Сказания народов Сибири

Томская земля представляет собой настоящую палитру различных культурных традиций, принадлежащих коренным народам. В век стремительно развивающегося прогресса особенно важно не забывать историю малых народов, фольклор и литературу. Мифы, легенды, предания, бытовые рассказы, сказки составляют память народа, поколениями передающуюся из уст в уста. В представленных книгах вы найдете не только народные сказания, но и литературные сказы известных писателей-сибиряков. Список рекомендован школьникам, студентам, педагогам и всем, интересующимся сибирским фольклором и литературой.

Антология фольклора народностей Сибири, Севера и Дальнего Востока / сост. Владимир Санги. - Красноярск: Красноярское книжное издательство, 1989. - 493, с. - (Под полярными созвездиями).

Настоящая книга является результатом многолетних усилий писателя-нивха, лауреата Государственной премии В. М. Санги, собравшего воедино лучшие образцы устного творчества всех двадцати шести народностей Сибири, Севера и Дальнего Востока. Составитель стремился отобрать и представить в книге произведения различных форм и жанров: предания, легенды, мифы, песни, благопожелания, рассказывающие о жизни, истории, традициях, мировоззрении и поэтики древних народностей.

Сибирская »

Гемуев, Измаил Нухович. Легенды и были таежного края / И. Н. Гемуев, А. М. Сагалаев, А. И. Соловьев. - Новосибирск: Наука, 1989. - 173, с. - (Страницы истории нашей Родины).

Эта книга - о темных веках Западной Сибири, мало известных даже историкам. Легендами окутаны времена князей и их дружин, крепостей на берегах сибирских рек, подвигов богатырей. Данные археологии и этнографии позволили авторам отделить вымысел от исторической действительности и представить картины жизни и быта средневековых предков сегодняшних хантов, манси и селькупов.

«Центральная», «Сибирская», «Северная», «Фламинго», «Эврика», «Дом семьи»

Легенды и мифы Севера / [сост., примеч. В. М. Санги; вступ. ст. А. В. Пошатаевой; ил. В. Петрова]. - Москва: Современник, 1985. - 399, с. - (Библиотека литератур народностей Севера и Дальнего Востока).

В сборник вошли мифы, легенды, сказки, предания народов Севера и Дальнего Востока, собранные учеными-фольклористами и писателями на побережье Ледовитого океана, в колымской тундре, на Новой Земле, в низовьях Оби и Енисея. Мифы, сказания чукчей, саами, ульчей, нанайцев и других малых народов отражают их поэтический взгляд на мир, мечты о счастливой доле. «Легенды и мифы Севера» - первое столь полное издание, представляющее широкому читателю богатое устное творчество малых народов нашей страны.

Северная », «Дом семьи »

Мифы, предания, сказки хантов и манси: пер. с хантыйского, мансийского, немецкого языков / [сост., авт. предисл. и примеч. Н. В. Лукина]. - Москва. : Наука, Главная редакция восточной литературы, 1990. - 567, с. - (Сказки и мифы народов Востока).

Классическое и одно из немногих на русском языке изданий по фольклору обских угров. Широкая публикация повествовательного фольклора близкородственных народов Северо-Западной Сибири - хантов и манси.

Книга доступна в библиотеках: «Центральная» , «Эврика »

Преданья старых трактов / сост. А. П. Казаркин. - Томск: Сибирика, 2011. - 395 с. - (Сказы народов Сибири).

В сборник вошли народные легенды и мифы Томского Приобья, литературные сказы писателей-сибиряков, старинные сказанья в записи и обработке и современные литературные сказы. Между разделами помещены документальные свидетельства.
Книга знакомит с легендами и сказаниями хантов и манси, селькупов, кетов, татар, чулымцев, русских старожилов. Краеведческий материал в сборнике объединен с художественным.

Книга доступна в библиотеках: «Центральная », «Сибирская », «Северная »

Пухначев, Василий. Сказки старого Тыма: (Томская область) / В. Пухначев; худож. И. Титков. - Томск: Томская областная литературная группа, 1953. - 67, с.

