Антон Пришелец (Антон Ильич Ходаков) – советский поэт. Родился Антон 20 декабря 1892 (1 января 1893) в Саратовской губернии - в селе Безлесье Балашовского уезда в крестьянской семье. . .
Антон Пришелец работал журналистом в Балашове, в 1922 г. переехал в Москву, где работал в редакции «Рабочей газеты». Антон Пришелец печатался в журналах «Красная новь», «Новый мир», «Недра», «Молодая гвардия», «Октябрь» и других. . .
В 1920 г. Антон Пришелец опубликовал свой первый сборник стихов «Зорьные зовы», затем - «Стихи о деревне», «Мой костер», «Зерно», «Зеленый ветер», «Тропинка милая», «Охапка сена», «Полынья», «Излучина» и другие. Всего Антон Пришелец за свою жизнь выпустил 15 поэтических сборников. . .
Антон Пришелец - автор популярных песен: «У дороги чибис», «Ой ты, рожь», «Куда бежишь, тропинка милая», «Жизнь моя, любовь моя» и других. Среди соавторов песен Антона Пришельца - такие известные советские композиторы, как С. Прокофьев, С. Кац, С. Туликов, В. Мурадели. . .

* * * * * * * * * * *

Рецензии о поэзии

"Поэзия родной земли"
"Литературная газета" №150, 17.12.1955

Поэт рассказывает, как в детстве ему, открылся мир простой и задушевной красоты. Свое преклонение перед нею он пронёс через всю жизнь. Не только образы и звуки сберегла ему память, он сохранил большее: восторг перед щедростью природы, ясную и гордую веру в человека. Он бережно подбирает приметы родного края: волжский разлив, степной простор, саратовские частушки… Он рассказывает о хлебопашцах и воинах, о детях и девушках незатейливыми и точными словами. Правда детских впечатлений, подтвержденная всей последующей жизнью, стала правдой его поэзии.
В этом – обаяние книги стихов Антона Пришельца «Мой костер» («Советский писатель», 1955). В ней нет разнообразия и сложности, но удивительно се постоянство и единство. Тема её – родная страна, скромная прелесть природы, сила и талантливость народа. В его стихах красивы каждая яблоня и каждый степной колодец. Река Хопёр, Сенежское озеро, станция Расторгуево, волжские плёсы – не случайные поэтические этикетки, а точно названные любимые места. Увиденное и пережитое не украшено и не возвышено. Оно осталось обычным и знакомым, только согрето лирическим чувством. Так написаны и пейзажи и люди. К Пришельцу можно отнестись доверчиво, он выступает без позы. Поэт не знает восклицательных знаков. Он уважительно говорит о труде и о подвиге. Молодой боец «не мечтал прославиться героем», но под огнём переплыл с товарищами реку и пять часов оборонялся от жестокого натиска на узком клочке земли. «Ну, вот и всё, чем отличился он». У Пришельца не встретишь «яростной» любви, но горит в его стихах скромное чувство и утверждается молчаливая верность.
Августовской степи теплынь,
Мотыльковая легкость платья,
Горько пахнущая полынь
И две ёлочки на закате. . .
Стихи Пришельца читаешь, как страницы дневника, где летопись событий и личная жизнь нераздельны. Колхозная электростанция на маленькой речке. Голубые майки физкультурного парада. Ожидание фронтовых писем. Скорбь родителей, потерявших сына. В написанном об этом стихотворении «Твой портрет» поэт задушевно говорит с читателем. Надежда и счастье воплощены сильнее, чем печаль. Цикл стихов о погибшем воине торжественно и светло заканчивается стихотворением «Родине». Близость к природе и единство с людьми – лейтмотивы поэтических переживаний, поэтому так непосредственно выражено в поэзии Пришельца чувство Родины.
Сборник Пришельца назван «Мой костер». Можно припомнить известный романс Полонского и другое стихотворение его, обращенное к Тютчеву, где поэзия уподобляется костру, согревающему усталого спутника: Тютчев ответил четверостишьем «Другу моему Я. Полонскому» («Нет боле искр живых на голос твой приветный»). Такой же костёр у Пришельца, только огонёк его «веселый». Конечно, ассоциация эта не случайна. В стихах Пришельца порой слышатся интонации Некрасова, Лермонтова, Тютчева, даже фетовские соловьи поют в его стихах. Это органично для поэта. Он продолжает линию русского поэтического пейзажа, которая идёт от «Родины» Лермонтова к есенинской «Анне Снегиной». У поэтов прошлого восприятие природы нередко отягощалось трагическими нотами, у Пришельца пейзаж почти всегда одушевлён полнотой счастья. То же и в песнях Пришельца: они написаны интонациями русского романса, но в собственном, мажорном и сердечном тоне. «Куда бежишь, тропинка милая?» – как народная запевка, музыка тут необходима.
Стихи Пришельца привлекают свежестью, но не всегда оставляют впечатление законченности. Кажется, поэт понимает это сам: он много раз варьирует тему, не предлагая окончательных решений. В его стихах трудно сделать выбор, их нужно читать все вместе. Это можно воспринять, как недостаток. Но можно сказать и так: перед нами лирическая повесть, неторопливая и откровенная..."

Предисловие

Ныне хорошо известны книги Василия Васильевича Розанова, среди них «Уединенное», «Опавшие листья» (короб первый и второй), составившие его необычайную трилогию. В 1994 году впервые издано «Мимолетное. 1915 год», печатались фрагменты из «Мимолетного 1914 год», из «Сахарны» (1913). Но вот о книге Розанова «Последние листья. 1916 год» в розановедении не было слышно. Считалось, что записи не сохранились. Но история вновь подтвердила, что «рукописи не горят».

