Annotation

Для среднего школьного возраста.

Юрий Маркович Нагибин

Юрий Маркович Нагибин

Мой первый друг, мой друг бесценный

Мы жили в одном подъезде, но не знали друг друга. Далеко не все ребята нашего дома принадлежали к дворовой вольнице. Иные родители, уберегая своих чад от тлетворного влияния двора, отправляли их гулять в чинный сад при Лазаревском институте или в церковный садик, где старые лапчатые клены осеняли гробницу бояр Матвеевых.

Там, изнывая от скуки под надзором дряхлых богомольных нянек, дети украдкой постигали тайны, о которых двор вещал во весь голос. Боязливо и жадно разбирали они наскальные письмена на стенах боярской гробницы и пьедестале памятника статскому советнику и кавалеру Лазареву. Мой будущий друг не по своей вине делил участь этих жалких, тепличных детей.

Все ребята Армянского и прилегающих переулков учились в двух рядом расположенных школах, по другую сторону Покровки. Одна находилась в Старосадском, под боком у немецкой кирхи , другая - в Спасоглинищевском переулке. Мне не повезло. В год, когда я поступал, наплыв оказался столь велик, что эти школы не смогли принять всех желающих. С группой наших ребят я попал в очень далекую от дома 40-ю школу в Лобковском переулке, за Чистыми прудами.

Мы сразу поняли, что нам придется солоно. Здесь царили Чистопрудные, а мы считались чужаками, непрошеными пришельцами. Со временем все станут равны и едины под школьным стягом. Поначалу здоровый инстинкт самосохранения заставлял нас держаться тесной группой. Мы объединялись на переменках, гуртом ходили в школу и гуртом возвращались домой. Самым опасным был переход через бульвар, здесь мы держали воинский строй. Достигнув устья Телеграфного переулка, несколько расслаблялись, за Потаповским, чувствуя себя в полной безопасности, начинали дурачиться, орать песни, бороться, а с наступлением зимы завязывать лихие снежные баталии.

В Телеграфном я впервые приметил этого длинного, тонкого, бледно-веснушчатого мальчика с большими серо-голубыми глазами в пол-лица. Стоя в сторонке и наклонив голову к плечу, он с тихим, независтливым восхищением наблюдал наши молодецкие забавы. Он чуть вздрагивал, когда пущенный дружеской, но чуждой снисхождения рукой снежок залеплял чей-то рот или глазницу, скупо улыбался особо залихватским выходкам, слабый румянец скованного возбуждения окрашивал его щеки. И в какой-то момент я поймал себя на том, что слишком громко кричу, преувеличенно жестикулирую, симулирую неуместное, не по игре, бесстрашие. Я понял, что выставляюсь перед незнакомым мальчиком, и возненавидел его. Чего он трется возле нас? Какого черта ему надо? Уж не подослан ли он нашими врагами?.. Но когда я высказал ребятам свои подозрения, меня подняли на смех:

Белены объелся? Да он же из нашего дома!..

Оказалось, мальчик живет в одном подъезде со мной, этажом ниже, и учится в нашей школе, в параллельном классе. Удивительно, что мы никогда не встречались! Я сразу изменил свое отношение к сероглазому мальчику. Его мнимая настырность обернулась тонкой деликатностью: он имел право водить компанию с нами, но не хотел навязываться, терпеливо ожидая, когда его позовут. И я взял это на себя.

Во время очередной снежной битвы я стал швырять в него снежками. Первый снежок, угодивший ему в плечо, смутил и вроде бы огорчил мальчика, следующий вызвал нерешительную улыбку на его лице, и лишь после третьего поверил он в чудо своего причастия и, захватив в горсть снега, пустил в меня ответный снаряд. Когда схватка кончилась, я спросил его:

Ты под нами живешь?

Да, - сказал мальчик. - Наши окна выходят на Телеграфный.

Значит, ты под тетей Катей живешь? У вас одна комната?

Две. Вторая темная.

У нас тоже. Только светлая выходит на помойку. - После этих светских подробностей я решил представиться. - Меня зовут Юра, а тебя?

И мальчик сказал:

…Тому сорок три года… Сколько было потом знакомств, сколько звучало в моих ушах имен, ничто не сравнится с тем мгновением, когда в заснеженном московском переулке долговязый мальчик негромко назвал себя: Павлик.