Велика и необъятна Сибирь. Здесь дружно живут и трудятся народы многих национальностей: русские и якуты, горноалтайцы и шорцы, эвенки и ханты. Это закалённые люди, привыкшие преодолевать любые трудности, хорошие охотники, следопыты и меткие стрелки. …Если вы из Новосибирска поедете вниз по реке Оби к Ледовитому океану, то через тысячу с лишним километров в Нарыме вам встретится приток Оби река Тым.
Тымские охотники называют себя лесными людьми. Это смелые, неутомимые люди. Они любят свой родной край, тайгу, голубые озёра и быстрые реки. Ханты, как и все советские люди, живут счастливой, большой жизнью, о которой в страшную пору царизма они могли только мечтать и складывать чудесные сказки. На охотничьих становищах в ненастную погоду и вечерами эти сказки можно слушать много часов подряд. Они полны глубокой народной мудрости, в них воспеваются подвиги смелых богатырей, дружба и честность, отвага и смелость, верность и любовь, осмеиваются лень и трусость. Сказки передаются из поколения в поколение и создаются вновь талантливыми народными сказителями.
…В долгие вечера, на охотничьих становищах у костров, под шум тайги и журчанье старого Тыма записаны эти сказки для вас, ребята.

Книга доступна в библиотеке «Фламинго »

Северная книга: краеведческий и литературно-публицистический сборник / [ред.-сост. Е. В. Осокин]. - Томск, 1993. - 298, с.

В сборник включены публицистика, документальные и художественные произведения, повествующие о проблемах малочисленных народов приобского Севера, а также фольклор - кетские, мансийские, ненецкие, селькупские, татарские, тофаларские, хантыйские, эвенкийские сказки.

Книга доступна в библиотеках: «Центральная », «Сибирская », «Истоки »

Сибирские сказки / [сост. А. Л. Коптелов; худож. С. Калачев]. - 4-е изд., доп. - Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1964. - 245, с.

В книгу вошли алтайские, тувинские, долганские, хакасские, шорские, хантыйские, ненецкие, бурятские, эвенкийские, тофаларские и якутские сказки.

Книга доступна в библиотеке «Сибирская »

Сказания земли Томской: хрестоматия / [сост.: П. Е. Бардина и др. ; отв. ред.: Н. В. Лукина]. - Томск: Издательство Томского государственного педагогического университета, 2004. - 186, с.

В хрестоматию вошли произведения устного народного творчества коренных народов Сибири и русских сибиряков, проживающих в Томской области. Представлены различные жанры: мифы, исторические предания, сказки, бывальщины, бытовые рассказы, народные шутки. Время записи текстов: XIX-XX века. Издание предназначено студентам ВУЗов, специализирующимся по этнологии и культурологии; учителям краеведения; детям среднего и старшего возраста, а также всем, кто интересуется устным творчеством народов Сибири.

Книга доступна в библиотеках: «Фрегат», «Академическая», «Истоки», «Центральная», «Сибирская», «Северная», «Фламинго», «Дом семьи»

Сказки народов Сибири / [сост.: Э. Падерина, А. Плитченко]. - Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1984. - 227, с.

В сборник вошли лучшие сказки Сибири: алтайские сказки, бурятские сказки, долганские сказки, мансийские сказки, ненецкие сказки, селькупские сказки, тофаларские сказки, тувинские сказки, хакасские сказки, хантыйские сказки, шорские сказки, эвенкийские сказки, якутские сказки о животных, волшебные сказки.

Книга доступна в библиотеках: «Академическая», «Центральная», «Сибирская», «Северная», «Фламинго», «Дом семьи»

Сказки нарымских селькупов: (книга для чтения на селькупском языке с переводами на русский язык) / [записи, пер., коммент. В. В. Быконя и др.]. - Томск: Издательство НТЛ, 1996. - 191 с.

Предлагаемая книга для чтения составлена в Лаборатории языков народов Сибири на базе двух диалектных групп селькупов Томской области - шёшкуп и чумылькуп. Предназначена для детей младшего школьного возраста. Рекомендуется в качестве учебного пособия по селькупскому языку и фольклору для школ, лицеев, колледжей, ВУЗов.