Розанов - создатель особого художественного жанра, сказавшегося на многих книгах писателей XX века. Его записи в «Уединенном», «Мимолетном» или «Последних листьях» - это не «мысли» Паскаля, не «максимы» Ларошфуко, не «опыты» Монтеня, а интимные высказывания, «сказ души» писателя, обращенный не к «читателю», а в абстрактное «никуда».

«На самом деле человеку и до всего есть дело, и - ни до чего нет дела, - писал Розанов в одном из писем Э.Голлербаху. - В сущности он занят только собою, но так особенно, что занимаясь лишь собою, - и занят вместе целым миром. Я это хорошо помню, и с детства, что мне ни до чего не была дела. И как-то это таинственно и вполне сливалось с тем, что до всего есть дело. Вот поэтому-то особенному слиянию эгоизма и безэгоизма - „Опавшие листья“ и особенно удачны». Розановский жанр «уединенного» - это отчаянная попытка выйти из-за «ужасной занавески», которой литература отгорожена от человека и из-за которой он не то чтобы не хотел, но не мог выйти. Писатель стремился выразить «безъязыковость» простых людей, «затененное существование» человека.

«Собственно, мы хорошо знаем - единственно себя. О всем прочем - догадываемся, спрашиваем. Но если единственная „открывшаяся действительность“ есть „я“, то, очевидно, и рассказывай об этом „я“ (если сумеешь и сможешь). Очень просто произошло „Уединенное“».

Смысл своих записей Розанов видел в попытке сказать то, чего до него никто не говорил, потому что не считал это стоящим внимания. «Я ввел в литературу самое мелочное, мимолетное, невидимые движения души, паутинки бытия», - писал он и пояснял: «У меня есть какой-то фетишизм мелочей. „Мелочи“ суть мои „боги“. Я вечно с ними играюсь в день. А когда их нет: пустыня. И я ее боюсь».

Определяя роль «мелочей», «движений души», Розанов считал, что его записи доступны и «для мелкой жизни, мелкой души», и для «крупного», благодаря достигнутому «пределу вечности». При этом выдумки не разрушают истины, факта: «всякая греза, пожелание, паутинка мысли войдет».

Розанов попытался ухватить внезапно срывающиеся с души восклицании, вздохи, обрывки мыслей и чувств. Суждения бывали нетрадиционные, ошарашивающие читателя своей резкостью, но Василий Васильевич и не пытался их «пригладить». «Собственно, они текут в вас непрерывно, но их не успеваешь (нет бумаги под рукой) заносить, - и они умирают. Потом ни за что не припомнишь. Однако кое-что я успевал заносить на бумагу. Записанное все накапливалось. И вот я решил эти опавшие листы собрать».

Эти «нечаянные восклицания», отражающие «жизнь души», записывались на первых попавшихся листочках и складывались, складывались. Главное был «успеть ухватить», пока не улетело. И подходил к это работе Розанов очень бережно: проставлял даты, размечал порядок записей внутри одного дня.

Предлагаем читателю отдельные записи из книги «Последние листья. 1916 год» которая полностью будет опубликована в выходящем в издательстве «Республика» Собрании сочинений В.В.Розанова в 12 томах.

При публикации сохранены лексические и шрифтовые особенности текста автора.

Публикация и комментарии А.Н. Николюкина.

Корректировал С.Ю. Ясинский

Василий Розанов

ПОСЛЕДНИЕ ЛИСТЬЯ

* * *

Неумная, пошлая, фанфаронная комедия.

Не очень «удавшаяся себе».

Её «удача» произошла от множества очень удачных выражений. От остроумных сопоставлений. И вообще от множества остроумных подробностей.

Но, поистине, лучше бы их всех не было. Они закрыли собою недостаток «целого», души. Ведь в «Горе от ума» нет никакой души и даже нет мысли. По существу это глупая комедия, написанная без темы «другом Булгарина» (очень характерно)…

Но она вертлява, игрива, блестит каким-то «заимствованным от французов» серебром («Альцест и Чацкий» А.Веселовского), и понравилась невежественным русским тех дней и последующих дней.

Через «удачу» она оплоскодонила русских. Милые и глубокомысленные русские стали на 75 лет какими-то балаболками. «Что не удалось Булгарину - удалось мне», - мог бы сказать плоскоголовый Грибоедов.

Милые русские: кто не ел вашу душу. Кто не съедал ее. Винить ли вас, что такие глупые сейчас.

Самое лицо его - лицо какого-то корректного чиновника Мин. иностр. дел - в высшей степени противно. И я не понимаю, за что его так любила его Нина.

«Ну, это особое дело, розановское». Разве так.

* * *

Темный и злой человек, но с ярким до непереносимости лицом, притом совершенно нового в литературе стиля. (resume о Некрасове )

В литературу он именно «пришел», был «пришелец» в ней, как и в Петербург «пришел», с палкою и узелком, где было завязано его имущество. «Пришел» добывать, устроиться, разбогатеть и быть сильным.

Он, собственно, не знал, как это «выйдет», и ему было совершенно все равно, как «выйдет». Книжка его «Мечты и звуки», - сборник жалких и льстивых стихов к лицам и событиям, показывает, до чего он мало думал быть литератором, приноровляясь «туда и сюда», «туда и сюда». Он мог быть и слугою, рабом или раболепным царедворцем - если бы «вышло», если бы продолжалась линия и традиция людей «в случае».