Каким же запасом индивидуальности обладал этот мальчик, затем юноша - взрослым ему не довелось стать, - если сумел так прочно войти в душу другого человека, отнюдь не пленника прошлого при всей любви к своему детству. Слов нет, я из тех, кто охотно вызывает духов былого, но живу я не во мгле минувшего, а на жестком свету настоящего, и Павлик для меня не воспоминание, а соучастник моей жизни. Порой чувство его продолжающегося во мне существования настолько сильно, что я начинаю верить: если твое вещество вошло в вещество того, кто будет жить после тебя, значит, ты не умрешь весь. Пусть это и не бессмертие, но все-таки победа над смертью.

Я знаю, что еще не могу написать о Павлике по-настоящему. И неизвестно, смогу ли когда-нибудь написать. Мне очень многое непонятно, ну хотя бы что значит в символике бытия смерть двадцатилетних. И все же он должен быть в этой книге, без него, говоря словами Андрея Платонова, народ моего детства неполон.

Поначалу наше знакомство больше значило для Павлика, нежели для меня. Я уже был искушен в дружбе. Помимо рядовых и добрых друзей, у меня имелся закадычный друг, чернявый, густоволосый, подстриженный под девочку Митя Гребенников. Наша дружба началась в нежном возрасте, трех с половиной лет, и в описываемую пору насчитывала пятилетнюю давность.

Митя был жителем нашего дома, но с год назад его родители поменяли квартиру. Митя оказался по соседству, в большом шестиэтажном доме на углу Сверчкова и Потаповского, и ужасно заважничал. Дом был, правда, хоть куда, с роскошными парадными, тяжелыми дверями и просторным плавным лифтом. Митя, не уставая, хвастался своим домом: «Когда глядишь на Москву с шестого этажа…», «Не понимаю, как люди обходятся без лифта…». Я деликатно напомнил, что совсем недавно он жил в нашем доме и прекрасно обходился без лифта. Глядя на меня влажными, темными, как чернослив, глазами, Митя брезгливо сказал, что это время кажется ему страшным сном. За такое следовало набить морду. Но Митя не только внешне походил на девчонку - он был слабодушный, чувствительный, слезливый, способный к истерическим вспышкам ярости, - и на него рука не поднималась. И все-таки я ему всыпал. С истошным ревом он схватил фруктовый нож и попытался меня зарезать. Впрочем, по-женски отходчивый, он чуть ли не на другой день полез мириться. «Наша дружба больше нас самих, мы не имеем права терять ее» - вот какие фразы умел он загибать, и еще похлеще. Отец у него был адвокатом, и Митя унаследовал дар велеречия.

Наша драгоценная дружба едва не рухнула в первый же школьный день. Мы попали в одну школу, и наши матери позаботились усадить нас за одну парту. Когда выбирали классное самоуправление, Митя предложил меня в санитары. А я не назвал его имени, когда выдвигали кандидатуры на другие общественные посты.

Сам не знаю, почему я не сделал этого, то ли от растерянности, то ли мне показалось неудобным называть его, после того как он выкликнул мое имя. Митя не выказал ни малейшей обиды, но его благодушие рухнуло в ту минуту, когда большинством голосов я был выбран санитаром. В мои обязанности входило носить нарукавный красный крест и осматривать перед уроком руки и шеи учеников, отмечая грязнуль крестиками в тетрадке. Получивший три крестика должен был или вымыться, или привести в школу родителей. Казалось бы, ничего особенно заманчивого в этой должности не было, но у Мити помутился разум от зависти. Целый вечер после злополучных выборов он звонил ко мне домой по телефону и голосом, полным ядовитого сарказма и муки, требовал «товарища санитара». Я подходил. «Товарищ санитар?» - «Да!» - «А, черт бадянский!» - кричал он и швырял трубку. Лишь от большой злобы можно придумать какого-то «черта бадянского». Я так и не выяснил, что это: фамилия нечистого или какое-то загадочное и отвратительное качество?