Книга доступна в библиотеке «Сибирская »

Три маралухи: сибирские сказки о животных / [сост. Э. Г. Падерина; сост., авт. вступ. ст. А. И. Плитченко]. - Москва: Современник, 1986. - 244, с.

Сборник составили лучшие образцы сказочного фольклора народов Сибири - эвенков, хантов, манси, кетов, нганасанов, алтайцев, бурятов, якутов, тофаларов, хакасов, тувинцев, ненцев. Сказки о животных воплотили знание и любовь коренных сибиряков к живой природе, народную мудрость и поэзию, направлены на воспитание и утверждение лучших качеств человеческой души - доброты, честности, щедрости.

Книга доступна в библиотеках: «Сибирская», «Северная», «Фламинго», «Дом семьи», «Эврика», «Академическая», «Центральная»

Эвенкийские сказки / [сост. Садко С. А. ; худож. Гороховский Э. С.]. - Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1971. - 131, с.

Эвенки - сибирский малочисленный коренной народ. В летние дни во время отдыха и в длинные зимние вечера эвенки любят вспомнить о прошлом, о своих героях-воинах, посмеяться над тупостью и жадностью своих бывших эксплуататоров - купцов и богачей. Они чаше всего рассказывают сказки о животных. Народная фантазия приписывала животным образ жизни людей и наделяла человеческими качествами и характерами. Благодаря этому сказки ярко отражают жизненную обстановку и мораль охотников тайги. Для детей младшего школьного возраста.

Охотовед Андрей Павлович Морозов в 1974 году после окончания техникума был назначен на должность охотоведа Камышинского района Красноярского края, что на границе с Эвенкийским автономным округом. Удивительно красивая природа, девственная тайга, со всех сторон обступающая полноводный Енисей, поразили молодого специалиста. Да и люди, жившие с момента своего рождения в небольших посёлках и деревеньках в тесном единении с природой, произвели хорошее впечатление. Среди жителей района было много потомственных охотников-профессионалов, которые тем не менее очень бережно относились к окружавшему их богатству. Потому с ними проблем у Морозова, призванного охранять ресурсы животного мира тайги, не возникало.

Неизведанная тайга

Угодья Морозова простирались более чем на полторы тысячи квадратных километров, и поэтому охотовед часто находился в разъездах.
Однажды поздней осенью 1974 года Андрей на лошади забрался за сто километров от райцентра, в место, где Подкаменная Тунгуска впадает в седой и величественный Енисей. Вечерело. Взглянув на часы, Морозов решил переночевать в сторожке, находившейся в пятнадцати километрах от места, где он находился. Он развернул лошадь, пересёк овраг и уже начал было углубляться по едва приметной тропке в таёжную чащу, как конь под ним вдруг заупрямился, остановился и начал пятиться назад. Морозов огляделся. Ничего, что могло бы его насторожить, Андрей не заметил, однако на всякий случай снял с плеча карабин. Места здесь были глухие, и встреча с медведем-шатуном, волком или рысью не являлась редкостью.

Это не медведь!

