Горько …………………. »
Гильгамеш уста открыл и матери своей вещает:
«……………………………………..
Подошел он к дверям, вразумил меня мощью»
Горько упрекал он меня за буйство.
Не имеет Энкиду ни матери, ни друга,
Распущенные волосы никогда не стриг он,
В степи он рожден, с ним никто не сравните
Стоит Энкиду, его слушает речи,
Огорчился, сел и заплакал,
Очи его наполнились слезами:
Без дела сидит, пропадает сила.
Обнялись оба друга, сели рядом,
За руки
взялись, как братья родные.

* Гильгамеш наклонил. лицо, вещает Энкиду:
* «Почему твои очи наполнились слезами,
* Опечалилось сердце, вздыхаешь ты горько?»
Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:
* «Вопли, друг мой, разрывают мне горло:
* Без дела сижу, пропадает сила».
Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду:
* «Друг мой, далеко есть горы Ливана,
* Кедровым те горы покрыты лесом,
* Живет в том лесу свирепый Хумбаба7
Хумбаба – чудовище-великан, охраняющий кедры от людей.

* Давай его вместе убьем мы с тобою,
* И все, что есть злого, изгоним из мира!
* Нарублю я кедра, – поросли им горы, -
* Вечное имя себе создам я!»

* «Ведомо, друг мой, в горах мне было,
* Когда бродил со зверьем я вместе:

* Кто же проникнет в средину леса?
* Хумбаба – ураган его голос,
* Уста его – пламя, смерть – дыханье!



* «Хочу я подняться на гору кедра,
* И в лес Хумбабы войти я желаю,

(Недостает двух-четырех стихов.)

* Боевой топор я на пояс повешу -
* Ты иди сзади, я пойду перед тобою!»))
* Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:
* «Как же пойдем мы, как в лес мы вступим?
* Бог Вэр, его хранитель, – он могуч, неусыпен,
* А Хумбаба – Шамаш наделил его силой,
* Адду наделил его отвагой,
* ………………………..

Ему вверил Эллиль страхи людские.
Хумбаба – ураган его голос,
Уста его – пламя, смерть – дыханье!
Люди молвят – тяжек и путь к тому лесу -
Кто же проникнет в середину леса?
Чтоб кедровый лес оберегал он,
Ему вверил Эллиль страхи людские,
И кто входит в тот лес, того слабость объемлет».
* Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду:
* «Кто, мой друг, вознесся на небо?
* Только боги с Солнцем пребудут вечно,
* А человек – сочтены его годы,
* Что б он ни делал, – все ветер!
* Ты и сейчас боишься смерти,
* Где ж она, сила твоей отваги?
Я пойду перед тобою, а ты кричи мне: „Иди, не бойся!“
* Если паду я – оставлю имя:
* „Гильгамеш принял бой со свирепым Хумбабой!“
* Но родился в моем доме ребенок, -
* К тебе подбежал: „Скажи мне, все ты знаешь:
* ……………………………….
* Что совершил мой отец и друг твой?“
* Ты ему откроешь мою славную долю!
* ……………………………….
* А своими речами ты печалишь мне сердце!

* Вечное имя себе создам я!
* Друг мой, мастерам я дам повинность:
* Оружие пусть отольют перед нами».
* Повинность мастерам они дали, -
* Сели мастера, обсуждают.
* Секиры отлили большие, -
* Топоры они отлили в три таланта;
* Кинжалы отлили большие, -
* Лезвия по два таланта,
* Тридцать мин выступы по сторонам у лезвий,
* Тридцать мин золота, – рукоять кинжала, -
* Гильгамеш и Энкиду несли по десять талантов.
* С ворот Урука сняли семь запоров,
* Услыхав о том, народ собрался,
* Столпился на улице огражденного Урука.
* Гильгамеш ему явился,
Собранье огражденного Урука перед ним уселось.
* Гильгамеш так им молвит:
* «Слушайте, старейшины огражденного Урука,
* Слушай, народ огражденного Урука,
* Гильгамеша, что сказал: хочу я видеть,
* Того, чье имя опаляет страны.
* В кедровом лесу его хочу победить я,
* Сколь могуч я, отпрыск Урука, мир да услышит!
* Подниму я руку, нарублю я кедра,
* Вечное имя себе создам я!»
* Старейшины огражденного Урука
* Гильгамешу отвечают такою речью:
* «Ты юн, Гильгамеш, и следуешь сердцу,
* Сам ты не ведаешь, что совершаешь!
* Мы слыхали, – чудовищен образ Хумбабы, -
* Кто отразит его оружье?
* Рвы там на поприще есть вкруг леса, -
* Кто же проникнет в середину леса?
* Хумбаба – ураган его голос,
* Уста его пламя, смерть – дыханье!
* Зачем пожелал ты свершать такое?
* Неравен бой в жилище Хумбабы!»
* Услыхал Гильгамеш советников слово,
* На друга он, смеясь, оглянулся:
* «Вот что теперь скажу тебе, друг мой, -
* Боюсь я его, страшусь я сильно:
* В кедровый лес пойду я с тобою,
* Чтоб там не
бояться – убьем Хумбабу!»
* Старейшины Урука вещают Гильгамешу:
* «…………………………….
* …………………………….
* Пусть идет с тобой богиня, пусть хранит тебя бог твой,
* Пусть ведет тебя дорогой благополучной,
* Пусть возвратит тебя к пристани Урука!»
* Перед Шамашем встал Гильгамеш на колени:
* «Слово, что сказали старцы, я слышал, -
* Я иду, но к Шамашу руки воздел я:
* Ныне жизнь моя да сохранится,
* Возврати меня к пристани Урука,
* Сень твою простри надо мною!»