К чему я так подробно рассказываю о своих отношениях с другим мальчиком? Митина вздорность, перепады настроения, чувствительные разговоры и всегдашняя готовность к ссоре, хотя бы ради сладости примирения, стали казаться мне непременной принадлежностью дружбы. Сблизившись с Павликом, я долго не понимал, что нашел иную, настоящую дружбу. Мне казалось, что я просто покровительствую робкому чужаку. Поначалу так оно, в известной мере, и было. Павлик недавно переехал в наш дом и ни с кем не свел приятельства, он был из тех несчастных ребятишек, которых выгуливали в Лазаревском и церковном садах.

Этой строгостью исчерпалась до дна родительская забота о Павлике. В последующие годы никогда я не видел, чтобы Павлику что-либо запрещалось или навязывалось. Он пользовался полной самостоятельностью. Родительской опеке он предоставил своего младшего брата, а себя воспитывал сам. Я вовсе не шучу: так оно было на самом деле. Павлика любили в семье, и он любил родителей, но отказывал им в праве распоряжаться собой, своими интересами, распорядком дня, знакомствами, привязанностями и перемещением в пространстве. И тут он был куда свободнее меня, опутанного домашними табу. Тем не менее первую скрипку в наших отношениях играл я. И не только потому, что был местным старожилом. Мое преимущество заключалось в том, что я не догадывался о нашей дружбе. По-прежнему я считал своим лучшим другом Митю Гребенникова. Даже удивительно, как ловко заставлял он меня играть в спектакле под названием «Святая дружба». Ему нравилось ходить со мной в обнимку по школьным коридорам и фотографироваться вместе на Чистых прудах. Я смутно подозревал, что Митя выгадывает на этом какие-то малости: в школе, что там ни говори, ему льстила дружба с «товарищем санитаром», а под прицелом Чистопрудного «пушкаря» он наслаждался превосходством своей тонкой девичьей красоты над моей скуластой, широконосой заурядностью. Пока фотограф колдовал под черной тряпкой, Чистопрудные кумушки наперебой восторгались Митиными глазами - «черносливом», прической с противным названием «бубикопф» и кокетливым черным бантом на груди. «Девочка, ну просто девочка!» - захлебывались они, и ему, дураку, это льстило!

Ко всему еще он оказался ябедой. Однажды классная руководительница велела мне остаться после занятий...

«Студия благополучия и успеха Наталии Правдиной» – новая серия книг, издающихся специально по просьбам многочисленной армии последователей и почитателей таланта Наталии Правдиной – создательницы уникальной системы позитивной трансформации сознания, самого известного в России специалиста древнекитайского учения фэн-шуй, автора бестселлеров, вышедших миллионными тиражами. Каждая книга нашей новой серии поможет вам освоить уникальный метод обретения успеха, благополучия и счастья – несомненно, главнейших жизненных целей всех людей.…

Былое и думы. (Автобиографическое сочинение) Александр Герцен

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением - автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию,…

И бегемоты сварились в своих бассейнах Джек Керуак

Как просто все начиналось! 1944 год. Закадычные приятели Уильям Берроуз и Джек Керуак были задержаны полицией за попытку помочь укрыться от закона своему другу, по пьянке совершившему убийство. Вскоре их, конечно, отпустили, - но воображение двух гениев контркультуры уже заработало… Результатом стал потрясающий роман, в котором реальные события пережили самые причудливые превращения, а нелепый эпизод принял масштабные черты манифеста «потерянного поколения», отказывающегося жить по лживым законам буржуазного общества и накручивающего свою…

ЧМО Виктор Левашов

ОТ АВТОРА. В основу сюжета этой пьесы положены события, которые в свое время стали шоком для заполярного Норильска. Пьеса была написана в 1988 году и тогда же поставлена на сцене Норильского драматического театра им. Маяковского. У меня было искушение перенести ее действие в наши дни, так как то, что случилось без малого двадцать лет назад, сегодня стало едва ли не повседневностью. Но я не стал этого делать. Пусть будет все, как было. Ибо то, что происходит сегодня, не сегодня началось. Нет, не сегодня.