Тем временем лошадь под Морозовым проявляла все большее возбуждение. Неожиданно среди свисавших почти до земли еловых лап Андрей увидел какое-то движение. Морозов поднёс к глазам бинокль и вдруг в мощных окулярах увидел крупную тушу какого-то животного. Туша была столь велика, что превосходила по размерам даже самого . Морозов продолжал пристально всматриваться в маячившее за деревьями животное, как неожиданно понял, что видит совсем даже не медведя. Шерсть животного была не густой и длинной, как у медведя, а короткой и плотной, как у норки, и имела странный серебристый оттенок. Вскоре Андрей разглядел, что животное стоит на длинных мощных ногах, держась передними лапами, очень похожими на обезьяньи, за ствол кедра. Вот таинственное животное подпрыгнуло и стремительно полезло вверх по дереву, не издавая при этом совершенно никакого шума. На несколько секунд Морозов потерял из вида это существо. Вдруг он ощутил, как со спины его обдало волной холодного воздуха. Лошадь под Морозовым взвилась так, что он едва удержался в седле, и развернулась в противоположную сторону. И тут Андрей увидел таинственное животное, что называется, во всей красе. Существо стояло на краю оврага и пристально смотрело на охотоведа. Вид его был настолько необычен, что Морозов на какое-то время застыл от изумления. Мало того, что внешне существо походило на человека, только исполинских размеров (высота - 3-3,5 метра, объём груди 1,5-2 метра). Оно также имело длинный хвост, который нервно вздрагивал, и странные шарообразные наросты на могучих плечах. Особенно поразила Андрея голова таинственного животного. Не больше футбольного мяча, она восседала на длинной тонкой шее. На лбу существа росли два коротких массивных рога. Широкий мясистый нос животного нависал над клыкастым ртом. Огромные, не имевшие зрачков глаза существа, не моргая, смотрели на охотоведа.
Вдруг существо присело, словно готовясь к прыжку. Андрей непроизвольно нажал на курок. Грянул выстрел. Лошадь под Морозовым дёрнулась, он пришпорил её и помчался к спасительной сторожке…
Всю ночь за наглухо закрытыми окнами охотничьего домика раздавались звуки чьих-то шагов, глубокие вздохи, треск. Случалось, что бревенчатые стены избушки вздрагивали, словно кто-то наваливался на них всем весом своего мощного тела. Лишь под утро, когда все стихло, Андрей смог забыться коротким беспокойным сном.
Солнце было уже высоко, когда Морозов вышел из домика, держа карабин наизготовку. Во дворе сторожки ничто не указывало на то, что ночью здесь хозяйничал незваный гость. Андрей подошёл к сараю, куда вечером он завёл лошадь, открыл дверь. Там его ждал неприятный сюрприз - лошадь была мертва. Морозов внимательно осмотрел несчастное животное и не обнаружил на нём каких-либо признаков внешнего физического воздействия. Она словно заснула глубоким безмятежным сном…

Ульмеш

Вскоре по возвращении в райцентр Андрей рассказал о своей таинственной встрече одному из старейших охотников эвенку Ивану Эркену. Внимательно выслушав молодого охотоведа, тот покачал головой и объяснил, что в тот вечер Андрей встретился с Ульмешем, демоном тайги. Со слов Ивана Эркена, Ульмеш древний хозяин тайги. Встреча с ним сулит охотникам либо беду, либо большую удачу. Случалось, что таёжный демон не раз спасал замерзавших охотников. Ульмеш требует к себе почтительного отношения и потому многие местные охотники, особенно эвенки, приносят ему в жертву домашних животных или часть добытой дичи. Сам Иван два-три раза в год относит на одно ему известное место в тайгу со своего подворья кур, уток и даже молочных поросят. Таким образом он благодарит Ульмеша за своё чудесное спасение. Лет двадцать назад Иван Эр-кен с рогатиной ходил на медведя. Однако случилосьтак, что рогатина сломалась, и огромный разъярённый зверь кинулся на незадачливого охотника. В тот самый момент и появился Ульмеш. От вида таёжного демона и Иван, и медведь оцепенели, а затем до смерти перепуганный косолапый бросился наутёк. Сразу после этого Ульмеш исчез. Та встреча с демоном тайги была единственной в жизни Эркена, однако благодарный охотник до сих пор помнит её во всех деталях.

Лунный охотник и кровавое зимовье

Ещё старый охотник поведал Андрею Морозову не менее загадочную легенду о кровавом зимовье. Будто бы в тайге один раз в три года в самую суровую пору появляется ниоткуда старая и ветхая изба. Горе тому из охотников, кто в неё войдёт и расположится на ночлег. Эта изба, словно кровожадный хищник, проглатывает незадачливых путников, ищущих крова, и, насытившись, вновь бесследно исчезает, унося в небытиё свои жертвы. В этом зимовье бесследно исчез прадед Эркена, а дед его, заметив пятна крови на ступенях крыльца неизвестной избы, в которой собирался остановиться на ночлег, вовремя ретировался, чем спас себе жизнь.
Следующим преданием, поразившим воображение охотоведа, было предание о призраке лунного охотника. В периоды полной Луны призрак, одетый в медвежий тулуп в любое время года, иногда появляется в самой чаще кедрового леса. Лица его никто и никогда не видел. Однако любой охотник знает, что в том месте, где встречается этот призрак, охотиться нельзя, ибо эта территория уже облюбована лунным охотником. Нарушившего это правило в тайге ждёт неминуемая смерть…