(В «Старовавилонской» версии следует несколько разрушенных стихов, из которых можно предположить, что Шамаш дал двусмысленный ответ на гаданье героев.)

* Когда услыхал предсказанье – ……….
* ………………… он сел и заплакал,
* По лицу Гильгамеша побежала слезы.
* «Иду я путем, где еще не ходил я,
* Дорогой, которую весь край мой не знает.
* Если ныне я буду благополучен,
* В поход уходя по доброй воле, -
* Тебя, о Шамаш, я буду славить,
* Твои кумиры посажу на престолы!»
* Было положено пред ним снаряженье,
* Секиры, кинжалы большие,
* Лук и колчан – их дали ему в руки.
* Взял он топор, набил колчан свой,
* На плечо надел он лук аншанский,
* Кинжал заткнул он себе за пояс, -
Приготовились они к походу.

(Следуют две неясные строки, затем две соответствующие несохранившейся первой строке III таблицы «Ниневийской» версии.)

Эпос о Гильгамеше

Эпос о Гильгамеше

"О ВСЕ ВИДАВШЕМ"

СО СЛОВ СИН-ЛЕКЕ-УННИННИ,>

ЗАКЛИНАТЕЛЯ

ТАБЛИЦА 1

О все видавшем до края мира,

О познавшем моря, перешедшем все горы,

О врагов покорившем вместе с другом,

О постигшем премудрость, о все проницавшем:

Сокровенное видел он, тайное ведал,

Принес нам весть о днях до потопа,

В дальний путь ходил, но устал и смирился,

Рассказ о трудах на камне высек,

Стеною обнес Урук1 огражденный,

Светлый амбар Эаны2 священной. -

Осмотри стену, чьи венцы, как по нити,

Погляди на вал, что не знает подобья,

Прикоснись к порогам, лежащим издревле,

И вступи в Эану, жилище Иштар3 , -

Даже будущий царь не построит такого,-

Поднимись и пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай:

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?

Велик он более всех человеков,

На две трети он бог, на одну -- человек он,

Образ его тела на вид несравненен,

Стену Урука он возносит.

Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,

Чье оружье в бою не имеет равных,-

Все его товарищи встают по барабану!4

По спальням страшатся мужи Урука:

"Отцу Гильгамеш не оставит сына!

Днем и ночью буйствует плотью.

Часто их жалобу слыхивали боги,

Воззвали они к великой Аруру5:

"Аруру, ты создала Гильгамеша,

Теперь создай ему подобье!

Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,

Пусть соревнуются, Урук да отдыхает".

Аруру, услышав зти речи,

Подобье Ану6 создала в своем сердце

Умыла Аруру руки,

Отщипнула глины, бросила на землю,

Слепила Энкиду, создала героя.

Порожденье полуночи, воин Нинурты7,

Шерстью покрыто все его тело,

Подобно женщине, волосы носит,

Пряди волос как хлеба густые;

Ни людей, ни мира не ведал,

Одеждой одет он, словно Сумукан8.

Вместе с газелями ест он травы,

Вместе со зверьми к водопою теснится,

Вместе с тварями сердце радует водою

Человек - ловец-охотник

Перед водопоем его встречает.

Первый день, и второй, и третий

Перед водопоем его встречает.

Увидел охотник - в лице изменился,

Со скотом своим домой вернулся,

Устрашился, умолк, онемел он,

В груди его -- скорбь, его лик затмился,

Тоска проникла в его утробу,

Идущему дальним путем стал лицом подобен.

Охотник отправился к Гильгамешу,

Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,

Пред лицом Гильгамеша промолвил, слово:

"Некий есть муж, что из гор явился,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!

Бродит вечно по всем горам он,

Постоянно со зверьем к водопою теснится,

Постоянно шаги направляет к водопою.

Боюсь я его, приближаться не смею!

Я вырою ямы -- он их засыплет,

Я поставлю ловушки -- он их вырвет,

Из рук моих уводит зверье и тварь степную,-

Он мне не дает в степи трудиться!"

Гильгамеш ему вещает, охотнику:

"Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою

Когда он поит зверей у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет,-

Ее увидев, к ней подойдет он -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне".

Шесть дней миновало, семь дней миновало -

Неустанно Энкиду познавал блудницу,

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он.

Увидав Энкиду, убежали газели,

Степное зверье избегало его тела.

Вскочил Энкиду,-- ослабели мышцы,

Остановились ноги,-- и ушли его звери.

Смирился Энкиду,-- ему, как прежде, не бегать!

Но стал он умней, разуменьем глубже,-

Вернулся и сел у ног блудницы,

Блуднице в лицо он смотрит,

И что скажет блудница,-- его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

"Ты красив, Энкиду, ты богу подобен,-

Зачем со зверьем в степи ты бродишь?

Давай введу тебя в Урук огражденный,

К светлому дому, жилищу Ану,

Где Гильгамеш совершенен силой

И, словно тур, кажет мощь свою людям!"

Сказала -- ему зти речи приятны,

Его мудрое сердце ищет друга.