На куртаге случилось оступиться, -
Изволили смеяться…
Упал он больно, встал здорово.
Был высочайшею пожалован улыбкой.

Все это могло бы случиться, если бы Некрасов «пришел» в Петербург лет на 70 ранее. Но уже недаром он назывался не Державиным, а Некрасовым. Есть что-то такое в фамилии. Магия имен…

Внутренних препон «на куртаге оступиться» в нем не было никаких: и в Екатерининскую эпоху, в Елизаветинскую эпоху, а лучше всего - в эпоху Анны и Бирона он, в качестве 11-го прихлебателя у «временщика», мог бы на иных путях и иными способами сделать ту «счастливую фортуну», какую лет 70 «после» ему приходилось сделать, и он сделал естественно уже совершенно другими способами.

Как Бертольд Шварц - черный монах - делая алхимические опыты, «открыл порох», смешав уголь, селитру и серу, так, марая разный макулатурный вздор Некрасов написал одно стихотворение «в его насмешливом тоне», - в том знаменитом впоследствии «некрасовском стихосложении», в каком написаны первые и лучшие стихи его, и показал Белинскому, с которым был знаком и обдумывал разные литературные предприятия, отчасти «толкая вперед» приятеля, отчасти думая им «воспользоваться как-нибудь». Жадный до слова, чуткий к слову, воспитанный на Пушкине и Гофмане, на Купере и Вальтер-Скотте словесник удивленно воскликнул:

Какой талант . И какой топор ваш талант.

Это восклицание Белинского, сказанное в убогой квартирке в Петербурге, было историческим фактом - решительно начавшим новую эру в истории русской литературы.

Некрасов сообразил. Золото, если оно лежит в шкатулке, еще драгоценнее, чем если оно нашито на придворной ливрее. И главное, в шкатулке может лежать его гораздо больше, чем на ливрее. Времена - иные. Не двор, а улица. И улица мне даст больше, чем двор. А главное или, по крайней мере, очень важное - что все это гораздо легче, расчет тут вернее, вырасту я «пышнее» и «сам». На куртаге «оступиться» - старье. Время - перелома, время - брожения. Время, когда одно уходит, другое - приходит. Время не Фамусовых и Державиных, а Figaro-ci, Figaro-la" (Фигаро здесь, Фигаро там (фр. )).

Моментально он «перестроил рояль», вложив в него совершенно новую «клавиатуру». «Топор - это хорошо. Именно топор. Отчего же? Он может быть лирой. Время аркадских пастушков прошло».

Прошло время Пушкина, Державина, Жуковского. О Батюшкове, Веневитинове, Козлове, кн. Одоевском, Подолинском - он едва ли слыхал. Но и Пушкина, с которым со временем он начал «тягаться», как властитель дум целой эпохи, - он едва ли читал когда-нибудь с каким-нибудь волнением и знал лишь настолько, чтобы написать параллель ему, вроде:

Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.

Но суть в том, что он был совершенно нов и совершенно «пришелец». Пришелец в «литературу» еще более, чем пришелец «в Петербург». Как ему были совершенно чужды «дворцы» князей и вельмож, он в них не входил и ничего там не знал, так он был чужд и почти не читал русской литературы; и не продолжил в ней никакой традиции. Все эти «Светланы», баллады, «Леноры», «Песнь во стане русских воинов» были чужды ему, вышедшему из разоренной, глубоко расстроенной и никогда не благоустроенной родительской семьи и бедной дворянской вотчины. Сзади - ничего. Но и впереди - ничего. Кто он? Семьянин? Звено дворянского рода (мать - полька)? Обыватель? Чиновник или вообще служитель государства? Купец? Живописец? Промышленник? Некрасов-то? Ха-ха-ха…

Розанов В В

Последние листья, 1916 год

Title: Купить книгу "Последние листья, 1916 год": feed_id: 5296 pattern_id: 2266 book_