Из моей копилки Константин Коничев

«В детстве у меня была копилка. Жестянка из-под гарного масла. Сверху я сделал прорезь и опускал в нее грошики и копейки, которые изредка перепадали мне от кого-либо из благодетелей. Иногда накапливалось копеек до тридцати, и тогда сестра моего опекуна, тетка Клавдя, производила подсчет и полностью забирала мое богатство. Накопленный «капитал» поступал впрок, но не на пряники и леденцы, – у меня появлялась новая, ситцевая с цветочками рубашонка. Без копилки было бы трудно сгоревать и ее. И вот под старость осенила мою седую голову добрая мысль:…

Звонок в пустую квартиру Илья Штемлер

«… В детстве у меня была мечта - обладать вертолетом. Такая игрушка: срываешь с винтового стержня пропеллер, и он взмывает к небу. Красота! Игрушка стоила три рубля. Я стянул трояк из маминого кошелька, но был пойман с поличным. Дело передали отцу. И мой добрый папа впервые попытался меня крепко проучить… Я бегал вокруг овального обеденного стола, роняя стулья, что высокими спинками чинили препятствия разгневанному папе. К тому же, во спасение шкуры, я орал о том, что я им не родной сын, что был бы я родным сыном, они не довели бы меня до крайности,…

Кто послал Блаватскую? Андрей Кураев

В 1994 г. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви предупредил, что последователи рёриховского учения поставили себя вне Православия. Конечно, в “обществе” поднялась буря негодования: “Нетерпимость!”, “Фанатизм!”, “Средневековье!”. Самые чуткие носы даже учуяли “костры инквизиции”. В 1997 г. вышел мой двухтомник “Сатанизм для интеллигенции. О Рёрихах и Православии”. В нем на тысяче страниц объяснялась несовместимость христианства с теософией и буддизмом. Затем последовало почти два года молчания. Рёриховские периодические издания…

Дом на набережной Юрий Трифонов

Ю. Трифонов был писателем, во многом сформировавшим духовный облик мыслящего поколения 70 – 80-х годов. Повесть «Дом на набережной» в представлении не нуждается. Это одно из самых известных в России и за ее пределами произведений писателя. «… Около часа ночи раздался телефонный звонок. Глебов почувствовал сквозь полусон, как его охватил гнев, сердцебиение усилилось, и он проворно, по-молодому соскочил с тахты и почти опрометью бросился к телефону, стоявшему на столе: успеть сорвать трубку прежде, чем схватит трубку нижнего телефона Маргошка,…

Суп гороховый и блинчики с вареньем Эмиль БРАГИНСКИЙ

«… Женино меню было всегда одинаковым – суп гороховый и блинчики с вареньем, чаще всего с вишневым. Еда всегда была баснословно вкусной. У знакомых мужчин Женя проходила под кодовым названием: «Суп с блинчиками». Было еще кое-что, на третье. Желающему остаться на ночь Женя, как в старинном анекдоте, не могла отказать только в двух случаях: когда ее очень об этом просили или когда видела, что человеку очень надо. Раздеваясь, Женя всегда повторяла одно и то же: – Эту идею – суп гороховый и блинчики – я перехватила в Швеции, когда была там в туристической…

Аномалия Вик Тори

«Мы идем, и я почти физически ощущаю, как движется время. Так много еще надо успеть, а я-то не вечная. Но уверена, что все успею. Раньше у меня была только моя жизнь, мое время - бесконечное и неприкаянное. А теперь жизнь хоть и очерчена границами, но она у меня не одна. Складываешь кусочки - и получается бессмертие. Бессмертие, нужное всем». Авторская аннотация: Светлое будущее наступило. Новое общество живет по новым законам, каждый гражданин защищен, сыт и обогрет. Обязательная процедура нановкрапления «LL-211» дает каждому шанс прожить долгую жизнь.…

Скаутский галстук Олег Верещагин

Если ЧЕСТНО, то я хотел написать фантастико-приключенческую книжку для подростков о Великой Отечественной Войне. В дни моего детства таких книг у нас хватало, сейчас весь мир популяризует свою историю для детей, а у нас это как-то заглохло, так почему бы нет? Возьму героя - современного мальчишку, скаута, самого обычного, с улицы, можно сказать (и я каюсь - у Борьки, да и у остальных юных героев, есть живой и вполне реальный прототип!), суну его в 42-й год, к партизанам, а под этим соусом преподнесу юным читателям и исторические сведения, и патриотическую…