1.Урук - город на юге Месопотамии, на берегу Евфрата (ныне Варка). Гильгамеш - историческая фигура, царь Урука, правивший городом около 2600 г.до н. э.

2. Эана - храм бога неба Ану и его дочери Иштар, главный храм Урука.В Шумере храмы были обычно окружены хозяйственными постройками, где держали урожай с храмовых имений; эти постройки сами считались священными.

3. Иштар - богиня любви, плодородия, а также охоты, войны, покровительница культуры.

4. " Все его товарищи встают по барабану! " Речь идет о вызове всех работоспособных граждан Урука на постройку стен. У юношей города не остается сил и времени на общение с родственниками и возлюбленными.

5. Аруру - древнейшая, дошумерская богиня-мать, создательница людей.

6." Подобье Ану создала в своем сердце..." Подобье - дословно "названье", "слово", "имя".

Имя считалось частью материальной сущности человека и божества.

7. Нинурта - бог-воин, сын Эллиля, бога воздуха и ветров, царя богов.

8. Сумукан - бог-покровитель зверей. Его "одежда", по-видимому, нагота (может быть, шкуры).

-----------------

ТАБЛИЦА 2

Услыхал ее слово, воспринял речи,

Женщины совет запал в его сердце.

Ткань разорвала, одной его одела,

Тканью второю сама оделась,

За руку взяв, повела, как ребенка,

К стану пастушьему, к скотьим загонам.

Там вокруг них пастухи собралися,

Шепчут они, на него взирая:

"Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем,

Ростом пониже, но костью крепче.

То, верно, Энкиду, порожденье степи,

В эпосе повествуется о полубоге Гильгамеше- могучем воине, царе Урука. Никто не мог сравниться с ним в силе, и несчётные беды принёс он людям, которые обратились к богине Аруру с целью унять царя Урука. И вот богиня Аруру, вняв им, Слепила Энкиду, создала героя», который мог бы обуздать неистовство Гильгамеша»). Шерстью было покрыто его тело, жил среди зверей он, «ни людей, ни мира не ведал». Оберегая зверей от охотников, он вызвал их ненависть к себе, но те ничего не могли с ним поделать.

охотники отправились в Урук и пали в ноги царю Гильгамешу, моля избавить их от ненавистного врага. Гильшамеш свел Энкиду с блудницей Шамхат, которая впоследствии очеловечила Энкиду, он решил прийти в Урук и сразиться с Гильгамешем. Схватились герои в битве, но силой были равны, и Гильгамеш повёл его к своей матери Нинсун, где они братаются, но Энкиду плачет из-за того, что некуда ему приложить свою силу.

Гильгамеш предлагает ему пойти в поход против Хумбабы - хранителя кедровых лесов в Ливане, Энкиду пытается отговорить Гильгамеша, рассказывая, как опасен лес Хумбабы и сам Хумбаба, но Гильгамеш убеждает Энкиду Старейшины Урука тоже пытаются отговорить его, но потом благословляют и просят Энкиду беречь царя. Перед походом они посещают царицу Нинсун, которая тоже беспокоится за сына и приносит жертву богу Шамашу.

Герои опасаются входить в лес, но Гильгамеш подбадривает Энкиду, и они входят во владения Хумбабы и начинают рубить кедры. Появление Хумбабы пугает их, но поддержка Шамаша заставляет друзей напасть на хранителя леса и убить его и семь его одеяний-лучей.

Богиня Иштар предлагает Гильгамешу стать её мужем, но он отказывает. Озлобленная Иштар проситАну создать быка, способного убить героя, но Гильгамеш и Энкиду слаженными действиями побеждают быка. Энкиду снится сон о том, что боги Ану и Энлиль хотят убить его, хотя Шамаш заступается за него. Гильгамеш хочет обратиться с молитвой к Энлилю, но Энкиду отговаривает его, а сам обращается к Шамашу, проклиная охотника и блудницу Шамхат, однако Шамаш указывает Энкиду на то, что дала ему Шамхат, и он отменяет своё проклятье, заменяя его благословением.

Энкиду заболевает и вскоре умирает. Гильгамеш печалится и приказывает сделать статую брата. Гильгамеш уходит в пустыню, в странствие - осознав свою смертность после смерти друга, он устрашается смерти. Путешествуя, он доходит до края мира, где встречает человека-скорпиона и рассказывает ему о своей печали и о том, что хочет найти Утнапишти, единственного человека, получившего бессмертие (по некоторым источникам - предок Гильгамеша), и расспросить его о жизни и смерти. Человек-скорпион говорит, что путь в странуДильмун, куда боги поселили Утнапишти, лежащий через длинную пещеру, страшен и людьми не хожен - только боги ходят этим путём. Гильгамеш не устрашается, и человек-скорпион благословляет его.

со второй попытки он прошёл пещеру и оказался в прекрасном саду из драгоценных каменных деревьев. Там встречает он хозяйку богов Сидури, которая, испугавшись, закрывается от него в доме и сначала не верит, что перед ней Гильгамеш, так как он грязен и худ - Гильгамешу приходится рассказать свою историю. Она пытается убедить его, что бессмертие не положено человеку, не стоит тратить время на поиски - лучше радоваться жизни, но Гильгамеш спрашивает её, как найти Утнапишти, и она говорит, что, кроме Шамаша, никто не сможет переправиться, и только Уршанаби, корабельщик Утнапишти, у которого в лесу идолы, может помочь.