Последние листья. 1916 год

3.I.1916 Неумная, пошлая, фанфаронная комедия. Не очень "удавшаяся себе". Е° "удача" произошла от множества очень удачных выражений. От остроумных сопоставлений. И вообще от множества остроумных подробностей. Но, поистине, лучше бы их всех не было. Они закрыли собою недостаток "целого", души. Ведь в "Горе от ума" нет никакой души и даже нет мысли. По существу это глупая комедия, написанная без темы "другом Булгарина" (очень характерно)... Но она вертлява, игрива, блестит каким-то "заимствованным от французов" серебром ("Альцест и Чацкий"1 А.Веселовского), и понравилась невежественным русским тех дней и последующих дней. Через "удачу" она оплоскодонила русских. Милые и глубокомысленные русские стали на 75 лет какими-то балаболками. "Что не удалось Булгарину - удалось мне", - мог бы сказать плоскоголовый Грибоедов. Милые русские: кто не ел вашу душу. Кто не съедал ее. Винить ли вас, что такие глупые сейчас. Самое лицо его - лицо какого-то корректного чиновника Мин.иностр.дел - в высшей степени противно. И я не понимаю, за что его так любила его Нина. "Ну, это особое дело, розановское". Разве так. 10.I.1916 Темный и злой человек, но с ярким до непереносимости лицом, притом совершенно нового в литературе стиля. (resume о Некрасове) В литературу он именно "пришел", был "пришелец" в ней, как и в Петербург "пришел", с палкою и узелком, где было завязано его имущество. "Пришел" добывать, устроиться, разбогатеть и быть сильным. Он, собственно, не знал, как это "выйдет", и ему было совершенно все равно, как "выйдет". Книжка его "Мечты и звуки"2, - сборник жалких и льстивых стихов к лицам и событиям, показывает, до чего он мало думал быть литератором, приноровляясь "туда и сюда", "туда и сюда". Он мог быть и слугою, рабом или раболепным царедворцем - если бы "вышло", если бы продолжалась линия и традиция людей "в случае". На куртаге случилось оступиться, Изволили смеяться... Упал он больно, встал здорово. Был высочайшею пожалован улыбкой3. Все это могло бы случиться, если бы Некрасов "пришел" в Петербург лет на 70 ранее. Но уже недаром он назывался не Державиным, а Некрасовым. Есть что-то такое в фамилии. Магия имен... Внутренних препон "на куртаге оступиться" в нем не было никаких: и в Екатерининскую эпоху, в Елизаветинскую эпоху, а лучше всего - в эпоху Анны и Бирона он, в качестве 11-го прихлебателя у "временщика", мог бы на иных путях и иными способами сделать ту "счастливую фортуну", какую лет 70 "после" ему приходилось сделать, и он сделал естественно уже совершенно другими способами. Как Бертольд Шварц - черный монах - делая алхимические опыты, "открыл порох", смешав уголь, селитру и серу, так, марая разный макулатурный вздор Некрасов написал одно стихотворение "в его насмешливом тоне", - в том знаменитом впоследствии "некрасовском стихосложении", в каком написаны первые и лучшие стихи его, и показал Белинскому, с которым был знаком и обдумывал разные литературные предприятия, отчасти "толкая вперед" приятеля, отчасти думая им "воспользоваться как-нибудь". Жадный до слова, чуткий к слову, воспитанный на Пушкине и Гофмане, на Купере и Вальтер-Скотте словесник удивленно воскликнул: - Какой талант. И какой топор ваш талант4. Это восклицание Белинского, сказанное в убогой квартирке в Петербурге, было историческим фактом - решительно начавшим новую эру в истории русской литературы. Некрасов сообразил. Золото, если оно лежит в шкатулке, еще драгоценнее, чем если оно нашито на придворной ливрее. И главное, в шкатулке может лежать его гораздо больше, чем на ливрее. Времена - иные. Не двор, а улица. И улица мне даст больше, чем двор. А главное или, по крайней мере, очень важное - что все это гораздо легче, расчет тут вернее, вырасту я "пышнее" и "сам". На куртаге "оступиться" - старье. Время - перелома, время брожения. Время, когда одно уходит, другое - приходит. Время не Фамусовых и Державиных, а Figaro-ci, Figaro-la" (Фигаро здесь, Фигаро там (фр.)). Моментально он "перестроил рояль", вложив в него совершенно новую "клавиатуру". "Топор - это хорошо. Именно топор. Отчего же? Он может быть лирой. Время аркадских пастушков прошло". Прошло время Пушкина, Державина, Жуковского. О Батюшкове, Веневитинове, Козлове, кн. Одоевском, Подолинском - он едва ли слыхал. Но и Пушкина, с которым со временем он начал "тягаться", как властитель дум целой эпохи, он едва ли читал когда-нибудь с каким-нибудь волнением и знал лишь настолько, чтобы написать параллель ему, вроде: Поэтом можешь ты не быть, Но гражданином быть обязан5. Но суть в том, что он был совершенно нов и совершенно "пришелец". Пришелец в "литературу" еще более, чем пришелец "в Петербург". Как ему были совершенно чужды "дворцы" князей и вельмож, он в них не входил и ничего там не знал, так он был чужд и почти не читал русской литературы; и не продолжил в ней никакой традиции. Все эти "Светланы", баллады, "Леноры", "Песнь во стане русских воинов"6 были чужды ему, вышедшему из разоренной, глубоко расстроенной и никогда не благоустроенной родительской семьи и бедной дворянской вотчины. Сзади ничего. Но и впереди - ничего. Кто он? Семьянин? Звено дворянского рода (мать - полька)? Обыватель? Чиновник или вообще служитель государства? Купец? Живописец? Промышленник? Некрасов-то? Ха-ха-ха... Да, "промышленник" на особый лад, "на все руки" и во "всех направлениях". Но все-таки слово "промышленник" в своей жесткой филологии - идет сюда. "Промышленник", у которого вместо топора - перо. Перо как топор (Белинский). Ну, он этим и будет "промышлять". Есть промышленность, с "патентами" от правительства и есть "промыслы", уже без патентов. И есть промыслы великороссийские, а есть промыслы еще и сибирские, на черно-бурую лисицу; на горностая, ну - и на заблудившегося человека. (прервал, вздумав переделать на фельетон. См. фельетон)7 16.I.1916 Я не хотел бы читателя, который меня "уважает". И который думал бы, что я талант (да я и не талант). Нет. Нет. Нет. Не этого, другого. Я хочу любви. Пусть он не соглашается ни с одной моей мыслью ("все равно"). Думает, что я постоянно ошибаюсь. Что я враль (даже). Но он для меня не существует вовсе, если он меня безумно не любит. Не думает только о Розанове. В каждом шаге своем. В каждый час свой. Не советуется мысленно со мной: "Я поступлю так, как поступил бы Розанов". "Я поступлю так, что Розанов, взглянув бы, сказал - да". Как это возможно? Я для этого и отрекся с самого же начала от "всякого образа мыслей", чтобы это было возможно! (т.е. я оставляю читателю всевозможные образы мыслей). Меня - нет. В сущности. Я только - веяние. К вечной нежности, ласке, снисходительности, прощению. К любви. Друг мой, ты разве не замечаешь, что я только тень около тебя и никакой "сущности" в Розанове нет? В этом сущность - Providentia (Провидения (лат.)). Так устроил Бог. Чтобы крылья мои двигались и давали воздух в ваших крыльях, а лица моего не видно. И вы все летите, друзья, ко всяким своим целям, и поистине я не отрицаю ни монархии, ни республики, ни семьи, ни монашества, - не отрицаю, но и не утверждаю. ибо вы никогда не должны быть связаны. Ученики мои - не связаны. Но чуть грубость - не я. Чуть свирепость, жесткость - тут нет меня. Розанов плачет, Розанов скорбит. "Где ж мои ученики?" И вот они собрались все: в которых только любовь. И это уже "мои". Потому-то я и говорю, что мне не нужно "ума", "гения", "Значительности"; а чтобы люди "завертывались в Розанова", как станут поутру, и играя, шумя, трудясь, в день 1/10 минутки всего вспомнили: "этого всего от нас хотел Розанов". И как я отрекся "от всего образа мыслей", чтобы ради всегда быть с людьми и ни о чем с ними никогда не спорить, ничем не возражать им, не огорчать их - так "те, которые мои" - пусть дадут мне одну любовь свою, но полную: т.е. мысленно всегда будут со мною и около меня. Вот и все. Как хорошо. Да? 16.I.1916 Вася Баудер (II - III кл. гимназии, Симбирск)8 приходил обыкновенно ко мне по воскресеньям часов в 11 утра. Он носил гимназическое пальто, сшитое из серого (темно-серого), толстого, необыкновенной красоты сукна, которое стояло "колом" или как туго накрахмаленное, - и это являло такую красоту, что, надевая его только на плечи, - как-то слегка приседал от удовольствия носить такое пальто. Он был из аристократического семейства и аристократ. Во-первых, - это пальто. Но и самое главное - у них были крашеные полы и отдельно гостиная, небольшая зала, отцов кабинет и спальня. Еще богаче их были только Руне - у них была аптека, и Лахтин. У мальчика Лахтина (Степа) была отдельная, холодная комната с белкой в колесе, а на Рождество приезжала красивая сестра и с нею подруга - Юлия Ивановна. С ними (барышнями) я не смел никогда разговаривать. И когда одна обратилась ко мне, я вспыхнул, заметался и нечего не сказал. Но мы мечтали о барышнях. Понятно. И когда Вася Баудер приходил ко мне по воскресениям, то садились спиной друг к другу (чтобы не рассеиваться) за отдельные маленькие столики и писали стихотворение: К НЕЙ Никогда и решительно никакой другой темы не было. "Е°" мы никакую не знали, потому что ни с одной барышнею не были знакомы. Он, полагаясь на свое великолепное пальто, еще позволял себе идти по тому тротуару, по которому гимназистки шли, высыпая из Мариинской гимназии (после уроков). У меня же пальто было мешком и отвратительное, из дешевенького вялого сукна, которое "мякло" на фигуре. К тому же я был рыжий и красный (цвет лица). Посему он имел вид господства надо мною, в смысле что "понимает" и "знает", "как" и "что". Даже - возможность. Я же жил чистой иллюзией. У меня был только друг Кропотов, подписывающийся под записками: Kropotini italo9, и эти "издали" Руне и Лахтин. Мы спорили. У меня было ухо, у него глаз. Он утверждал, насмешливо, что я пишу вовсе не стихи, потому что "без рифмы"; напротив - мне казалось, что скорее он, не я, пишет прозу, п.ч., хотя у него оканчивалось созвучиями: "коня", "меня", "друг", "вдруг", но самые строки были вовсе без звука, без этих темпов и периодичности, которые волновали мой слух, и впоследствии мы узнали, что это зовется стихосложением. Напр., у меня: Ароматом утро дышит Ветерок чуть-чуть колышет... Но если "дышит" и "колышет" не выходило, то я ставил смело и другое слово, твердя, что это все-таки "стих", п.ч. есть "гармония" (чередующиеся ударения). У него... У него были просто строчки, некрасивые, по мне - дурацкие, "совершенная проза" но зато "созвучие" последних слов, этих концов строк, что мне казалось - ничто. Это были и не теперешние белые стихи: это была просто буквальная проза, без звона, без мелодии, без певучести, и только почему-то с "рифмами", на которых он помешался. Так мы жили. Я сохранил его письма. Именно, едва перейдя в IV класс, я был взят братом Колею в Нижний10, должно быть, "быстро развился там" (Нижегородская гимназия была несравнима с Симбирской), "вознесся умом" и написал на "старую родину" (по учению) несколько высокомерных писем, на которые он отвечал мне так: [сюда поместить непременно, непременно, непременно!!! - письма Баудера. См. Румянцевский музей]