Неизвестный на дороге

Следуя совету Эркена, Андрей Морозов через неделю принёс в то место, где встретился ему таёжный демон, убитого зайца. А уже на следующий день, когда охотовед во дворе собственного дома стал выкапывать погреб, то внезапно наткнулся на старый кованый железом сундучок. Когда же Андрей открыл его, то увидел, что сундучок до краёв наполнен золотыми и серебряными монетами старинной чеканки, а также россыпями изумрудов и речного жемчуга. Старый охотник-эвенк, узнав об этом, сказал, что это хозяин тайги Ульмеш таким образом выразил молодому охотоведу своё благоволение за совершенное подношение…
За двадцать лет работы в должности охотоведа Андрей Павлович Морозов повидал всякое, однако всего один лишь раз нашёл подтверждение услышанным в юности легендам. Когда в конце восьмидесятых годов он проезжал поздним вечером мимо Чёрного болота, что в тридцати километрах от Камышинска, то увидел в ярком лунном свете бредущую по лесной дороге человеческую фигуру. Несмотря на летнюю жару, незнакомец был одет в тёплый меховой тулуп с капюшоном. За его спиной висело допотопное ружьё, какое Морозов видел только в исторических кинофильмах да в краеведческом музее. Поравнявшись с неизвестным мужчиной, Морозов из открытого окна кабины «уазика» взглянул ему в лицо, и в следующее мгновение неприятный холодок страха пробежал по его спине. Вместо лица под капюшоном чернела пустота.
Автомобиль Морозова проехал ещё метров пятьдесят. Андрей Павлович вновь обернулся. На этот раз на пыльной дороге уже никого не было.

Русская история: мифы и факты [От рождения славян до покорения Сибири] Резников Кирилл Юрьевич

8.6. Мифология покорения Сибири

Мифы сибирских народов о Ермаке. Ермак - главная фигура сибирской мифологии и один из главных героев мифологии русской. Легенды и песни о Ермаке начали складываться сразу после его гибели. Первые легенды появились не у русских сибиряков, а у татар. Две из них есть в «Истории Сибирской» Ремезова. Первая из них - история о битве белого и чёрного зверя на острове при слиянии Тобола и Иртыша, предвещавшей победу русских над татарами. Вторая - сказание о чудесах, случившихся после гибели Ермака.

Утонул Ермак 5 августа, а 13 августа он всплыл, и принесло его к месту на Иртыше, где татарин Якыш ловил рыбу. Увидел Якыш две человеческие ноги, накинул веревку и вытащил тело на берег. Когда же увидел, что покойник в панцирях, то понял, что он не из простых, и побежал в юрты народ созывать. По двум панцирям все поняли, что это Ермак. Когда же Кайдаул-мурза стал снимать с него панцири, то потекла кровь изо рта и из носа, как у живого человека. Положил Кайдаул его нагого на лабаз, и послал послов по окрестным городкам, пусть приходят увидеть нетленного Ермака, и отдал тело, проклиная, в отмщении рода своего. И каждый, кто приходил, пускал стрелу в тело, и каждый раз начинала течь кровь. Птицы же летали вокруг, не смея прикоснуться к нему. И лежало тело 6 недель, до 1 ноября, пока не пришли Кучум с мурзами и остякскими князьями и вонзили в него стрелы и вновь потекла кровь. Тогда многим и самому царю Сейдяку он стал являться в видениях - «да погребут».

Тогда многие сошли с ума и именем Ермака по сей день божатся и клянутся. И настолько он был чуден и страшен, что, когда говорят о нем, без слез не обходится. И нарекли его богом, и погребли по татарскому закону на Баишевском кладбище под кудрявой сосной. А панцири поделили: один, в дар Белогорскому идолу, взял князь Алач; второй отдали Кайдаулу-мурзе. Кафтан взял Сейдяк-царь, а пояс с саблей дали Караче. И собрали на поминки 30 быков и 10 баранов и принесли жертвоприношения, поминая же говорили: «Если бы ты жив был, избрали бы своим царем, а то видим тебя умершим, забытого русского князя». И были Ермакове тело и одежды чудотворными: исцеляли больных, отгоняли недуги от рожениц и младенцев, на войне и на охоте приносили удачу. Видя это, абызы и мурзы запретили поминать его имя. Могила же его скрыта пребудет.