На берегу моря Лорел Гамильтон

Эту историю я написала, после того, как прожила в Калифорнии несколько лет. Это было то время в моей жизни, когда я жила возле воды. Я четырежды чуть не утонула. И тогда я получила сертификат ныряльщика. Мне показалось, что это избавит меня от моих фобий. Когда у меня было неудачное погружение, к моей водобоязни добавилась клаустрофобия. Ну и ладно. Это очень эмоциональная история, открывшая во мне, как в авторе новые грани. Это очень печальная история. Идеи страха и тоски, наполняющей меня, как океан, отразились потом в книгах об Аните. Некоторые из…

Мой персональный клоун Андрей Егоров

«В детстве у меня был свой персональный клоун. Я нашел его на огороде. В цветастой одежде и смешных клоунских ботинках он лежал, раскинув ручки, и не шевелился. На белом лице выделялся красный нос картошкой. Рыжие лохмы и кустистые брови окончательно делали астронавта похожим на уморительного паяца. Его космический корабль развалился на две части. Одна, где помещалась кабина пилота, догорала под яблоней. Другая – технический и грузовой отсеки – уронила секцию забора и почти на метр ушла в землю...»

Как мы сужали брюки Ясен Антов

Неудобная поза, в которой я сидел, со стороны, по-видимому, казалась смешной. Халат моего научного руководителя оказался мне коротким, и белые ноги, выделяясь на пурпурном фоне канапе, являли собой картину, далекую от эстетичности. Я всегда поражался тому, как отдельные граждане живут в обстановке кричащих цветов и как им хватает нервов находиться в окружении огненно-красных, оранжевых или ярко-зеленых красок. Впрочем, это отдельный вопрос. Итак, я, весь сжавшись, сидел на канапе и нервно шевелил пальцами ног. На ногах у меня были вельветовые тапочки,…

Футбол на линии огня Арнольд Эпштейн

Я очень рискую показаться нескромным, но похоже, книжка, которую вы только что открыли - первая в своем роде на нашей одной шестой части суши. Спортивная журналистика не слишком-то чутко откликается на происходящие вокруг перемены. Если об экономических проблемах того же футбола мы говорим довольно много, то от политики стараемся быть как можно дальше. Отделываемся разве что статьями, похоже, по большей части "заказными", ратующими либо за проведение самостоятельных чемпионатов той или иной республики, либо за сохранение прежних устоев. Да…

Во мраке ночи Эшли Дьюал

Я никогда раньше не думала о своем будущем. Оно представлялось мне вполне обыкновенным, с родителями, любимой сестренкой, лучше подругой и замечательным парнем. Я принимала всё хорошее, как должное, и совершенно не задумывалась о последствиях… Сейчас этот момент настал… Судьба постучала ко мне в дверь и предъявила счет, за который я не в состоянии заплатить. И что же теперь? Перестань жить?! Смириться?! Ну, уж нет.… У меня были весьма важные планы на следующие выходные, и смерть в них, к сожалению не входит…

Московщина Юрий Вудка

…Родившись, я тут же заорал так, что сбежался весь роддом. Я не был больным ребенком, наоборот, скорее напоминал монгольского батыра. Сбежавшиеся в большинстве своем дивились моему уродству, невероятно узким и раскосым щелочкам глаз. Зато тело было крепким. В отличие от прочих младенцев, я почти не спал, а все время орал, оглушительно и беспричинно. Заканчивал свой крик каким-то особым завыванием. Долго потом, в мальчишескую пору, у меня был ненормально большой пуп, который я тогда накричал. Что было в этом крике – знак или предчувствие?