Уршанаби помогает Гильгамешу добраться до Утнапишти. Гильгамеш рассказывает ему о своём горе и спрашивает, как Утнапишти удалось стать равным богам. Утнапишти рассказывает историю о потопе, в котором выжил только он, и боги приняли его к себе, но для Гильгамеша богов на совет не собрать. Утнапишти говорит Гильгамешу, что есть на дне океана цветок, что даёт вечную молодость; тот добывает его и решает сначала испытать его на старцах Урука. Но по пути обратно змея похищает цветок, и Гильгамеш возвращается ни с чем.

В некоторых интерпретациях также присутствует продолжение, в котором Гильгамеш встречается со своим братом Энкиду, вышедшем из загробного мира, и повествующее о тяжком бытии в мире мёртвых (для древних шумеров свойственно довольно мрачное представление о посмертном существовании, в отличие, например, от египтян). После чего Гильгамеш смиряется с участью смертного.

Отдельные шумерские сказания о Гильгамеше были собраны и тщательно обработаны в аккадском эпосе. Сохранилось три версии большой эпической поэмы. Наиболее древней является Старовавилонская версия, от которой сохранились фрагменты пяти таблиц - второй, третьей, четвертой, пятой и десятой, знаменитой таблицы Мейснера , хранящейся в Британском музее. Они датируются XVIII-XVII в. до н. э., но, по-видимому, текст восходит к последней трети III тыс. до н. э.

Найдено также достаточно много фрагментов, относящихся ко второй половине II тыс. до н. э. Эта более поздняя, так называемая Периферийная версия, была широко распространена на всем Ближнем Востоке. На территории Шумера обнаружена таблица из Ура, рассказывающая о болезни Энкиду. В Северной Сирии, в Эмаре, раскопана библиотека XIII в. до н. э., содержащая четвертую и шестую таблицы Периферийной версии. В Мегиддо (близ Хайфы) найден отрывок XIV в. до н. э., описывающий сон Энкиду и его разговор с Гильгамешем. В архиве Хеттского царства из Богазкее (ок. 1400 г. до н. э.) открыто много фрагментов этой поэмы, а также перевод всей Периферийной версии на хеттский и хурритский языки. При раскопках на территории царства Урарту обнаружены три фрагмента поэмы в эламском переводе, датируемые VIII в. до н. э.

Наиболее полная и окончательная версия эпоса о Гильгамеше названа Ниневийской версией по имени города, где в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанапала (VII в. до н. э.) было найдено около десяти экземпляров поэмы, состоящей из одиннадцати таблиц. Считается, что эта версия была составлена ученым “заклинателем” Синликиуннинни, который отредактировал Старовавилонскую версию, произведя замены некоторых слов и выражений. В конце VIII в. до н. э. ассирийский переписчик текстов Набузукупкен добавил к Ниневийской версии двенадцатую таблицу, рассказывающую о похождениях Энкиду в нижнем мире. Она является дословным переводом с шумерского второй части мифа «Гильгемеш, Энкиду и нижний мир » и композиционно с поэмой не связана, хотя и продолжает тему поиска бессмертия.

Поэма «О все видавшем...» («Эпос о Гильгамеше») публикуется в переводе И. М. Дьяконова. Текст разбит на части в соответствии с глиняными табличками, найденными при раскопках библиотеки Ашшурбанапала в Ниневии. Звездочкой (*) отмечены стихи, отсутствовавшие в тексте библиотеки Ашшурбанапала и восстановленные по другим копиям текста.

Таблица I

Даже будущий царь не построит такого, -

Поднимись и пройди по стенам Урука,

Обозри основанье, кирпичи ощупай:

Его кирпичи не обожжены ли

И заложены стены не семью ль мудрецами?

Велик он более всех человеков,

На две трети он бог, на одну - человек он,

Образ его тела на вид несравненен,

Стену Урука он возносит.

Буйный муж, чья глава, как у тура, подъята,

Все его товарищи встают по барабану!

По спальням страшатся мужи Урука:

“Отцу Гильгамеш не оставит сына!

Гильгамеш ли то, пастырь огражденного Урука,

Он ли пастырь сынов Урука,

Мощный, славный, все постигший?

Часто их жалобу слыхивали боги,

Боги небес призвали владыку Урука:

“Создал ты буйного сына, чья глава, как у тура, подъята,

Чье оружье в бою не имеет равных, -

Все его товарищи встают по барабану,

Отцам Гильгамеш сыновей не оставит!

Днем и ночью буйствует плотью:

Он ли - пастырь огражденного Урука,

Он ли пастырь сынов Урука,

Мощный, славный, всё постигший?

Матери Гильгамеш не оставит девы,

Зачатой героем, суженой мужу!”

Часто их жалобу слыхивал Ану .

Воззвали они к великой Аруру:

“Аруру, ты создала Гильгамеша,

Теперь создай ему подобье!

Когда отвагой с Гильгамешем он сравнится,

Пусть соревнуются, Урук да отдыхает”.

Аруру, услышав эти речи,

Шерстью покрыто все его тело,

Подобно женщине, волосы носит,

Пряди волос как хлеба густые;

Ни людей, ни мира не ведал,

Одеждой одет он, словно Сумукан .