Ремезов сгустил краски, утверждая, что упоминание имени Ермака было запрещено абызами (духовными наставниками) и мурзами. Существует немало татарских преданий о Ермаке, что явно не укладывается в практику запретов. Кроме того, в остальных татарских легендах Ермак не обладает чудотворной силой. Но он всегда человек незаурядный. Надо сказать, что до недавнего времени у сибирских татар было уважительное отношение к Ермаку и никакого против него озлобления. Сейчас появились недоброжелатели, подзуживаемые националистами из Казани.

Предания о Ермаке были известны и калмыкам. Савва Ремезов рассказывает, что его отец, стрелецкий сотник Ульян Моисеевич Ремезов, ездил к калмыцкому тайше Аблаю передать один из панцирей Ермака, который тайша выпросил у русских. Аблай был чрезвычайно счастлив, получив панцирь, целовал его, хвалил царя, а потом поведал Ульяну, что Ермак похоронен под сосной на Баишевском кладбище. По просьбе Ульяна он написал на своем языке подробную повесть о Ермаке, как жил и как погиб, «согласно нашим историям», как был найден и творил чудеса. Тайша уверял, что земля с могилы Ермака обладает целебными свойствами и приносит удачу, а панцирь ему нужен как талисман, чтобы пойти войной на казахов. Говорил ещё, что над могилой Ермака в иные дни столб огненный стоит и татарам он кажется, а русским не кажется.

Помнят Ермака и манси (вогулы). Вогульские песни о Ермаке были записаны в конце XIX в. Несмотря на то что многие вогульские князцы воевали против Ермака, в песнях он положительный герой, добрый и красивый:

Поехал Ермак в далеку Сибирь,

Хороши у него воины.

Сам Ермак шибко хорош,

Носит кафтан хороший

И сам хорош, никого не ругает.

Ох, Ермак, ох, Ермак,

Не езди, Ермак, далеко -

Там карачун,

Там татары злые.

Ждали тебя, Ермак, долго,

Не приехал Ермак.

Ох, Ермак, ох, Ермак.

В другой песне о Ермаке поется как о защитнике вогулов от злых татар:

Ой-ой, ты широка река,

Ты спаси Ермака от врагов.

Пусть разгонит он татар,

Нам от них жизни нет.

Далеко-далеко не езди, Ермак.

Там татары, татары кругом.

Не сносить тебе головы.

Казачьи песни о Ермаке. Сибирский поход Ермака наиболее полно отражен в песенном рассказе «Ермак взял Сибирь» из сборника Кирши Данилова, составленного в XVIII в. с голоса «сибирских людей» по заказу уральского заводчика П. А. Демидова. Песня сложилась вскоре после гибели Ермака, но были наслоения, внесшие изменения в её содержание и лексику. Так, в песне Ермак кается в убийстве посла Карамышева, утопленного донцами в 1630 г. Появляются несвойственные XVII в. слова - «баталия», «матрозы», «фатеры». Вместе с тем в песне с поразительной точностью описан путь ермаковцев в Сибирь и такая воинская хитрость, как увеличение видимости силы чучелами:

Поделали людей соломенных

И нашили на них платье цветное

Было у Ермака дружины три ста чловек,

А стало уже сотеми болше,

Тысячи поплыли по Тоболь реку.

