Рина Михеева и ее "Тайна камня"

Мои друзья и авторы замечательных повестей в жанре фэнтэзи, волшебный мир которых - лишь великолепная декорация для выражения мыслей, идей, убеждений. Однако принципы эти не выпирают из текста, а повествование - захватывающее и динамичное. Не устаю удивляться авторскому воображению, наполнившему свои сказочные миры удивительными героями. Привожу здесь только примеры произведений этих авторов, но поверьте, другие - не менее интересны.

Мой давний друг и соавтор Денис Васильев (известен еще как Рыбин-Окский, Осенний Романтик - по ряду причин в инет-ресурсах публикуется под псевдонимами), автор двух поэтических сборников "Комментарии к жизни" (2006) и "Исповедь ремесленника" (2013). Мы вместе работали над романом "Менеджеры" (в настоящий момент роман снова редактируется). Денис пишет в жанре исторической фантастики, прозаической миниатюры, хокку-подобий.

Не могу не сказать здесь слов благодарности Вите и Денису за неизменную многолетнюю поддержку и помощь в любых моих начинаниях, и нередко - за новые идеи и вдохновение.

Ирина Митрофанова - выпускница Литературного института им.Горького, мой друг по замечательному журналу "Артбухта" , автор чудесных повестей и новелл в самых различных жанрах. В них живут и детские воспоминания, и житейские перипетии, а откровенные события из собственной биографии переплетаются с фантастической реальностью. Но всё это объединяет удивительный авторский слог, завораживающая речь, такая, что стоит только открыть первую страницу книги Ирины "Неловкие души" , как оторваться уже будет невозможно.

Простите, если кого-то забыла или не успела добавить. Раздел будет постоянно пополняться.

Есть дар увлекательно писать об обыденном. Точнее, показывать, что ничего "обыденного" не существует. Не бывает "обыкновенных историй": каждый человек уникален, каждая ситуация неповторима, самые интересные сюжеты рождает жизнь.

Сборник "Неловкие души" начинается с истории о детях, которые фантазируют, создавая сказочные миры. Вроде бы, обычная тема для слащавого рассказика о том, как хорошо быть беззаботным ребёнком. Но маленькие герои Митрофановой, Ира и Егор, придумывают игру - вешать принцев, которые сватаются к Ире. Бабушка, видя это, испуганно кудахчет - хотя чего уж тут, в сказках такое бывает часто: и вешают принцев, и головы отрубают... Дедушка решает подыграть детям: "Ну кто же так вешает? Вот как надо!" Что называется, разрыв шаблона и у бабушки, и у читателя.

Почти каждый рассказ сборника - маленький разрыв шаблона. Мужчина заводит роман с чужой женой - это обыденно. Обманутый муж, как выясняется, обо всём знает и нисколько не возражает - уже странно. (Рассказ "Имя на двоих".) Старик полюбил молодую женщину - такое бывает. Чтобы завоевать её, предложил ей вместе написать книгу - это уже что-то не из этого века. ("Литературный роман".) Или такая ситуация: девушка мечтает о красивой романтичной любви, из-за этого у неё не получается строить отношения с теми мужчинами, кому нужен только секс. А есть какие-то другие мужчины? Оказывается, есть, но брак с таким мужчиной не гарантирует пресловутого "счастья в личной жизни".. ("Аполлон".)

Митрофанова пишет о вечном. О человеческих взаимоотношениях. О столкновениях харктеров. О детях, которым "всё вокруг казалось дивным". Даже о животных: двухстраничная зарисовка "Кошкина любовь" - едва ли не самое трогательное произведение сборника. Герои Митрофановой существуют вне времени. История, случившаяся со слабохарактерным Виталием ("Гидра", "Одно имя на двоих"), которого подчинила себе властная Людмила, что была старше его на несколько лет, могла произойти в любом веке. Смена эпох происходит где-то на заднем плане и напоминает о себе лишь сюжетными мелочами вроде старого теплохода, купленного Виталием и Людмилой, чтобы открыть своё дело и выжить в трудные времена.