Человек - ловец-охотник

Перед водопоем его встречает.

Первый день, и второй, и третий

Перед водопоем его встречает.

Увидел охотник - в лице изменился,

Со скотом своим домой вернулся,

Устрашился, умолк, онемел он,

В груди его - скорбь, его лик затмился,

Тоска проникла в его утробу,

Идущему дальним путем стал лицом подобен.

Охотник уста открыл и молвит, вещает он отцу своему:

“Отец, некий муж, что из гор явился, -

Как из камня с небес крепки его руки, -

Я вырою ямы - он их засыплет,

Отец его уста открыл и молвит, вещает он охотнику:

“Сын мой, живет Гильгамеш в Уруке,

Нет никого его сильнее,

Во всей стране рука его могуча,

Иди, лицо к нему обрати ты,

Ему расскажи о силе человека.

Даст тебе он блудницу - приведи ее с собою.

Победит его женщина, как муж могучий!

Когда он поит зверье у водопоя,

Увидев ее, приблизится к ней он -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне!

Совету отца он был послушен,

Охотник отправился к Гильгамешу,

Пустился в путь, стопы обратил к Уруку,

Пред лицом Гильгамеша промолвил слово.

“Некий есть муж, что из гор явился,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!

Бродит вечно по всем горам он,

Постоянно со зверьем к водопою теснится,

Постоянно шаги направляет к водопою.

Боюсь я его, приближаться не смею!

Я вырою ямы - он их засыплет,

Я поставлю ловушки - он их вырвет,

Из рук моих уводит зверье и тварь степную, -

Он мне не дает в степи трудиться!”

Гильгамеш ему вещает, охотнику:

“Иди, мой охотник, блудницу Шамхат приведи с собою,

Когда он поит зверей у водопоя,

Пусть сорвет она одежду, красы свои откроет, -

Ее увидев, к ней подойдет он -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне.

Пошел охотник, блудницу Шамхат увел с собою,

Отправились в путь, пустились в дорогу,

В третий день достигли условленного места.

Охотник и блудница сели в засаду -

Один день, два дня сидят у водопоя.

Приходят звери, пьют у водопоя,

Приходят твари, сердце радуют водою,

И он, Энкиду, чья родина - горы,

Вместе с газелями ест он травы,

Вместе со зверьми к водопою теснится,

Вместе с тварями сердце радует водою.

Увидала Шамхат дикаря-человека,

Мужа-истребителя из глуби степи:

“Вот он, Шамхат! Раскрой свое лоно,

Свой срам обнажи, красы твои да постигнет!

Увидев тебя, к тебе подойдет он -

Не смущайся, прими его дыханье,

Распахни одежду, на тебя да ляжет!

Дай ему наслажденье, дело женщин, -

Покинут его звери, что росли с ним в пустыне,

К тебе он прильнет желанием страстным”.

Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,

Не смущалась, приняла его дыханье,

Распахнула одежду, и лег он сверху,

Наслажденье дала ему, дело женщин,

И к ней он прильнул желанием страстным.

Шесть дней миновало, семь дней миновало -

Неустанно Энкиду познавал блудницу.

Когда же насытился лаской,

К зверью своему обратил лицо он.

Увидав Энкиду, убежали газели,

Степное зверье избегало его тела.

Вскочил Энкиду, - ослабели мышцы,

Остановились ноги, - и ушли его звери.

Смирился Энкиду, - ему, как прежде, не бегать!

Но стал он умней, разуменьем глубже, -

Вернулся и сел у ног блудницы,

Блуднице в лицо он смотрит,

И что скажет блудница, - его слушают уши.

Блудница ему вещает, Энкиду:

“Ты красив, Энкиду, ты богу подобен, -

Зачем со зверьем в степи ты бродишь?

Давай введу тебя в Урук огражденный,

К светлому дому, жилищу Ану,

И, словно тур, кажет мощь свою людям!”

Сказала - ему эти речи приятны,

Его мудрое сердце ищет друга.

Энкиду ей вещает, блуднице:

“Давай же, Шамхат, меня приведи ты

К светлому дому святому, жилищу Ану,

Где Гильгамеш совершенен силой

И, словно тур, кажет мощь свою людям.

Я его вызову, гордо скажу я,

Закричу средь Урука: я - могучий,

Я один лишь меняю судьбы,

Кто в степи рожден, - велика его сила!”

“Пойдем, Энкиду, лицо обрати к Уруку, -

Где бывает Гильгамеш - я подлинно знаю:

Поедем же, Энкиду, в Урук огражденный,

Где гордятся люди царственным платьем,

Что ни день, то они справляют праздник,

Где кимвалов и арф раздаются звуки,

А блудницы. красотою славны:

Сладострастьем полны, - сулят отраду -

Они с ложа ночного великих уводят.

Энкиду, ты не ведаешь жизни, -

Покажу Гильгамеша, что рад стенаньям.

Взгляни на него, в лицо погляди ты -

Прекрасен он мужеством, силой мужскою,

Несет сладострастье всё его тело,

Больше тебя он имеет мощи,

Покоя не знает ни днем, ни ночью!

Энкиду, укроти твою дерзость:

Гильгамеш - его любит Шамаш,

Ану, Эллиль и Эа его вразумили.

Прежде чем с гор ты сюда явился,

Гильгамеш среди Урука во сне тебя видел.