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

XML error: Attribute without value at line 29

Разделы: Начальная школа

Цель урока:

• познакомить с эмоционально-эстетическим содержанием стихотворения А. Пришельца "Снежинка";
• развивать умение находить характеристические свойства содержания произведения, понимать язык поэта, развивать воображение, эстетическую восприимчивость;
• воспитывать интерес к чтению, любознательность, душевные качества: нежность, обаяние, красоту.

Оборудование:

• Аудиозаписи: "Зима" – М.Крутицкий. "Зимний вечер" – П.Чайковский.
• "Танец снежинок" – А.Филипенко Иллюстрации о зиме (различные пейзажные изображения) композиции снежинок, мультимедиа – пейзажи зимних явлений.

Организационный момент

Релаксация.
- Я красивый, я хороший, я счастливый. Я буду всех любить! И все будут любить меня!

У. – Все улыбнулись и посмотрели вокруг? О чем сегодня будем беседовать, и с каким временем года будет связана наша тема урока?
Д. – Много иллюстраций о зимней природе и висят нежные снежинки, значит, будем говорить о зиме.
У. - Вы, дети правы. Сейчас прослушаем музыкальный отрывок из произведения М.Крутицкого "Зима". И вы мне скажите, что вы услышали в музыке, что представили?

Прослушивание отрывка.

Д. - Я представила волшебницу – Зиму, сугробы, падающий снег.
Д. - Мне кажется, что все кругом белое, как большое пушистое одеяло укрыло землю.
Д. - Падают снежинки, они летают, играют, им весело.
Д. - Все тихо, все укрыто снегом, звери спят им тепло, а на верху ветер и снег летает.

У. - Вы ребята правы, я тоже представила мягкое белое покрывало кругом, все блестит – сверкает, а снежинки танцуют свой вальс и тихо падают с неба и укладываются в большие сугробы и красуются, играя с солнечными лучиками.

У. - Посмотрите за окно, сколько, сколько снега в этом году, сколько снежинок к нам спустилось.
У. - А это хорошо?
Д. - Да.
У. - Вспомните урок естествознания, с какой поговоркой мы познакомились о пользе снега Много снега – много хлеба!

У. – Правильно дети. Зима нам приносит не только пользу, но и красоту! Посмотрите, какие иллюстрации о зимних пейзажах я вам приготовила. Они молча висят и показывают изображение зимней природы. Давайте их “оживим”. Я вам раздам отрывки из произведений поэтов, а вы их соотнесете в соответствии с художественным изображением.

Раздаю детям карточки с отрывками произведений. Они ищут подходящие изображения на иллюстрациях – к своим отрывкам и встают около них. (Использую пространство класса).

Карточки.

1. "Мелькает, вьется первый снег, звездами падая на брег" –

Пушкин "Опрятней медного паркета".

2. Метели снега и туманы
Покорны морозу всегда
Пойду за моря, океаны-
Построю дворцы изо льда.

Н.Некрасов "Мороз-воевода"

3. Валит снег и стелет шаль!

С.Есенин "Пороша"

4. Чародейкого – Зимою,
Околдован, лес стоит

Ф.Тютчев.

5. Белым снегом припорошено
Не осталось следу
Поднялась пыль да вьюга
Не видать и свету

И. Никитин "Песня"

6. На дворах и домах снег
лежит полотном
И от солнца блестит
Разноцветным огнем.

И.Никитин "Встреча зимы"

Остальные дети работают с учителем.

У. - Дети, пока ребята выполняют задание, скажите вы мне "Что характерно для зимнего периода нашей природной зоны" (показываю на глобус)

Д. - Морозы и метели, снегопады и вьюги, снежные заносы, бураны, поземка, ясная, морозная погода. Включаю мультимедиа. Даны “зимние” слова и картины к ним. Описываем явления природы.

У. - Это зимние слова – снежные, все они связаны с зимой со снегом.
У. - А сейчас давайте послушаем и оценим – как наши дети "оживили картины".

Если вы согласны с ответом, то показываем голубой кружок – это цвет зимы, а если не согласны – красный, и объясните, почему?

Дети зачитывают тексты со своих карточек, а другая группа детей оценивает их.

Кто помнит стихотворение Пришельца об осени, как оно называется?

Д. – Это “Последние листья”.
У. - Давайте вспомним его, побудем листочками. Согласны?

Физминутка. Обыгрывание стихотворения А.Пришельца "Последние листья". Учитель читает текст, а дети показывают руками и мимикой, что происходит вокруг.
стр.137.

Слова	Действия
Летят над полям	Руки в стороны
Последние листья	Машут
Последние листья	Кружатся, приседают
В лесу облетают
И солнце, едва	Руки вверх
Пробиваясь сквозь тучи	И падают вниз -
Роняет последний	Наклон негреющий лучик
На речке не слышно	Повороты
ни песни, ни слова	В стороны
Ушли рыболовы	Руки на плечи
С последним уловом	Ходят по классу
Но верят упрямо	Встают, руки в верх
и люди и птицы	Улыбаются,
Все снова родится!	Хлопают в ладоши
Все вновь повторится!	Садятся

У. - Чем характерны стихотворения А.Пришельца? Подумайте?
Д. - Он воспевает родную природу, любуются и всегда говорит, что все будет хорошо!

Да, Алексей Пришелец открывает удивительное в природе.

Знакомство с новым материалом

Сегодня мы познакомимся с его стихотворением "Снежинка" – Как вы думаете, о чем оно? Подумаем вместе, можно другое название дать или нет? Хорошо!

У. - Так о чем это стихотворение, как вы предполагаете?
Д. - О зиме, о снежинках, о красоте.
У. - В тексте встретятся такие слова – объясните, как вы их понимаете? Мультимедиа на экране контекст.