"Неловкие души" не просто сборник, а некое цельное произведение, роман-мозаика. Иногда автор рассказывает несколько историй об одних и тех же героях, иногда делает второстепенного героя одного рассказа главным героем другого, иногда возвращается к тем героям, о которых писала в начале книги. Организован сборник весьма хитроумно: начинается всё с небольших, бессюжетных, при этом изящных зарисовок о детстве, которые читатель проглатывает моментально и хочет добавки. Чем дальше, тем взрослее становятся герои, тем крупнее становятся произведения, тем сильнее выделяется сюжетный стержень. Некоторые истории даже смогли бы стать основой для целого романа... хотя зачем? Говорят, что реализм сейчас не в почёте. У писателя-реалиста больше шансов достучаться до читателя именно с малыми формами.

Ирина Митрофанова умеет достучаться. Её проза уютна (по-другому не скажешь), поэтична и неназойлива: Митрофанова не давит на жалость, не перебарщивает с юмором, не злоупотребляет цветистыми описаниями, но рассказы сборника "Неловкие души" вызывают и грусть, и улыбку, они ярки и искренни. К сожалению, издатели подобную прозу не жалуют: сборник издан тиражом всего 300 экземпляров. К счастью, один экземпляр теперь есть в нашей библиотеке.

Волшебный колодец и прочие глупости

О книге Ирины Митрофановой «Неловкие души»