Встал Гильгамеш и сон толкует,

Вещает он своей матери:

“Мать моя, сон я увидел ночью:

Мне явились в нем небесные звезды,

Падал на меня будто камень с неба.

Поднял его - был меня он сильнее,

Тряхнул его - стряхнуть не могу я,

Край Урука к нему поднялся,

Народ к нему толпою теснится,

Все мужи его окружили,

Все товарищи мои целовали ему ноги.

Полюбил я его, как к жене прилепился.

И к ногам твоим его принес я,

Ты же его сравняла со мною”.

Мать Гильгамеша мудрая, - все она знает, - вещает она своему господину,

“Тот, что явился, как небесные звезды,

Что упал на тебя, словно камень с неба, -

Ты поднял его - был тебя он сильнее,

Тряхнул его - и стряхнуть не можешь,

Полюбил его, как к жене прилепился,

И к ногам моим его принес ты,

Я же его сравняла с тобою -

Сильный придет сотоварищ, спаситель друга,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки, -

Ты полюбишь его, как к жене прильнешь ты,

Он будет другом, тебя не покинет -

Сну твоему таково толкованье”.

“Мать моя, снова сон я увидел:

В огражденном Уруке топор упал, а кругом толпились:

Край Урука к нему поднялся,

Против него весь край собрался,

Народ к нему толпою теснится, -

Полюбил я его, как к жене прилепился,

И к ногам твоим его принес я,

Ты же его сравняла со мною”.

Мать Гильгамеша мудрая, - все она знает, - вещает она своему сыну,

Нинсун мудрая, - все она знает, - вещает она Гильгамешу:

“В том топоре ты видел человека,

Ты его полюбишь, как к жене прильнешь ты,

Я же его сравняю с тобою -

Сильный, я сказала, придет сотоварищ, спаситель Друга.

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки!”

Гильгамеш ей, матери своей, вещает:

“Если. Эллиль повелел - да возникнет советчик,

Мне мой друг советчиком да будет,

Я моему другу советчиком да буду!”

Так свои сны истолковал он”.

Рассказала Энкиду Шамхат сны Гильгамеша, и оба стали любиться.

Таблица II

align="center"> Хумбаба, VII в. до н.э. (Британский музей)

Шахмат привела Энкиду к людям, напоила, накормила, одела в красивые одежды, и стал он жить с пастухами, охраняя ночью стада от львов. Но однажды он встретился с Гильгамешем, и случилось все так, как предсказала мудрая Нинсун. Сначала повздорили богатыри, сошлись в битве, и не было на земле сражения подобного этому. Долго они бились, но одолеть друг друга так и не смогли. Зато, обнявшись, стали друзьями. Гильгамеш представил Энкиду своей матери и назвал своим братом.

Шло время, Энкиду все более и более печалился. Гильгамеш стал расспрашивать нового друга о причинах его тоски и тот ответил, что жалеет, когда сила такая буйная и неуемная как у него пропадает без толку в городе.

Тут же предложил Гильгамеш заняться изгнанием всего злого с земли, а начать с гор, где живет чудище злобное по имени Хумбаба (это аккадское имя чудовища, у шумеров оно звучит Хувава). Энкиду предупреждает, что силы в этом бою будут неравные, Хумбабу победить смертные не могут, но правитель Урука уже загорелся походом и его теперь не остановить.

Стали друзья готовиться к походу, мастера им оружие отливали, топоры боевые, кинжалы да палицы. Собрался совет мужей Урука, попробовали отговорить Гильгамеша, но, видя, что бесполезно это, благославили. Помолился царь богу Шамашу , и двинулись они в путь.

В начале таблицы Ниневийской версии недостает - если не считать маленьких обломков с клинописью - около ста тридцати пяти строк, содержавших эпизод, который в Старовавилонской версии - так называемой Пеннсильванской таблице - излагается так:

* “... Энкиду, встань, тебя поведу я

* К храму Эане, жилищу Ану,

* Где Гильгамеш совершенен в деяньях.

* А ты, как себя, его полюбишь!

* Встань с земли, с пастушьего ложа!”

* Услыхал ее слово, воспринял речи,

* Женщины совет запал в его сердце.

* Ткань разорвала, одной его одела,

* Тканью второю сама оделась,

* За руку взяв, повела, как ребенка,

* К стану пастушьему, к скотьим загонам.

* Там вокруг них пастухи собралися,

Шепчут они, на него взирая:

“Муж тот с Гильгамешем сходен обличьем,

Ростом пониже, но костью крепче.

То, верно, Энкиду, порожденье степи,

Во всей стране рука его могуча,

Как из камня с небес, крепки его руки:

* Молоко звериное сосал он!”

* На хлеб, что перед ним положили,

* Смутившись, он глядит и смотрит:

* Не умел Энкиду питаться хлебом,

* Питью сикеры обучен не был.

* Блудница уста открыла, вещает Энкиду:

* “Ешь хлеб, Энкиду, - то свойственно жизни

* Сикеру пей - суждено то миру!”

* Досыта хлеба ел Энкиду,

* Сикеры испил он семь кувшинов.

* Взыграла душа его, разгулялась,

* Его сердце веселилось, лицо сияло.

* Он ощупал свое волосатое тело,

* Умастился елеем, уподобился людям,

* Одеждой оделся, стал похож на мужа.

* Оружие взял, сражался со львами -

* Пастухи покоились ночью.