- Робкой, потревоженной пушинкой (тихой, незаметной, очень легкой).
- Сию минуту – (тут же, быстро)

Д. - Сейчас я прочитаю это стихотворение. Включаю музыку Чайковского "Зимний вечер " А ваша задача рассказать, какие картины возникли при чтении.

Включаю. Читаю (Живое слово 3 кл.(1-4) стр.196). .

Нарисуйте, опишите что представили.

Даю время на обдумывание.

Кто готов. Я снова включаю запись, а вы рассказывайте представленное.

Д. - Я представил город, вечер, я гляжу в небо, и падают снежинки. Я их ловлю.
Д. - Ловлю снежинки, а они тают. Мне их жалко.
У. - Дети, а кто покажет любование снежинкой. (чтение текста)
У. - А чего боится автор? (что погибнет снежинка).

Повторное чтение детьми.

У. - Сейчас будете читать самостоятельно, выразительно, продумайте, что хотел передать автор, какие качества душевные пробуждает в людях автор. Возьмите карандаш и подчеркните ту строчку контекста, которая наиболее затронула вас и почему?

Дети работают. Зачитывают строчки – выразительно, объясняют, какие качества в человеке воспитывают эти строчки.

(В ответах детей: любование, красота, движение падающих снежинок, растерянность, защита слабого, смелость, сожаление…).

Разбор куплетов стихотворения.

I. Чтение детьми 1 куплета.

"Ах, и до чего ж она красива! (чтение строчки несколькими детьми)

II. Чтение детьми 2 куплета.

Держать – растает, упадет – погибнет.

У. - Где возникла тревога? Почему?

Дети доказывают (Вот сейчас, сию минуту)

III. Чтение детьми 3 куплета.

У. - Где слова утверждения безопасности?

У меня, тебя никто не тронет!

(чтение несколькими детьми)

На ладони – долго ль до беды!
Крошечная капелька воды.

(Читают несколько детей)

Чтение – Ключевые слова. Итог.

Д. - Автор показывает сожаление.
У. - Жалко снежинку?
У. - Ребята, это природное явление, что снег в тепле тает, а вот над чем по- настоящему сожалеет поэт?
Д. - (О красоте, неповторимости снежинки).
У. - Автор очарован красотой и разочарован – гибелью ее.

Вот, что мы должны передать при чтении.

Работа над выразительностью.

Карандашом отмечаем паузы, повышение и понижение тона, выделение ключевых слов.

Работа с текстом.

Чтение стихотворения детьми

Д. - А какие звуки- аллитерации помогают нам читать тихо спокойно, неторопливо.
Д. - (ж – ш, щ, глухие согласные).
У. - Например: робкой потревож енной пуш инкой, снеж инка, ниж е, с пасти крош ечная, с лезинка.
Д. - Автор применил художественный прием сравнение, для того, чтобы мы лучше представили и поняли легкость снежинки.
У. - С чем сравнивает автор снежинку?
Д. - (с пушинкой) Прочитайте!
Д. - А еще автор говорит, что снежинка живая?
У. - Где это видно?
Д. - Несу твою слезинку.
Д. - Это слезинка – снежинка- то-растаяла.

Физминутка. Вы снежинки!

Аудиозапись (Танец снежинок А.Филиппенко)

Что услышите, что представите, то и изобразите. Можно летать, и кружится по всему классу.

(Музыка – задорная, веселая, быстрая и медленная).

Отдохнули? – Вернемся к нашему вопросу – Можно ли заменить название? Почему?

(Можно ли бы "жалость" назвать, но по всему тексту она не подходит, потому что автор показывает красоту, прелесть природного явления, а потом передает сожаление о том, что снежинка растаяла).

Д. - Мне нравится это название, оно нежное, точное.
Д. - Оно легкое, прозрачное.
Д. - Хоть она растаяла, но есть же другие снежинки.

У. - Посмотрите, сколько их в классе, а сколько на улице.

Давайте в тетрадях нарисуем снежинку, ту которую вы представляете.

Д. - Вот тогда она не растает!

Домашнее задание выучить наизусть стихотворение и показать свою снежинку, можете вырезать, нарисовать.

Запись музыки "Зимний вечер" Чайковского. Зарисовка снежинки (синим карандашом)

И Т О Г:

Чем понравился урок?
Что удивило?
Что вызвало радость? Что жалость?

А теперь покажите все свои снежинки, (кто успел нарисовать), они у нас не растают. Я вами очень довольна. Спасибо! Работали прекрасно. (Детям ставятся оценки отлично и хорошо, работали вместе над выразительным чтением и задача учителя увлечь работой всех учащихся по системе Л.В.Занкова – это получается всегда).

ПОСЛЕДНИЙ ЛИСТ

(из сборника "Горящий светильник" 1907 г.)

В небольшом квартале к западу от Вашингтон-сквера улицы перепутались и переломались в короткие полоски, именуемые проездами. Эти проезды образуют странные углы и кривые линии. Одна улица там даже пересекает самое себя раза два. Некоему художнику удалось открыть весьма ценное свойство этой улицы. Предположим, сборщик из магазина со счетом за краски, бумагу и холст повстречает там самого себя, идущего восвояси, не получив ни единого цента по счету!

И вот люди искусства набрели на своеобразный квартал Гринич-Виллидж в поисках окон, выходящих на север, кровель ХVIII столетия, голландских мансард и дешевой квартирной платы. Затем они перевезли туда с Шестой авеню несколько оловянных кружек и одну-две жаровни и основали "колонию".