Нет-нет, никакого волшебного колодца в этой книжке нет. Что вы. Хотя… Конечно же, да – есть. Омут. Зазеркальная кроличья нора, пруд, озеро, провал, как угодно… Прозрачные двери восприятия, в которые ныряешь и постепенно погружаешься, читая эту книгу. Впрочем… опять-таки — не то. Не так. Всё мягче, нежнее, даже призрачнее, магически происходит. И прежде чем читать – нужно погрузиться в тишину. В ту самую тишину созерцания, о которой говорил Григорий Померанц, а до него многие восточные и западные философы-мыслители. Отключите фейсбуки, телеэкраны, все эти повседневные гонки-заботы, неудовлетворенности собственной жизнью, сбегите куда-нибудь, в девственную тишину, не беспокойтесь, не тревожьтесь и лучше заройте в речной песок свой мобильный телефон.
Послушайте. Прислушайтесь. Слышите? Как медленно, вечно, чудесно, неспешно вращается наш Земной шар, и мы, все мы, на нем тихо движемся, шелестим. Плывем куда-то. Это он, шуршащий, напоминающий шум моря, глубинный звук жизни.
Ну вот, а теперь открывайте книгу «Неловкие души». И когда начнете читать – почувствуете, что пуповина, когда-то соединяющая вас с праматеринским лоном, которую вам (или вы сами) зачем-то перерезали, вновь появилась.
Гм.. легко сказать, да? Погрузиться в тишину… Невозможно ведь. Но жизнь как раз и есть невозможная вещь. Всего-то черточка на могильном камне между двумя датами – но сколько же в ней километров Марианской впадины. Не ныряли? Да-да, вот так и надо, не только читать, но и вообще все самое главное в жизни делать – в блаженном отстранении от наносной чепухи. И тогда:
«Круг света на траве, с серыми пятнами и разводами, похож на луну, может, это она и свалилась. Встаю в этот круг, ногам тепло. А вокруг ничего не видно, чернота, выставляю руки за границу света, они в темноте тонут, будто тают. Но нет, пальцы шевелятся, на месте руки, только там им не жарко, не холодно, не тепло, не прохладно, никак. И тут я понимаю, что за пределами моего круга ничего нет, в пустоте он висит. Смотрю себе под ноги, свет начинает бледнеть и уже не греет, и, когда он погаснет, я упаду, и буду падать долго-долго, нет, всегда буду падать. Но я не боюсь, я хочу этого… Хочу… Проснулась раньше, чем круг растаял».
И я хотел, и я проснулся раньше, чем круг растаял – когда книжка закончилась. А если честно: вообще не хотелось просыпаться. Хотя, может, и не сон это? А настоящее, подлинный мир, в котором только и надо людям жить? Чтобы не было злобы, дрязг, чванства, презрений, войн, гордынь, чтобы не мерялись, кто лучше, а кто хуже. Все – лучше! Только попав в долго едущий поезд, на верхнюю полку купе, один – то есть окутавшись той самой тишиной – только тогда я по-настоящему зачитался «Неловкими душами». Читал, легко обрывал на полуслове, и удивительно: совсем не зудело узнать, что будет дальше. Потом, когда вновь начинало мерно убаюкивать, и за окном опять бежали поля и невидимые города, я снова погружался в этот волшебный колодец, стенки которого раздвигались, и плыл навстречу, снизу, беспрестанно расширяющийся мир детства, взросления, любви-нелюбви, «тоски-нетоски» (помните, как в фильме «Андеграунд», в конце, когда герой нырял и плыл?), и русалочка пела из омута, затягивая всё дальше, но я не боялся, плыл и плыл, и заплывал в самые глубинные дали. Даже до смерти – заплывал.
Нет, не пугайтесь (я ж не испугался) – нет там про плохое, про загробное. Там с улыбкой все, с очень доброй улыбкой, какая бывает у детей и у хороших задумчивых взрослых. Такая улыбка, как у настоящих мудрых стариков и старух.
«- Ну, сколько Бог даст, поживем, конечно, — улыбнулась баба Вера, — но о смерти–то ведь забывать нельзя, смерть — дело серьезное».
Странное ощущение: начинается сборник с рассказов о детстве – «Элимонец и прочие глупости», «Кошкина любовь», «Пашкино кладбище», «Море-мычало», — и появляется вдруг в этих историях какая-то трагическая взрослость. А потом, когда пошли новеллы о взрослой жизни – «Кукла Катя», «Женщины», «Гидра», «Имя на двоих», «Случайный человек», «Монолог разлюбившей» — возникает атмосфера робкого, упрямого детства. И при этом — никакой слюнявой девичьей сентиментальности! Напротив, местами даже жестко, безжалостно, именно как бывает у детей и понимающих всё (хотя и мало что умеющих) взрослых. И еще – не та какая-то тут любовь описывается, не общепринятая, что ли, не сытная, не яркая, без страстей. Не та любовь, что раз, вспышка – и навсегда, до смертного одра – с криками, ссорами, разборками, уходами, возвращениями. Она какая-то…Чистая…
«И мне захотелось тебе раннее детство подарить, когда жизнь со сказкой смешивается… Мне хотелось взять тебя за руку и повести на экскурсию в свое прошлое, я бы показала тебе всё самое дорогое, самое сокровенное, а потом мы бы отправились в твоё. Впрочем, неважно — в чью страну сначала. Всё живое с тобой будто проснулось и умылось чистой холодной водой. И глаза заблестели, и все такое яркое кругом, четкое. Проявилось вдруг, будто пыли больше нет и нет стекла, настолько чистое. Может, помнишь, как раньше фотографии делали дома. Бумага намокает, свет розоватый, и потом – очертания робкие, а потом все увереннее и увереннее, и вдруг картинка, главное – не передержать. Рождение маленького мира. Мне бы хотелось с тобой так, проявиться на фотографии…».
Да, да. Проявляется всё, как на фотографии. Той самой, которую ты создаешь один, в темноте. Магическое, волшебное действо. Вроде всё понарошку – но вдруг появляются очертания людей, лиц, вещей, милых глупостей, которыми увешана комната дедушки и которые так нужны нам во взрослости, потому что без этих глупостей – холодная пустота.
Куклы в «Неловких душах» стареют и седеют, как люди, а герои живут не в одной какой-то стране, в собственных странах-мирах живут, которые нередко живее, реальнее, чудеснее и честнее нашей тусклой реальности. Все не «по-детскому» и не по-взрослому, а по-вечному. Как, собственно, и должно быть. Что? Разве забыли вы, что существует еще и такой особенный возраст – вечный? Вот об этом «Неловкие души». О млечном пути человеческом – без возраста, статуса, старости, смерти – о вечном пути.
«И вот мы летим: черное и белое перо в ясной ночи. Неслышно кружимся в такт, скользим по бликам серебряным, нет, фиолетовым, дымчатым; всё живое, меняется, кружится, кружится… Раствориться бы в темноте, расплескаться по млечному пути, туда – в бьющийся хрусталь, исчезнуть совсем в звездной пыли…»

ВАЛЕРИЙ БЫЛИНСКИЙ

Ребят, вот я всегда боялась одной вещи: "Артбухта" становится эдаким междусобойчиком "для своих". Если кто-то вклинился со своим неравнодушным мнением, идущим вразрез - ему и зависть, и ненависть припишут, и зомби объявят... Давайте задумаемся, что сейчас происходит...