* Львов побеждал и волков укрощал он -

* Великие пастыри спали:

* Энкиду - их стража, муж неусыпный.

Весть принесли в Урук огражденный Гильгамешу:

* Энкиду с блудницей предавался веселью,

* Поднял взор, человека видит, -

* Вещает он блуднице:

* “Шамхат, приведи человека!

* Зачем он пришел? Хочу знать его имя!”

* Кликнула, блудница человека,

* Тот подошел и его увидел.

* “Куда ты, о муж, поспешаешь? Для чего поход твой трудный?”

* Человек уста открыл, вещает Энкиду:

* “В брачный покой меня позвали,

* Но удел людей - подчиненье высшим!

* Грузит город кирпичом корзины,

* Пропитанье города поручено хохотуньям,

* Только царю огражденного Урука

* Брачный покой открыт бывает,

* Только Гильгамешу, царю огражденного Урука,

* Брачный покой открыт бывает, -

* Обладает он суженой супругой!

* Так это было; скажу я: так и будет,

* Совета богов таково решенье,

* Обрезая пуповину, так ему судили!”

* От слов человека лицом побледнел он.

Недостает около пяти стихов.

* Впереди идет Энкиду, а Шамхат сзади,

Вышел Энкиду на улицу огражденного Урука:

“Назови хоть тридцать могучих, - сражусь я с ними!”

В брачный покой преградил дорогу.

Край Урука к нему поднялся,

Против него весь край собрался,

Народ к нему толпою теснится,

Мужи вкруг него собралися,

Как слабые ребята, целуют ему ноги:

“Прекрасный отныне герой нам явился!”

Было в ту ночь для Ишхары постелено ложе,

Но Гильгамешу, как бог, явился соперник:

В брачный покой Энкиду дверь заградил ногою,

Гильгамешу войти он не дал.

Схватились в двери брачного покоя,

Стали биться на улице, на широкой дороге, -

Обрушились сени, стена содрогнулась.

* Преклонил Гильгамеш на землю колено,

* Он смирил свой гнев, унял свое сердце

* Когда унялось его сердце, Энкиду вещает Гильгамешу:

* “Одного тебя мать родила такого,

Два львенка вместе - льва сильнее!”

Энкиду уста открыл, ему вещает, Гильгамешу:

“Если бы в лес мы с тобою спустились,

Ослабеет тело, олемеют мои руки”.

Гильгамеш уста открыл, вещает он Энкиду:

“Друг мой, ужели мы будем так жалки?

Столько гор уже перешли мы,

Убоимся ли той, что теперь перед нами,

Прежде чем мы нарубим кедра?

Друг мой, в сраженьях ты сведущ, битвы тебе знакомы,

Натирался ты зельем и смерти не страшишься,

Пусть сойдет с твоих рук онеменье,

Пусть покинет слабость твое тело,

Возьмемся за руки, пойдем же, друг мой!

Пусть загорится твое сердце сраженьем!

Забудь о смерти, - достигнешь жизни!

Человек осторожный и неустрашимый,

Идя впереди, себя сохранил бы и товарища спас бы, -

Далеко они свое прославили бы имя!”

Так достигли они до кедрового леса,

Прекратили свои речи и встали оба.

Таблица V

Достигли путешественники наконец кедрового леса и стали рубить деревья. Тут появился Хумбаба, завязалась битва, описание которой почти не сохранилось. Хумбаба был вооружен семью какими-то смертоносными лучами, которые сжигали все вокруг. Однако бог Шамаш был на стороне героев, он послал им на помощь восемь ветров, которые помогли одолеть чудище.

Хумбаба стал молить о пощаде, но Энкиду уговорил друга прикончить его. Убили они Хумбабу с трех ударов и застонали все кедры, скорбя о кончине своего стража. Друзьям удалось также уничтожить и загадочные смертоносные лучи, так что они перестали жечь людей. Всю ночь Гильгамеш рубил кедры, а Энкиду корчевал пни.

Остановились у края леса,

Кедров высоту они видят,

Леса глубину они видят,

Где Хумбаба ходит, - шагов не слышно:

Дороги проложены, путь удобен.

Видят гору кедра, жилище богов, престол Ирнини .

Пред горою кедры несут свою пышность,

Тонь хороша их, полна отрады,

Поросло там терньем, поросло кустами,

Кедры растут, растут олеандры.

Лес на целое поприще рвы окружают,

И еще на две трети рвы окружают.

Далее недостает почти шестидесяти стихов. В сохранившихся отрывках говорится о “выхваченных течах”, “отравленном железе”, о том, что Хумбаба (?) “надел” свои ужасные одеянья-лучи (?), и о возможном “проклятье Эллиля”.

Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:

“Хумбаба [...]

Один - лишь один, ничего он не может,

Чужаками мы здесь будем поодиночке,

По круче один не взойдет, а двое - взберутся,

Втрое скрученный канат не скоро порвется,

Два львенка вместе – льва сильнее!

Далее до конца таблицы V текст Ниневийской версии не сохранился; судя по отрывку хеттского перевода эпоса, герои принялись рубить кедры, но были устрашены появлением Хумбабы, однако Шамаш закричал им с неба, чтобы они не боялись, и послал им на помощь восемь ветров, с помощью которых герои одолели Хумбабу, Хумбаба стал просить пощады, но Энкиду отсоветовал Гильгамешу щадить его. Помимо того, нужно было еще “убить” по отдельности волшебные “лучи-одеянья” Хумбабы. Дальнейшее известно лишь из Старовавилонской версии, в так называемом фрагменте Бауэра .