У меня в деревне был закадычный друг Андрюшка, я вообще был жадным донового, реалий и тонкостей деревенской жизни не знал и очень мне быловсё интересно, и как печь топят и как корову доят и масса другихинтересных вещей.Андрюшка покуривал, таскал у отца сигареты, они висели вроде открыто, вавоське на кухне, но были безусловным табу.Сигареты украдены, партизаны в количестве двух бойцов скрытнопереместились в телятник, он был не далеко и если Андрюшку звали, можнобыло услышать. Закурили, голова у меня закружилась, во рту гадость, нокурю вдруг понравится, сигареты отвратные "Памир", отец андрюшкин дядяПетя, деревенский пастух, фронтовик, называл эти сигареты "нищий вгорах".Время обеда и мы забыли про всё, а он что-то забыл, выгоняя телятпастись, и пошёл в телятник, замерли мы оба, нрав у него был крутой инам бы досталось... И я бросил сигарету в угол, там где мы курили всюдубыло полно соломы, и вторая сигарета полетела, стоим не дышим, онпокопался совсем рядом с нами, что взял и ушёл...Оглянулись, а уже горит, да так занялось всё разом, переглянулись иубежали в разные стороны...Телятник сгорел дотла, огромная чёрная проплешина, страшная какая-то,пугающая...Разбирательство, милиция приехала, председатель колхоза, и валят всё наотца Андрюшки, курил, бросил окурок, сгорело, разгильдяй, думать женадо...Стыдно ужасно, и как будто каждый кто тебя видит, так внимательнозаглядывает тебе в глаза и они спрашивают, так тихонько...Дима, это не ты телятник-то сжёг?У этой деревенской семьи мы брали молоко, и матушка Андрюшки увидев меняна следующий день, спросила бидон где? Дома... Сходи за ним и приходиназад...У их дома был большой амбар, сено там запасали на зиму, я вернулся,поставь бидон и крышку у него сними, и иди сюда поможешь мне и Адрюшкатут в амбаре, ты же его искал.Зашёл, и всё понял, Андрюшка белый стоит, молча и смотрит на меня...Дверку прикрыла засовом, и взяла верёвку, толстая верёвка такая, сено ейперетягивают когда на телеге везут...И отходила нас этой верёвкой, молча без истерики и криков, пустых слов ивизгов, мы не прятались и не закрывались, досталось нам крепко, понастоящему, синяки сошли через месяц, чёрная спина была.Бросила верёвку, села где стояла, голову обняла руками, и сталаговорить, вот тем самым тихим голосом, плакала и говорила, что дядю Петюпосадят в тюрьму, у меня 12 детей, как мы будем жить?И конечно не все были маленькие, но что что такое в деревне без мужика,я своим мозгом понимал очень хорошо, видел как и чем они живут, а ятеперь понимаю, что это была реальность, телятник на 120 голов, сгорелдотла.Она ушла, а мы молча просидели до вечера...Историю эту, как-то замяли, отец Андрюшки вернулся, все выдохнули...Бабушка моя плакала не переставая, пока он не вернулся...Я сидел дома и не выходил, мне надо было, надо было самому, мне надобыло увидеть дядю Петю, я не мог носить это в себе.Я знал, где вечером он пойдёт с работы один, мне не было страшно, но ярешил сесть так чтобы он меня увидел издалека, там дорога и дом, где мыжили, крайний в деревне.Я взял табуретку и сел у края дороги, стал ждать... Я его сразу увидел,и он меня, он медленно шёл, устал. Я встал и подошёл к нему, не могусмотреть ему в глаза, стою и молчу, и он молчит, лучше бы он ударил меняили заорал, рассказал что я плохой и место мне в тюрьме...Дядя Петя прости меня... Он просто руку мне положил на плечо... Ладно,Митяй...Пошли со мной, я скоро на пасеку пойду, ты на пасеке-то был? Уголёкготовить надо, струмент и одёжу опять же, думать-то надо завсегда, чо икак делать будешь, а то пчёл обидишь, а они накусают.Я запомнил на всю жизнь, думать надо всегда, что и как делаешь, недумая, что делаешь, бьёшь наотмашь всех кто рядом с тобой, за любую твоюглупость и трусость, кто-то обязательно заплатит, и только потому, чтоты не взял за труд подумать, чем всё может кончится.
{ 12 / }

(1)У меня был закадычный приятель Вася. (2)Зимой, отбыв положенное в классах, остальное время мы катались на коньках или сидели за книжками, но не за учебниками, а за страшными, запрещёнными: читали вслух Достоевского, Толстого, Шекспира, Байрона. (3)А поздней весной и летом мы мало читали книги печатные, а больше увлекались книгой природы. (4)Была у нас широкая и многоводная река и густой лес под самым городом – открытая книга природы, всякому доступная, чьи глаза хотят видеть, уши слышать, а душа радоваться. (5)Всё, что нам не договаривали и не умели объяснить, мы читали на страницах этой книги.