Обсуждение писательской этики, которой, оказывается, нет и быть не может - это всё же не "обсуждение сплетен". И где еще мы можем честно обсудить такие вопросы, как не тут? По моему скромному мнению, чем люди ближе, тем строже они должны быть друг к другу. Ну, давайте будем хором хвалить "диву дивную", оставив за бортом "пней цветущих" (что-то не припомню я подобных образов ни у Л.Н., ни у Ингвара Короткова). Давайте все сольемся в эдаком экстазе ("за что же, не боясь греха" и т.д.), что у нас получится? "Лягушачий концерт"? (кстати, очень люблю эту вещь у Иры).

Мы тут вроде бы претендуем на то, чтобы считаться людьми культурными. Тогда давайте переведем на русский язык крылатую фразу Саши Петрова, с которой он выскакивает во всех местах сети, если только кто-то заикнется о том, что такое хорошо и что такое плохо.
"писательская этика может быть только одна - плевать на всякую этику" (С.Петров). По-русски это означает, что писатель - это такой человек, у которого не должно быть - ни стыда, ни совести. И как только кто-то осмелится посягнуть на эту кастовую привилегию и воззвать к одному из этих древних понятий (ну, чтобы хоть задумался-то человек), ему тут же укажут его место. Мол, и автор ничего не говорит и не отрицает, и написано-то живенько, и вообще, "пень ты цветущий", иди кабачки у себя в огороде сажай, раз ничего в литературе не смыслишь, а всё на жизнь переводишь...

И еще. Чтобы "этика" стала "писательской", надо еще стать писателем. Издать книжку за свой счет и причислять себя к касте, которой всё можно - это курьез, не более того.

Нет, и еще чуть-чуть добавлю))
Редактора и издатели - это люди, которые, наступая на горло собственной песне, так сказать, занимаются продвижением авторов - будущих писателей. Как правило, это самые талантливые писатели, которые не пишут или почти не пишут только лишь потому, что всё их время занимает вычитывание и продвижение чужих текстов. Приведу примеры таких людей, которые как мамы-папы для своих авторов, учеников, птенцов и т.д. Это и Геннадий Красников, один из выдающихся современных поэтов, который в последние годы не занимается своим творчеством, т.к. хочет успеть собрать под своим крылом все лучшее, что есть в поэзии, и дать путевку в жизнь. Это и Герман Арзуманов, прозаик, несколько лет за свой счет издающий журнал "Лампа и дымоход". Это, в конце концов, и Екатерина Злобина, талантливейшая писательница, до сих пор не издавшая свою книгу. Почему? Потому что когда были средства, она вместе с нами вкладывала их в альманахи - для всех! Когда было время довести книгу до ума, она занималась опять же - авторами, их публикациями на сайте, в альманахе, беседами с ними, редактированием их... А теперь - прочитайте еще раз эту фразу, все, кто вольно или невольно согласился с ней в начале диалога:

"писательская этика может быть только одна - плевать на всякую этику".

Как, не стыдно? Ради таких писателей гробят свою жизнь и свой талант эти люди?

См. также в других словарях:

Герцен, Александр Иванович - — родился 25 го марта 1812 г. в Москве. Он был внебрачным сыном родовитого московского помещика Ивана Алексеевича Яковлева. Последний принадлежал к тому поколению, которое Г. впоследствии называл "иностранцами дома, иностранцами в… …

Радищев, Александр Николаевич - писатель; род. 20 го августа 1749 года. Дворянский род Радищевых, по семейному преданию, происходит от татарского князя Куная, добровольно сдавшегося России при взятии Казани Иваном Грозным. Мурза Кунай крестился, назван был при крещении… … Большая биографическая энциклопедия

Толстой, граф Алексей Константинович - известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница гр. А. К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца гр. Константина Петровича Т. (брата известного… … Большая биографическая энциклопедия

- (граф) известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница гр. А. К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца гр. Константина Петровича Т. (брата… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Толстой Алексей Константинович - Толстой (граф Алексей Константинович) известный поэт и драматург. Родился 24 августа 1817 г. в Петербурге. Мать его, красавица Анна Алексеевна Перовская, воспитанница графа А.К. Разумовского, вышла в 1816 г. замуж за пожилого вдовца графа… … Биографический словарь