* Гильгамеш ему вещает, Энкиду:

* “Когда подойдем мы убить Хумбабу,

* Лучи сиянья в смятенье исчезнут,

* Лучи сиянья исчезнут, свет затмится!”

* Энкиду ему вещает, Гильгамешу:

* “Друг мой, птичку поймай, - не уйдут и цыплята!

* Лучи сиянья потом поищем,

* Как цыплята в траве, они разбегутся.

* Самого срази, - а прислужников позже”.

* Как услышал Гильгамеш сотоварища слово, -

* Боевой топор он поднял рукою,

* Выхватил из-за пояса меч свой, -

* Гильгамеш поразил его (Хумбабу) в затылок,

* Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;

* На третьем ударе пал он,

* Замерли его буйные члены,

* Сразили они наземь стража, Хумбабу, -

* На два поприща вокруг застонали кедры:

* С ним вместе убил Энкиду леса и кедры.

* Сразил Энкиду стража леса,

* Чье слово чтили Ливан и Сариа,

* Покой объял высокие горы,

* Покой объял лесистые вершины.

* Он сразил защитников кедра -

* Разбитые лучи Хумбабы.

* Когда их всех семерых убил он,

* Боевую сеть и кинжал в семь талантов, -

* Груз в восемь талантов, - снял с его тела,

Перевод с аккадского И. М. Дьяконова

Хумбаба - вавилонский и новоассирийский аналог шумерского Хувавы . Хувава (акк. Хумбаба ) - в шумеро-аккадской мифологии хранитель вечнозеленых (возможно поэтому бессмертных) кедров. В шумерском эпосе “Гильгамеш и страна жизни” Хувава называет гору Хуррум своим отцом и матерью. Возможно в этом нашло свое отражение знакомство шумеров с хурритами. Хувава представлялся в виде многоногого и многорукого существа, окружённого семью магическими лучами, которые как-то связаны с кедрами. В момент пускания луча кедры, по-видимому, становятся уязвимыми, их можно срубить и тем самым уменьшить силу Хувавы.

Шамаш (акк. солнце ) - бог Солнца в аккадской мифологии, сын Сина, бога Луны, брат богини Иштар, его супруга Айя, посол Бунене. Шамаш почитался как всевидящий и всезнающий судья человеческих деяний. Считалось, что ночью он спускается в нижний мир, принося туда свет, пищу и питье. В Сиппаре его храм назывался Эбарра. Его считали покровителем прорицаний. Иногда изображали в виде старца в зале суда. Хаммурапи поместил облик Шамаша на стеле с законами.

Ограда - здесь то же, что Урук.

Бог Вэр - одна из ипостасей бога грома и дождя Адду.

Эгальмах - храм богини Нинсун в Уруке.

Обычная веревка скручена из двух шнуров, поэтому втрое скрученный канат (или нить) - образ дружбы двоих.

Ирнина - одно из имен богини Иштар.

Ануннаки - в шумеро-аккадской мифологии боги разделялись на две группы: игигов и ануннаков . Суть этого разделения нигде четко не объяснена, в разных мифах одни и те же боги причисляются то к игигам, то к ануннакам. В «Мифе об Атрахасисе» ануннаки занимают господствующее положение, а игиги находятся у них в подчинении. Отцом ануннаков считался бог Ан, в аккадском пантеоне богов - Мардук. Число ануннаков по разным текстам колеблется от 7 до 600, но чаще всего встречается 50 ануннаков.

Думузи (шум. истинный сын , акк. Таммуз ) — божество в шумеро-аккадской мифологии, известное еще со времен списка богов Фары. Его имя упоминается и в Ниппурском царском списке среди царей Ура. Думузи является героем многих мифов, которые можно отнести к циклу “Думузи и Инанна” («Думузи и Энкимду », «Нисхождение Инанны в нижний мир »), где он выступает в роли супруга богини. Упоминается также в мифах «Энки и мировой порядок ». Думузи - умирающий и воскресающий бог, культ которого был очень широко распрастранен в Месопотамии и связан с сезонностью сельскохозяйственных работ.

Ишуллану - в аккадской мифологии садовник Ану, отца богини Иштар. За отказ разделить любовь с богиней был превращен ею в животное - то ли крота, то ли паука.

Эрешкигаль (шум. хозяйка большой земли ) - в шумеро-аккадской мифологии владычица подземного царства, сестра и соперница Инанны (Иштар). Судя по мифу «Гильгамеш, Энкиду и нижний мир », Эрешкигаль получает подземное царство в качестве “подарка”. О власти богини подробно рассказывается в шумерском мифе «Нисхождение Инанны в нижний мир » и в аккадском тексте «Нисхождение Иштар ». В вавилонском мифе «Нергал и Эрешкигаль» говорится о том, что ей пришлось разделить свое владычество над подземным царством с богом Нергалом.

Белет-Цери - аккадское имя женщины-писца подземного мира, соответствующей шумерской Гештинанне. В аккадской мифологии супруга бога кочевых племён Марту (Амурру).

Ур-Шанаби - в шумерском подземном мире перевозчик через реку. Его супруга богиня Нанше.