(6)И на её пышных и роскошных зелёно-голубых страницах мы учились постигать и любить огромный мир природы и своих собратьев по бытию –зверей, птиц, рыб, насекомых…

(7)У меня была лодочка на два места, совсем маленькая, плоскодонка.

(8)На ней мы уезжали либо на тот берег реки, либо на остров невдалеке от города и говорили. (9)Говорили о тайнах мироздания и о возможности объяснить их при помощи науки, только не гимназической. (10)Говорили о

борьбе в мире добра со злом; по нему выходило, что победит добро, а по- моему, все шансы были на стороне зла. (11)Говорили также о государственном устройстве, а именно о низвержении гимназического начальства и завоевании права свободно пользоваться книгами городской библиотеки.

(12)Но больше всего мы пили солнечный свет и дышали смолистым воздухом. (13)Когда плыли на лодочке, смотрели в глубину реки, которая у нас хоть и темна, а не мутна, как на Волге. (14)И там, в глубине, было множество скрытых тайн, жизнь совсем особенная. (15)А над нами было небо, тоже – перевёрнутая бездна, тоже полная жутких тайн; в ангелов мы не верили, а в людях на разных планетах мы не сомневались. (16)Но и помимо этого уж одни звёзды – ведь это чудо из чудес! (17)По берегам же цвела липа, сладкий запах которой кружил голову. (18)И впереди была вся жизнь – тоже голова кружилась.

(19)Однажды Вася зашёл ко мне утром, мы условились пойти в лес.

(20)По лицу я его видел, что нечто произошло: весь он был таинственный и важный. (21)Перед тем как выйти, Вася не вытерпел и сказал: – (22)Хочешь знать, о чём я думаю? (23)И даже решил. – (24)Ну, говори. (25)Он стал ко мне вполоборота и произнёс: – (26)Знаешь ли ты, в чём цель жизни? – (27)Нe знаю. (28)Ну? – (29)В самой жизни. – (30)Как же это? – (31)А так, в ней самой! (32)Особой цели нет, а вся цель в том, чтобы жить. (33)И отсюда выводы. (34)Он это не вычитал, а открыл. (35)И я, подумавши, понял, что открытие это – великое. (36)Он мне и ещё растолковал: –

(37)Это значит, что снаружи цели не ищи, она внутри. (38)Формула такая:

«Цель жизни - самый процесс жизни».

(По М.А.Осоргину*)

*Михаи́л Андре́евич Осорги́н (1878 – 1942) – русский писатель, журналист,эссеист

Показать текст целиком

В предложенном для анализа тексте поднимается проблема постижения смысла жизни.

Чтобы привлечь внимание читателей к этой проблеме, автор описывает диалог рассказчика и его «закадычного приятеля» Васи. Так, Вася неожиданно для своего друга и возможно для самого себя приходит к выводу о смысле человеческого бытия. Для Васи «формула» жизни очень проста, но в то же время содержит в себе глубокий смысл. «Цель жизни – самый процесс жизни»,- заявляет мальчик своему приятелю.

Позиция автора данного текста довольно ясна. Так, Михаил Андреевич Осоргин убежден в том, что человек должен просто жить полной жизнью и стараться получать удовольствие от самого процесса жизни. В этом, по мнению писателя, и заключается истинный смысл жизни.

И с позицией М.А. Осоргина трудно не согласиться. Действительно, зачастую человек уделяет повышенное внимание постижению тайны своего бытия. Постоянно пытается найти ответ на вопрос о том, зачем он пришел в этот мир, при этом забывая, что, возможно, ответ лежит на поверхности. На мой взгляд, Осоргин в своем тексте высказывает очень мудрую мысль, и человеку просто стоит жить полной жизнью и стараться находить суть именно в самом течении жизни.

Многих писателей отечественной и мировой литературы волновала проблема смысла человеческой жизни, и они освещали этот животрепещущий для них вопрос в своих произведениях. Например, в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир» Андрей Болконский

Критерии

• 1 из 1 К1 Формулировка проблем исходного текста
• 3 из 3 К2