Песня начинается с круга в Астрахани, где казаки решают, куда идти после убийства «посла персицкова». Ермак перечисляет возможные места исхода (Волга, Яик, Казань, Москва) и предлагает идти в «Усолья ко Строгановым». У Строгановых казаки «взяли запасы хлебныя, много свинцу пороху и пошли вверх по Чюсовой реке». Следуют близкие к «Истории» Ремезова подробности пути с двумя зимовками. От «Тоболской горы» казаки разделились: «Ермак пошол усьем верхнием, Самбур Андреевич - усьем среднием, Анофрей Степанович - усьем нижнием». Описана «баталия великая» атаманов Ермака с «татарами котовскими». Меж тем Ермак со своею дружиною прошел «лукою Соуксанскую» и полонил Кучума «царя татарскова». Тогда татары «сокротилися»: «И пошли к нему Ермаку с подарачками». Ермак дань принял, а на место Кучума утвердил «Сабанака татарина». Всю зиму Ермак шил шубы и шапки соболиные, а потом с казаками отъезжал в «каменну Москву».

В Москве Ермак подкупил «болшого боярина» Никиту Романовича, чтобы тот доложил о нем царю грозному на праздник Христов день, когда государь пойдет с заутрени. «В та поры» доложил царю Никита Романович, что Ермак Тимофеев «с товарыщи», с повинностью пришли и стоят на Красной площади. Тотчас их к царю представили в «тех шубах соболиныех». Царь удивился и не стал больше спрашивать, а велел разослать «по фатерам, до тово часу, когда спросятца». Был праздник царю и пирование, что полонил Ермак Кучума - царя татарского и вся сила покорилась царю грозному, царю Ивану Васильевичу. По прошествии праздника приказал царь Ермака пред себя привести. Тотчас их царю представили. Стал расспрашивать царь, где гулял атаман, сколько душ погубил, как Кучума полонил. Ермак пред царем на колени пал и подал ему письменное известие. И сказал таковы слова:

Гой еси, волной царь,

царь Иван Васильевич, приношу тебе асударь повинность свою

Гуляли мы казаки по морю синему

И стояли на протоке на Ахтубе.

И в то время годилося мимо итти послу персицкому,

Коромышеву Семёну Костянтиновичу,

Со своими салдаты и матрозами.

И оне напали на нас своею волею

И хотели от нас поживитися.

Казаки наши были пьяныя, а салдаты упрямыя.

И тут персицкова посла устукали

Со теми ево салдаты и матрозами.

На то государь не прогневался, но и паче умилосердился. Приказал Ермака пожаловать и послал его в сторону сибирскую брать с татар дань в казну государеву. Прошел год-другой с того времени, взбунтовались татары «на болшой Енисее реке». А у Ермака все казаки были разосланы и было только казаков на двух лодках-коломенках. Стали биться они с татарами, и захотел Ермак помочь товарищам на другой коломенке. Ступив «на переходню обманчиваю», правою ногою поскользнулся он:

В других песнях поют о казачьем круге и решении идти к Строгановым, одна из них пересказана в «Строгановской летописи». Известны песни, где вспоминают атаманов Ермака - Ванюху Кольчушку (Ивана Кольцо) и есаула Асташку Лаврентьева, но описание «Сибирского взятия» есть только в песне «Ермак взял Сибирь». Сам Ермак является центральным героем в казацком фольклоре; с ним сопоставим лишь Степан Разин. В большинстве казачьих песен подвиги Ермака происходят не в Сибири, а в казачьих землях: Ермак помогает Ивану Грозному взять Казань, грабит корабли на Волге, под Азовом и на Каспии, сражается с турками. Ермак вводится в круг богатырей, называется племянником Ильи Муромца, сражается с Калином-царем и с «бабой Мамащиной». Особенно были популярны песни о взятии Ермаком Казани. В этих песнях Иван Грозный жалует казакам за службу «Тихий Дон». У Грозного и Ермака особые отношения, и Ермак далеко не проситель - он даритель. Не боится Ермак прямо при царе покарать злого боярина. В этой песне Ермак приходит к царю с повинной, а «думчий» боярин говорит, что Ермака мало казнить-вешать. Атаман раскручинился:

Богатырская его сила подымалася,

И богатырская его кровь разгоралася,

Вынимал Ермак из ножен саблю вострую:

Буйная голова от плеч могучих отвалилася

И по царским палатам покатилася.

Не случайно Ермак известен и как родной брат Степана Разина:

Атаманом быть Ермаку Тимофеевичу,

Есаулом быть его братцу родимому Степанушке.