Студия Сью и Джонси помещалась наверху трехэтажного кирпичного дома. Джонси - уменьшительное от Джоанны. Одна приехала из штата Мэйн, другая из Калифорнии. Они познакомились за табльдотом одного ресторанчика на Вольмой улице и нашли, что их взгляды на искусство, цикорный салат и модные рукава вполне совпадают. В результате и возникла общая студия.

Это было в мае. В ноябре неприветливый чужак, которого доктора именуют Пневмонией, незримо разгуливал по колонии, касаясь то одного, то другого своими ледяными пальцами. По Восточной стороне этот душегуб шагал смело, поражая десятки жертв, но здесь, в лабиринте узких, поросших мохом переулков, он плелся нога за нагу.

Господина Пневмонию никак нельзя было назвать галантным старым джентльменом. Миниатюрная девушка, малокровная от калифорнийских зефиров, едва ли могла считаться достойным противником для дюжего старого тупицы с красными кулачищами и одышкой. Однако он свалил ее с ног, и Джонси лежала неподвижно на крашеной железной кровати, глядя сквозь мелкий переплет голландского окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.

Однажды утром озабоченный доктор одним движением косматых седых бровей вызвал Сью в коридор.

У нее один шанс... ну, скажем, против десяти, - сказал он, стряхивая ртуть в термометре. - И то, если она сама захочет жить. Вся наша фармакопея теряет смысл, когда люди начинают действовать в интересах гробовщика. Ваша маленькая барышня решила, что ей уже не поправиться. О чем она думает?

Ей... ей хотелось написать красками Неаполитанский залив.

Красками? Чепуха! Нет ли у нее на душе чего-нибудь такого, о чем действительно стоило бы думать, например, мужчины?

Ну, тогда она просто ослабла, - решил доктор. - Я сделаю все, что буду в силах сделать как представитель науки. Но когда мой поциент начинает считать кареты в своей похоронной процессии, я скидываю пятьдесят процентов с целебной силы лекарств. Если вы сумеете добиться, чтобы она хоть раз спросила, какого фасона рукава будут носить этой зимой, я вам ручаюсь, что у нее будет один шанс из пяти, вместо одного из десяти.

После того как доктор ушел, Сью выбежала в мастерскую и плакала в японскую бумажную салфеточку до тех пор, пока та не размокла окончательно. Потом она храбро вошла в комнату Джонси с чертежной доской, насвистывая рэгтайм.

Джонси лежала, повернувшись лицом к окну, едва заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая, что Джонси уснула.

Она пристроила доску и начала рисунок тушью к журнальному рассказу. Для молодых художников путь в Искусство бывает вымощен иллюстрациями к журнальным рассказам, которыми молодые авторы мостят себе путь в Литературу.

Набрасывая для рассказа фигуру ковбоя из Айдахо в элегантных бриджах и с моноклем в глазу, Сью услышала тихий шепот, повторившийся несколько раз. Она торопливо подошла к кровати. Глаза Джонси были широко открыты. Она смотрела в окно и считала - считала в обратном порядке.

Двенадцать, - произнесла она, и немного погодя: - одиннадцать, - а потом: - "десять" и "девять", а потом: - "восемь" и "семь" - почти одновременно.

Сью посмотрела в окно. Что там было считать? Был виден только пустой, унылый двор и глухая стена кирпичного дома в двадцати шагах. Старый-старый плющ с узловатым, подгнившим у корней стволом заплел до половины кирпичную стену. Холодное дыхание осени сорвало листья с лозы, и оголенные скелеты ветвей цеплялись за осыпающиеся кирпичи.

Что там такое, милая? - спросила Сью.

Шесть, - едва слышно ответила Джонси. - Теперь они облетают гораздо быстрее. Три дня назад их было почти сто. Голова кружилась считать. А теперь это легко. Вот и еще один полетел. Теперь осталось только пять.

Чего пять, милая? Скажи своей Сьюди.

ЛистьевЮ На плюще. Когда упадет последний лист, я умру. Я это знаю уже три дня. Разве доктор не сказал тебе?

Первый раз слышу такую глупость! - с великолепным презрением отпарировала Сью. - Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому, что ты поправишься? А ты еще так любила этот плющ, гадкая девочка! Не будь глупышкой. Да ведь еще сегодня доктор говорил мне, что ты скоро выздоровеешь... позволь, как же это он сказал?.. что у тебя десять шансов против одного. А ведь это не меньше, чем у каждого из нас здесь в Нью-Йорке, когда едешь в трамвае или идешь мимо нового дома. Попробуй съесть немножко бульона и дай твоей Сьюди закончить рисунок, чтобы она могла сбыть его редактору и купить вина для своей больной девочки и свиных котлет для себя.

Вина тебе покупать больше не надо, - отвечала Джонси, пристально глядя в окно. - Вот и еще один полетел. Нет, бульона я не хочу. Значит, остается всего четыре. Я хочу видеть, как упадет последний лист. Тогда умру и я.

Джонси, милая, - сказала Сью, наклоняясь над ней, - обещаешь ты мне не открывать глаз и не глядеть в окно, пока я не кончу работать? Я должна сдать иллюстрацию завтра. Мне нужен свет, а то я спустила бы штору.

Разве ты не можешь рисовать в другой комнате? - холодно спросила Джонси.

Мне бы хотелось посидеть с тобой, - сказала Сью. - А кроме того, я не желаю, чтобы ты глядела на эти дурацкие листья.