Народная любовь к Ермаку оказалась долгоживущей. Особенно любили Ермака в Сибири. А.П. Суворин, знавший русскую Сибирь середины XIX в., писал: «В Сибири у всякого крестьянина, даже самого бедного, висит в избе портрет атамана-князя Ермака».

Сибирские землепроходцы: исторический фольклор и записи современников. О сибирских землепроходцах осталось удивительно мало песен и легенд. Совершенно незаслуженно их величию. Причина тому - крайне редкая заселенность севера Восточной Сибири, где самые выдающиеся подвиги и совершились. Малочисленное русское население не могло оставить там устойчивых сказаний. Но для нас останутся в памяти немудреные слова самих первопроходцев. Мало кого из русских не может тронуть «отписка» Семёна Дежнёва:

«И носило меня, Семейку, по морю после первого Покрова Богородицы всюду неволею и выбросило на берег в передней конец за Онандырь реку. А было нас на коче всех 25 человек, и пошли мы все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я, бедной Семейка, с товарищи до Онандыры реки ровно 10 недель, и пали на Онандырь реку вниз близско море, и рыбы добыть не могли, лесу нет. И с голоду мы, бедные, врознь разбрелись. И вверх по Анандыре пошло 12 человек. И ходили 20 ден, людей и... дорог иноземских, не видали».

Дежнёв рассказывает, что люди, посланные им на Колыму за помощью, обессилили от нечеловеческих трудностей, повернули назад, но дойти не смогли: «Не дойдя до стану, обночевались, по-чели в снегу ямы копать». От голода не могли идти дальше. Только Фомка Семёнов и Сидорко Емельянов до стану дошли и сказали, что людей спасать надо: «И я, Семейка, последнее свое постеленка и одеялишка и с ним, Фомкою, к ним на Камень послал. И тех до-стальных людей на том месте не нашли... Осталось нас от 25 человек всего 12 человек».

От тех времен остались «скаски» и «распросные речи» Михаила Стадухина, открывателя Чукотки, Василия Пояркова, Ерофея Хабарова, Владимира Атласова.

В Западной Сибири главными героями в сказаниях о первопроходцах являются Ермак и его товарищи. Из других сюжетов примечательна «Повесть о городах Таре и Тюмени», повествующая о набегах калмыков на Тару в 1634-1636 гг. В Восточной Сибири исторические песни и предания записаны в Прибайкалье и Забайкалье. У Кирши Данилова есть песня «Поход селенгинским казакам» о неудачном набеге казаков на монгольские улусы. Сохранились сказания о стрелецком и казачьем голове Петре Бекетове - основателе Якутска, Олекминска, Читы, Братска и Нерчинска, енисейском воеводе Афанасии Пашкове, ставшем первым воеводой Забайкалья, окольничем Фёдоре Головине, отбившем монгольское нашествие на Забайкалье в 1887 -1888 гг. Характерно, что дворяне Пашков и Бекетов в преданиях становятся казаками. Пашков, что в «молодости Афанасий, был простым казаком», а «казак Бекетов, человек с доброй душой», был на редкость удачливый охотник: «Раньше уж как-то в охотничьих семьях заведено было: родится первый сын, значит, обязательно Петром нарекут. Пусть, дескать, таким же фартовым будет, как тот казак Бекетов».

О Пашкове и Бекетове пишет сосланный Сибирь протопоп Аввакум в своем «Житии». Пашков там изображен как главный сибирский мучитель страдальца за веру, а Бекетов - как невольная жертва Аввакума. Жестокости Пашкова, возможно преувеличенные, правдоподобны - здесь коса нашла на камень. Сам Аввакум пишет: «Десеть лет он меня мучил или я ево - не знаю; Бог разберет в день века». Описание же смерти Бекетова в Енисейске 4 марта 1655 г. противоречит фактам. Есть челобитная Бекетова от апреля 1655 г. с сообщением, что в марте 1655 г. он вместе с Онуфрием Степановым защищал от маньчжур Кумарский острог на Амуре. Свидетельства, что Бекетов был ещё жив в 1660-1661 гг., сомнительны. Скорее всего, он погиб во время «богдойского погрома» в 1656 г., когда отряд Степанова был разгромлен маньчжурами.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.